Голубой бриллиант - Иван Шевцов

– Какая наглость, а? – заговорила Люба, когда Макс ушел. – Требовать такие деньги, за что? И еще угрожают. Ты, надеюсь, сообщишь о его визите в милицию? Так оставлять нельзя, пусть примут меры.

– В милицию я, конечно, сообщу. Но не это главное. Милиция милицией, это ерунда.

– А что не ерунда, что главное? – возбуждаясь, допрашивала Люба.

– Главное, дорогая, ускорить наш отъезд. Бежать надо – вот что главное.

Макс Полозов и в самом деле выполнял обязанности доверенного лица в рэкетирской группе, состоящей из трех человек; он не был первой скрипкой, и не ему принадлежало последнее слово. Выйдя из дома Любы, он завел своего «жигуленка», доехал до первого телефона-автомата и позвонил Наташе. На его счастье она оказалась дома: только что пришла с работы. Он сказал ей что сейчас освободился, заедет за ней через двадцать минут и они поедут к нему домой. Сжигаемая любопытством, Наташа с радостью согласилась. Макс еще не успел подъехать, а она, высокая, костистая (весь наряд ее состоял из коротенького белого в черную полоску платьица), нетерпеливо ждала в сторонке от подъезда, не обращая внимания на любопытно-иронические взгляды прохожих. Внешний вид ее, впрочем, как и жеманные манеры и гулкий смех, отличались заметной вульгарностью. Завидя еще издали приближающуюся машину Макса, она суетливо бросилась ей навстречу. Большой рот ее весело улыбался, обнажая мелкие, ровные, белые зубы. Вид у нее был забавный. Она пристроилась в машине рядом с Максом, с какой-то душевной легкостью чмокнула его в волосатую щеку и предупредила:

– Ночевать я у тебя не останусь. Поехали.

Отсутствие в ней неподдельного, естественного темперамента, ее неспособность к глубокой страсти коробили и обескураживали Макса, но деловой интерес и привычка вынуждали его поддерживать с ней интимные отношения. В пути он спросил ее:

– Выкладывай, что у тебя за сенсация?

И она со своими домыслами и комментариями несколько сбивчиво поведала о том, что удалось ей услышать из разговора Евгения и Любы.

– Твое имя называли, – таинственным тоном сообщила Наташа. – А Евгений: «Ни копейки, мол, не получат. Надо немедленно уезжать». И все что-то про милицию говорили. И нотариуса на завтра вызвали.

Макс слушал ее внимательно, но вопросов не задавал, мысленно он анализировал, соображал. «Значит, решили бежать, – размышлял он. – И очень скоро, раньше, чем через месяц». В нем закипала злоба. О том, что Евгений сделал заявление в милицию, Макс уже знал: служба информации у них работала исправно. Об этом свидетельствовало и сообщение из Кипра, поразившее Соколова. Он искренне поблагодарил Наташу за ценную информацию.

– Ты молодец, девочка. И мы с тобой им отомстим. Я не потерплю, чтоб эти буржуи, эти свиньи унижали и обижали тебя.

Чем они ее унизили и обидели. Макс не знал. Просто Наташа не раз с презрением и злобой говорила ему о Любе и Евгении: «Как я их ненавижу!»

Любу Наташа ненавидела, как свою соперницу, которая отбила у нее Евгения. («И что он в ней нашел?») А нашел он в Любе то, чего не хватало Наташе, – огненный темперамент и пылкую страсть, острый ум и цепкий характер. Да и внешностью Люба превосходила Наташу, которую при всяком удобном случае старалась унизить. Мстительная, самолюбивая Наташа не прощала обиды, копившиеся в ее сумасбродной душе. Евгения она возненавидела за измену, за то, как просто и легко он сменил постель. С детской доверчивостью и блаженством она внимала его нежным словам о любви и горько страдала, узнав о фальши возвышенных, сладостных слов. И поклялась отомстить. Каким образом, она еще не знала, как вдруг познакомилась с Максом, который был готов разделить ее горе, во всяком случае резко осудил поступок Евгения и его любовницы. И сейчас, лежа в постели после немудреного ужина с водкой и вином (Наташа пила только вино, Макс отдавал предпочтение водке), они разговаривали не о любви, а о ненависти, придумывая страшную месть.

– Я б их задушила своими руками, – сквозь зубы выдавливала Наташа, сжимая крепкие кулаки.

– Или расстреляла б, – подзуживал Макс. – Вот так, в упор, пиф-паф.

– А что, могла бы, – соглашалась изрядно захмелевшая Наташа, все же не веря своим словам.

– А подложить в кабинет шефу, например, под диван небольшую, но вот такую штучку размером с кусок туалетного мыла могла бы? – подначивал Макс. Для себя он уже решил, что ни двадцать пять тысяч долларов, ни тысячи рублей, как и Любиной квартиры, ему и его подельщикам не видать. Осталось единственное средство проучить упрямца – страшная месть.

