Зорге. Под знаком сакуры - Валерий Дмитриевич Поволяев

себя, — все боли, кошмары, наваждения, худые сны, сердечную боль.

— Доброе утро, Зорге-сан, — поклонилась хозяину служанка. Зорге уже несколько раз говорил ей, что его можно просто звать Рихардом, без всяких прибавок к имени, но слово «Рихард» ей никак не давалось, она все время смешно корежила его.

Из небольшой кухоньки доносился вкусный запах: служанка решила сегодня угостить его по-европейски — яичницей с помидорами. Это блюдо Рихард любил. К яичнице — свежие хрустящие булочки, приобретенные во французской лавке, и большую чашку черного кофе с шоколадной пенкой.

— М-м-ух, какой запах! — восхищенно пробормотал Зорге, забираясь за занавеску, где стояла бочка с водой, в которую был добавлен настой пихты. Погрузившись в воду по плечи, он ощутил на коже острое покалывание, будто по его спине прошлись свежесорванной лапой. — Хар-рашо! — вздохнул Зорге.

Небольшим пушистым полотенцем вытер руки, потянулся к сигаре, лежавшей на высоком одноногом столике, отсек ножничками конец и с наслаждением раскурил ее. Он делал то, что запрещал ему доктор — курил, пил, много работал, если выпадало хотя бы немного свободного времени, обязательно приглашал к себе Исии или Эту.

— Хорошо, — проговорил он облегченно, окутался душистым сизым облаком, закрыл глаза: в пихтовой воде надо было немного отмякнуть, а уж потом обработать себя большой морской губкой, которая драит тело лучше всякой мочалки — первоклассная была штукенция.

Интересно, что день грядущий ему готовил, какие новости? Была бы его воля, он сидел бы сейчас в окопе с пулеметом где-нибудь под Минском, либо вел дуэль из снайперской винтовки со своими соотечественниками в лесу недалеко от Киева или забрался бы на место стрелка-радиста в бомбардировщике, вышедшем на боевое задание, но воли его на то не было.

Надо было находиться здесь, в Токио, и вести свою войну тут, в Японии. Итак, вступит Япония в войну или нет? Этот вопрос, оказавшийся чудовищно тонким, завис на весах — все могли решить два-три голоса в правительстве. Конечно, в других странах, где также есть монархические режимы, все решает господин император, — стоит ему приподнять сердито одну бровь, как ни у кого уже не возникает вопроса, зачем он это сделал, — но в Японии монархия особая… Многое зависит и от того, какими рычагами воспользуются немцы… Нет, не может ответить на этот вопрос никто, весы раскачиваются то в одну сторону, то в другую.

Беспокоило еще и то, что он давно не получал писем от Кати — как она там? Паники в Москве, конечно, быть не могло, не тот город, но из своих источников Зорге знал, что немцы собираются бомбить Белокаменную… Знал и то, что из города эвакуируются заводы, часть уже выехала, вполне возможно, что и Катин «Точизмеритель» в это время, погрузившись на платформы, пылит куда-нибудь в Сибирь, а вместе с заводом пылит и Катя…

Все это могло быть. Вот только знать бы это точно. Зорге затянулся сигарой, услышал, как внутри у него что-то заскрипело, захлюпало, словно бы в легкие набился табачный дым и никак не хотел оттуда выбираться, да еще вместе с дымом внутрь попал песок.

Хотелось бы сейчас очутиться рядом с Катей, обнять ее, успокоить, зарыться носом в ее волосы, сказать что-нибудь ласковое, но и этого не дано. Зорге вздохнул, ножничками срезал с сигары огонь и взялся за жесткую морскую губку.

На почтамте Зорге отправил короткую телеграмму Исии, текст состоял всего из трех слов: «Я очень соскучился». Выйдя из почтамта, Зорге заметил неподалеку трех сотрудников «кемпетай», внимательно смотревших на него. Он усмехнулся и с независимым видом достал из кармана алюминиевый футляр с сигарой, которую он не докурил утром, когда сидел в бочке, вытряхнул из футляра и сунул сигару в губы.

Не спеша раскурил, глянул на агентов «кемпетай». Уличный шум неожиданно разрезали на несколько ломтей резкие медные удары. Колокол. По улице, разгоняя автомобили, будто некую мелочь, пронеслось большая пожарная машина с длинной складной лестницей, притороченной к цистерне, за лестницу крепко держались дюжие черноглазые ребята. Все чаще и чаще стали появляться на улицах пожарные авто.

Зорге проводил машину глазами, почувствовал, что из-за зданий тянет кисловатым дымом — где-то совсем недалеко горел дом.

Пожар в условиях Токио — штука опасная, одним махом может слизнуть с земли несколько улиц: дома здесь деревянные, сухие, горят, как спичечные коробки. Спасти их может только воля Божья.

Окутавшись душистым дымом — а дым сигары не спутаешь ни с чем, других таких запахов нет, — Зорге опустился на скамейку, вытянул ноги. Агенты «кемпетай» расположились неподалеку, равнодушно поглядывали на пространство, на Зорге старались не смотреть, взгляды их скользили мимо. На тревожные удары колокола, болтавшегося на пожарной машине, они внимания не обратили, их интересовало другое: Зорге.

«Эх, очутиться бы сейчас в Москве, — с неожиданной тоской подумал Рихард, — пройтись по ней… Только какая она сейчас стала, Москва?» Геринг готовит массированные авиационные налеты на нее, намечено уничтожение нескольких десятков очень важных объектов; когда Рихард узнал об этом, то немедленно отбил в Центр шифровку.

Интересно было бы увидеть Ленинградский проспект, по которому когда-то пошли первые московские троллейбусы. Зорге пару раз бывал там, в разное время — любопытно было, догонит ли московский троллейбус берлинский? Выглядел московский троллейбус лучше берлинского и много лучше, чем троллейбусы других городов мира: сиденья в московских машинах были обиты мягкой кожей — настоящим хромом, а не какой-то свиной клеенкой, в простенках между окнами находились зеркала, наверху, над сиденьями — сетчатые полки для свертков и портфелей… Пассажиры как на подбор — улыбающиеся. Многие москвичи специально приходили покататься на троллейбусе — любопытно было.

Что еще интересно: первые московские троллейбусы были очень «музыкальны» — пели и скрипели на все лады: каркасы машин были собраны, оказывается, из дубовых и ясеневых пород дерева.

Зорге улыбнулся расслабленно: это было так давно… И было ли вообще? Было, было!

Чуть позже в Москве появились двухэтажные троллейбусы — по английскому типу. Это в туманном Альбионе любят двухэтажные колесницы — громоздкие чудовища с широкими окнами. Ходили двухэтажные троллейбусы неровно, даже вперевалочку как-то — кренились то на одну сторону, то на другую, создавая впечатление, что они вот-вот лягут набок, либо вообще опрокинутся вверх колесами — «башмаки» сушить…

Под мосты такие троллейбусы пролезали с трудом, на самой малой скорости.

Говорят, Сталин, увидев двухэтажную машину, сурово насупил брови — троллейбус не понравился ему, — спросил недовольно:

— А эти электрические рогоносцы Москве зачэм? Иностранцев смешить?

На следующий день двухэтажные троллейбусы по Москве уже не бегали.

Эх, Москва, Москва… Как далеко ты находишься от Токио. Зорге отогнул рукав пиджака, посмотрел