Том 16. Фредди Виджен - Пэлем Вудхауз

ЛИТЕРАТУРА И ХУДОЖЕСТВА

1. ПИСЬМО ИЗДАТЕЛЮ

Успех приходит к нам исподволь, и писатель вздрагивает, оглянувшись и осознав, на какие высоты взобрался. Теперь издатели так и хватают мои сочинения. Читатели давно говорят приятные слова, но мне в голову не приходило, что я недалеко от высот, пока я не повстречался в клубе с Многодетной Матерью, которая ткнула пальцем в мое письмо о дружбе и современных девушках и сказала, что никто другой в Англии не мог бы так написать. Конечно, она перегнула, но я хотя бы понял, как далеко ушел от того далекого лета, когда веселым юнцом приехал в Лондон и начал свои попытки напечатать письмо-другое в ежедневной газете.

Думая о тяжких днях, когда мне казалось, что я не найду ни одного издателя, я испытываю и гордость, и смущение. Как завидовал я удачникам — Отцу семейства, Негодующему либералу и прочим! Они казались мне великанами. Помню мой восторг, когда меня подбодрил джентльмен из Брондсбери, подписывавший письма словами «Две трудящиеся девушки».

— Стойте насмерть! — сказал он, помахивая седой бородой, когда я показал ему мои отвергнутые опусы. — Прыть у вас есть, пафос — тоже. Нужно только упорство. Не забывайте, мой юный друг, что нет царского пути к успеху. Я ждал шесть лет, пока напечатали первое письмо, да и то его ужали до трех строчек.

И, допив свое пиво, он рассказал мне, что пишет. Насколько я помню, это было одно из тех прекрасных посланий, которые начинаются так:

«Издателю «Дейли Экспресс»

Глубокоуважаемый N!

Мало кто заметил любопытный факт, связанный с Альберт-холлом…»

Конечно, письмо вы читали. Оно включено в собрание сочинений. Многие ценители полагают, что это — его шедевр.

Мы, авторы газетных писем, народ гордый. И не зря. Никогда не забуду слова Возмущенного Домовладельца, блестяще выразившего наши взгляды: «Романы пишут те, кому не удалось попасть в газету».

Чтобы проверить, прав ли он, спросите тех, кто писал и романы, и письма. Спросите Голсуорси, что он чувствовал, когда печатали «Сагу о Форсайтах», и он зевнет. Упомяните вскользь, что вы читали его письмо в газете «Сассекский фермер» о том, что дорожку, ведущую к баптистской молельне, давно пора почистить, и он засияет. В конце концов, за роман много платят, а вот письмо — искусство для искусства.

Если бы я давал совет юнцу, пытающемуся преуспеть на этом труднейшем поприще, я бы сказал: «Пишите на одной стороне листа. Сгущайте свою мысль. Приготовьтесь к обидам. Наконец, не пытайтесь бегать, пока не научитесь ходить. Другими словами, начните, как мы все, с кукушки».

Почему-то издатели газет их очень любят. Каждый, кто про них напишет, попадет в колонку. Однако кукушничать, как мы это называем, не так-то легко, нужно точно рассчитать время. Если запоздаете, вас обскачут; для второго опуса об этих птицах рынка нет. С другой стороны, если выступить слишком рано, получится глупо. Иначе говоря, не стоит писать в январе: «Глубокоуважаемый N! С Новым годом. Быть может, Вас заинтересует, что новогодней ночью, в 19.45, я услышал кукушку…» Издатель просто засмеется, и не очень добрым смехом.

Однако продолжайте и, повторю, начинайте с кукушки. Будьте осторожны; проверьте, кукушка ли это. Уиндэм Льюис[108] поведал, что однажды написал в газету о снегире, но письмо отвергли, ибо оно задевало чьи-то интересы.

Дам еще один совет: следите за собой. Не разрешайте письмописанию перейти в порок. Вы скажете, что вам ничего не стоит его бросить, но так ли это? Удостоверьтесь в том, что вы не похожи на тигренка, который довольствуется бананами, пока не почует запах крови, а там — не съест первого индуса. Как ни печально, сам я очень испортился. Я был кротким и непритязательным, а теперь стал ментором и занудой. Увидев напечатанную ошибку, я хватаю перо, бумагу и, нередко — с большим ехидством, начинаю письмо: «Глубокоуважаемый N! Во вчерашнем номере появилось поразительное утверждение…».

Ну вот. Я себя выдал. Другими словами, несмотря на успех, я — не из великих. Далеко мне до вершин. Истинный автор газетных писем творит без причины и понужденья, словно жаворонок.

«Глубокоуважаемый N!

Хотел бы я знать, сколько Ваших читателей осведомлены о том, что из давленых слив и салатной заправки можно сделать прекрасный лосьон…»

Или

«Глубокоуважаемый N!

