Новый Мир ( № 5 2009) - Новый Мир Новый Мир

Борис Дубин. “Осознания кризиса в стране нет”. Стокгольмский синдром по-русски: кризис пробуждает в обществе логику заложников. Беседовала Юлия Бурмистрова. — “Частный корреспондент”, 2009, 3 февраля <http://www.chaskor.ru>.

“В целом же в 2000-х годах интеллектуальное сообщество занималось самоустроением. Кто есть кто, разделение площадок. Поэтому стали работать новые премии, тусовочные мероприятия, стали обозначаться центры силы, центры притяжения, складываться некая структура и какой-то порядок, узнаваемость в поведении. Большинству стало понятно, что если хотят этого, то надо идти туда-то и т. д. Но такой порядок, хочу подчеркнуть, во многом стал складываться именно ценой утраты чувствительности к тому, что происходит за границей интеллектуального слоя. Интеллектуалы как будто бы добились некоей автономии, но потеряли социальный вес. Именно из-за потери чувствительности нынешняя российская словесность и культура (культура творческая, а не эпигонская и не конвейерная продукция) занимают довольно скромное место в сравнении с тем, какое место занимали в свое время, скажем, поэзия Маяковского или Пастернака, кино Эйзенштейна или Медведкина, театр Мейерхольда или Курбаса”.

“Издательства сами будут отказываться от резких книг, продюсеры — от резких сценариев, режиссеры — от резких спектаклей. Работает заложническая логика — не ставить никого под удар. Один из основных видов коллективизма по-российски: каждое действие продиктовано мыслью „А не будет ли нам от этого хуже?””

Олег Ермаков. Шер-Дарваз, дом часовщика. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2009, № 2 <http://magazines.russ.ru/neva>.

“После школы Глинникову не удалось поступить в железнодорожное училище из-за зрения. Зато в армию его взяли. Здесь было какое-то судьбоносное совпадение.

В числе прочих он оказался в учебном лагере вблизи той самой страны, куда не ступала нога железнодорожника. Более того: именно для службы в этой стране и готовили новобранцев...” Из новой книги смоленского прозаика — “Арифметика войны” . Маленькую повесть и несколько рассказов из этой книги см. также в следующем номере “Нового мира”.

См. также: Олег Ермаков, “Блокнот в черной обложке” — “Октябрь”, 2009, № 1 <http://magazines.russ.ru/october>.

Наталья Иванова. Полтора процента. — “ OpenSpace ”, 2009, 27 февраля <http://www.openspace.ru>.

“Какие книги вы должны прочесть, прежде чем умрете? Ответом на этот вопрос задается ну очень большая — 959 страниц — книга, изданная в Лондоне. На ярком титульном листе симпатичный скелетик, скаля зубы, читает очередной фолиант, подперев родным всем читателям, характерным жестом свой набитый чужими историями череп. Книга состоит из трех разделов — до XIX века (самый краткий), XIX век, ХХ век (самый длинный) и даже век XXI: рецензии на новые книги Петера Эстерхази, Филипа Рота, Марио Варгаса Льосы, Мишеля Уэльбека, Орхана Памука… При этом — в ХХI век попали две (!) книги албанского писателя Исмаила Кадаре — обе, между прочим, первым изданием вышедшие в Тиране. Продолжаю: Амос Оз (Израиль), Ирэн Немировски (Франция), Томас Пинчон, Джонатан Литтелл, Дон Делилло… Что я искала? Своих. Кого-нибудь из современных русских писателей. И напрасно: в XXI веке таких не нашлось”.

Юлия Идлис, Саша Денисова. Поэт, рапопорт и гамаюн. — “Русский репортер”, 2009, № 7, 26 февраля <http://www.rusrep.ru>.

“<...> Полозкова-поэт любима читателями, но профессиональное литературное сообщество не торопится ее признавать. Так что доставшаяся ей премия „Неформат” в номинации „Поэзия” вполне заслуженна: vero4ka — самый настоящий неформат, только не для массовой аудитории, а для узкой группы экспертов.

— Маститыми литераторами Сеть воспринимается как пространство глобального флуда, — объясняет Вера. — Официальная иерархия в литературе — очень шовинистический институт. Премия — свидетельство того, что я была легитимизирована...”

Александр Кабаков. “Когда всем очень страшно, есть шанс, что беда пройдет стороной”. Беседовала Галина Юзефович. — “Частный корреспондент”, 2009, 23 февраля <http://www.chaskor.ru>.