Моя мать, седьмая дочь седьмой дочери, вышла замуж за моего отца, который был седьмым сыном седьмого сына. Случилось это в 1877 году. Я седьмой их ребенок, родился седьмого июля (7.07) в семь часов утра. Объем груди у меня — 49 (7 х 7), и в моем доме живет семь сиамских кошек…»

Перед таким текстом остается преклонить голову и воскликнуть: «Здравствуй, дух веселый!».[109]

А вот и другое доказательство того, что я не из лучших (как, скажем, Удивленный подписчик или Стародум). Гоняясь за наживой, я написал это в виде статьи. Соответственно, мне заплатят. Подписчик выше таких соображений, равно как и Стародум, и Полковник-в-отставке. Приписав в начале заветные слова, они послали бы свой труд в газету.

2. ЛЮБЕЗНЫЙ ЧИТАТЕЛЬ

Мне искренне жаль Цицерона, Диогена Лаэртского или, скажем, Плиния Старшего, которые действовали раньше, чем появилась почта. Они не могли доподлинно знать, какой у них успех, ибо всякому известно, что измеряется он количеством читательских писем. Вот она, лакмусовая бумажка.

Конечно, у Плиния были школьные друзья, которые считали его молодцом или хотя бы называли, когда надеялись, что он заплатит за фалернское. Порой добродушный сенатор похлопывал Цицерона по плечу, приговаривая: «Недурно, недурно…» Но, говоря строго, несчастные трудились в темноте, что сбивает писателя с толку.

Писатели наших дней очень остро реагируют на эти письма. Нетрудно представить себе, как Голсуорси подходит в клубе к Киплингу и говорит с нарочитой небрежностью:

— Редьярд, вы не слышали часом о хорошем секретаре? А то я совсем измучился. У машинистки — судорога, а на письма отвечать надо. Так и валят, так и валят…

— Вы меня знаете, Джон, — отвечает Киплинг. — Если бы я мог, я бы вас выручил. Но со мной — буквально то же самое. Оба секретаря упали утром в обморок, теперь в больнице. Лавина какая-то!

— Скажите, — нервно спрашивает Голсуорси, — сколько писем вы получили на прошлой неделе?

— А вы? — парирует Киплинг.

— Я первый спросил, — обижается Голсуорси, и они расходятся.

Тем временем, в уголке, Хью Уолпол[110] резко отходит от Г. Дж. Уэллса.

Если подвергнуть тесту меня, я окажусь где-то в середине — и не чемпион, и не полный неудачник. Словом, ни то ни се. Книги мои находят отклик у особой публики — у больных, у заключенных и у собакокрадов. Насчет Обуази я не так уверен.

Из Обуази (или «от»? Вообще, что это?) недавно пришло письмо, подписанное: «Англия, П.Г. Вудхаузу», что, согласитесь, лестно.

Письмо — такое.

«Уважаемый мистер Вудхауз!

Один приятель дал мне Ваши координаты, уверяя, что Вы — лучший торговец в Лондоне. Прошу выслать мне каталог. Я готов вести с Вами дело, пока жив. Высылайте как можно скорее!

Искренне Ваш…»

Прямо не знаю, как быть. На первый взгляд автор письма хорошо клюкнул. Но может случиться, что это — ошибка или недоразумение. Если издатели наводнят Обуази моими книгами, раскупят их, или там решили, что я торгую чем-то другим? Легко спутать на расстоянии. Вспомним историю о торговце досками, который кинулся было Бог знает куда, заслышав, что на его товар есть спрос в Пернамбуку, но выяснил, к счастью, что там нужны не доски, а соски.

Я думаю, лучше, махнув рукой на Обуази, держаться больных и заключенных, не говоря уж о собакокрадах. Тому, кто не обезумел от сребролюбия, этой публики вполне достаточно.

Популярность у больных меня немного смущает. Конечно, я люблю, чтобы мои книжки читало как можно больше народа — но, по природной доброте, не радуюсь мысли о том, что для этого нужно тяжело захворать. Вроде бы дело обстоит именно так.

Понять я это могу. Когда вы здоровы, вам сам черт не брат. «Мне и так хорошо, — говорите вы. — Зачем мне читать Вудхауза?». И не читаете.

Что ж, прекрасно. Однако придет день скорби — температура подскочит, горло заболит, перед глазами поплывут пятна. Тогда, так или иначе, перед вами окажется моя книжка, а через неделю вы напишете:

«Глубокоуважаемый N!

Поскольку я с детства был здоров и крепок, я никогда Вас не читал. Но недавно, напившись сырой воды, я покрылся красными пятнами. Приятель дал мне Вашу последнюю книгу, и я с удовольствием ее прочел. Пожалуйста, пришлите мне свою фотографию и остальные книги с автографами.

Заранее благодарный

».

Понимаете, перед какой он меня ставит дилеммой? С одной стороны, я рад, что страдальцу полегчало. С другой — я чувствую, что до следующего недуга он моих книг читать не будет. Если хотите увидеть растерянного человека, посмотрите на меня, когда газеты сообщают о новой эпидемии.