“Писать прозу очень утомительно и неприятно — это занятие выедает из человека куски души. И каждый раз, закончив одну вещь, испытываешь такое опустошение, что даже думать не хочется о том, чтобы пережить это чувство еще раз. Именно поэтому я, например, полтора года — 2007-й и половину 2008-го — прозы как таковой не писал. <...> Писать прозу — это примерно как расковыривать болячку. А сочинять пьесы или киносценарии (да простят меня драматурги и сценаристы) — это все же по технологии больше похоже на разгадывание кроссвордов”.

“Есть и хорошие новости: сегодня всем очень страшно, и это, безусловно, большой плюс. Помните, как в начале 90-х все боялись гражданской войны? Этот страх был просто-

таки разлит в воздухе. <...> И ведь ничего же, в общем и целом обошлось, полноценной гражданской войны все же не случилось. А вот в 1917 году никто ничего не боялся, было много героев, готовых убивать и умирать за идею. Чем это закончилось — понятно. Сегодня нам всем очень, очень страшно. И это дает шанс на то, что беда может пройти стороной и ничего ужасного с нами не приключится”.

Николай Калягин. Чтения о русской поэзии. (Чтение седьмое.) — “Москва”, 2008, № 12.

Лекция о Катенине. Среди прочего: “Круг чтения у русскоязычных авторов сплошь и рядом шире, чем у коренных русских писателей, культурные предпочтения — тоньше. Для примера вспомним книгу С. Волкова „Диалоги с Иосифом Бродским”. Личность Бродского не кажется нам приятной. Адское самомнение нашего последнего нобелевского лауреата, его молодежная лексика („просекать фишку”, „чувак” и т. п.), сохраненная в условиях эмиграции до седых волос, его изысканное и неистощимое сквернословие делают книгу Волкова неудобочитаемой. В русском культурном сообществе про эту книгу вообще никогда не вспоминают, признают ее как бы несуществующей. Авторитетное современное исследование М. М. Дунаева „Православие и русская литература” (в котором „русской литературе конца XX столетия” отведено без малого 300 страниц) не говорит о ней ни слова. Но в этой несуществующей книге Бродский о Катенине вспоминает! Понятно, что Бродский находит у Катенина свое — какой-то „треугольник любовный”, про который якобы „ничего более пронзительного <…> ни у кого нет”. Важно то, что Бродский Катениным задет: он с волнением говорит о нем, называет его „совершенно замечательной личностью”. Бродский к Катенину внимателен , а все остальное, скажем прямо, не в его власти. С тем же похвальным волнением, с тем же подъемом душевным Бродский говорит о Крылове, о Баратынском, о позднем Заболоцком… Очень неплохой круг русских поэтов, скажу я вам, держал в поле своего зрения покойный Иосиф Александрович! А что волнует наших культурпатриотов? Письмо одиннадцати авторов „Молодой гвардии”, напечатанное в 1969 году журналом „Огонек”? Рассказ Астафьева „Людочка”? Немытые „пассионарии” Льва Николаевича Гумилева? Где-то в этом секторе, почтенном, но и чрезвычайно все-таки узком, располагаются основные интенции людей, выбравших своей специальностью защиту русской культуры. Профессор Дунаев, скажем, не включил в свое шеститомное исследование не только Бродского с Волковым — Катенина и Крылова, Баратынского и Заболоцкого он тоже не приметил, их он тоже в свое исследование не включил”.

Продолжение следует. Начало — “Москва”, 2000, № 1, 2, 3, 4, 5, 6, 8, 9, 10; 2002, № 9, 10; 2005, № 11; 2008, № 3.

Игорь Караулов. Социогуманитарное. — “АПН”, 26 февраля <http://www.apn.ru>.

“Наемная политическая пропаганда времен постмодерна — это когда человек „пишет не то, что думает”, — не в том смысле, что думает как-то иначе, а в том смысле, что не думает вообще никак. Мозг ощущает потребность в мыслительной работе, но она без остатка удовлетворяется исполнением пожеланий заказчика — грамотным, зачастую мастерским. Думать же что-то самому — лень, неинтересно, неважно. Иногда, может быть, страшно”.

Наталья Ключарева. О стихах. — “Органон”, 2009, 14 февраля <http://organon.cih.ru>.

“Прозу я воспринимаю как ясность и достоинство. Стихи — совсем другое состояние. В них есть что-то, делающее человека жалким, невластным в самом себе, нелепым. Как будто тебя, беспомощного, вверх тормашками швыряет шторм. Со стороны это могло бы выглядеть смешным, если бы жуть происходящего не перекрывала все остальные чувства”.