– И что эта штучка? Взорвется? – заинтересованно полюбопытствовала Наташа.

– А это будет зависеть от тебя. Эта штучка с дистанционным управлением: нажмешь кнопку, когда в кабинете они будут оба, и произойдет взрыв.

– А я где должна находиться? Ну, с этой кнопочкой?

– В другой комнате. Или даже на улице.

Наташа всерьез задумалась. Мысль ее работала напряженно, вытесняя хмель. Она начала трезветь. Спросила:

– А что будет с ними? После взрыва? Их только напугает или, может, ранит?

– Это уж как повезет, – уклончиво, с наигранной легкостью ответил Макс.

– И погибнуть могут? – В голосе ее звучала тревога, Максу это не понравилось. Он с раздражением ответил:

– Я ж тебе сказал: как повезет. Тут, как на войне, где стреляют, взрывают… там и ранят и убивают. А кому повезет – отделываются легким испугом. А тебя что смущает? Ты чего испугалась, народная мстительница?

– Я – чтоб не убивать, а только напугать. Или легко ранить.

– Ты, девочка, ненадежный партнер, – подосадовал Макс. – С тобой трудно иметь серьезное дело. Ты годна только для постели. – Он спустил свои волосатые толстые ноги на пол и закурил. Наташа лежала, по пояс прикрытая давно нестираной простыней, крепкими руками гладила его широкую твердую спину и приговаривала:

– Ну не сердись, Максик. Я на убийство не способна.

– А кто сказал, что обязательно – убийство? Как повезет. И какая ты убийца? Тебе только кнопку надо нажать.

– Но сначала надо эту штучку подложить. Нет, я не смогу, – решительно сказала она.

– Не сможешь, ну и не надо. И закроем тему. Пусть уезжают на свой Кипр и там наслаждаются любовью.

– Не сердись, милый, – капризным тоном проговорила она. – Ну, иди ко мне. – Длинная рука ее потянулась к его животу и ниже. Макс смилостивился, уступил. Ткнув недокуренную сигарету в пепельницу, обнаженный, волосатый, он лег на спину и вытянулся поверх простыни. Он не хотел ссориться с Наташей, зная, что она ему пригодится в осуществлении его недоброго замысла.

2

В пятницу вечером Евгений позвонил Тане и сказал, что он хотел бы забрать свои вещи.

– Можешь завтра приезжать: я их собрала, – спокойно ответила она, хотя вещи Евгения еще не были собраны, она только думала собирать их и хотела позвонить ему и сказать, чтоб приезжал за своим барахлом. И теперь ей было досадно, что не она, а он позвонил первым, опередив ее. Вещей было много: полдюжины костюмов, пять демисезонных и зимних пальто, плащи, обувь, рубашки, шляпы, белье. Словом, на целую машину. Книги, конечно, он не возьмет, как впрочем, и посуду: не станет же мелочиться. Начнет новую жизнь – наживет. Сердце заныло от таких мыслей, но она взяла себя в руки и стала складывать в чемоданы и сумки обувь, белье, рубашки и прочую мелочь. Пальто и костюмы пусть тащит с вешалками. Делала она все это со степенным спокойствием, как делают привычное дело, без всяких эмоций, которые она, кстати сказать, подавляла усилием воли.

Евгений приехал в субботу утром – как всегда, вместе с телохранителем. Выглядел он неважно: на лице и во всем облике уже не было прежнего самодовольства, печальные, затуманенные глаза выражали смирение и покорность неизбежному удару судьбы. В руках появилась дрожь, чего раньше не наблюдалось даже в минуты нервной вспышки. Пока телохранитель выносил вещи, сваленные в гостиной, Евгений пригласил Таню в спальню и заговорил тихим дрожащим голосом:

– Обстоятельства сложились так, что я вынужден безотлагательно покинуть страну. Надежды на Ярового не оправдались. – Заметив на лице Тани ироническую усмешку, он запнулся и неожиданно спросил: – Вы что, встречались?

– Да, он приходил свататься, – с саркастической улыбкой ответила Таня, но Евгений сделал вид, что его это уже не интересует, и продолжал:

– Да, так распорядилась судьба. Ты была права, когда говорила, что счастье не в деньгах. Нам не повезло. Всё кончилось крахом.

Говоря это, он смотрел на Таню в упор жадным вопросительным взглядом, на ее высокий лоб и густые блестящие солнечные волосы, в большие глаза, когда-то излучающие сияние любви. Теперь они были потухшими, холодными, безучастными. Он всматривался в тонкие черты еще недавно цветущего с нежной ослепительной кожей лица, – теперь аскетически бледного, потускневшего, усталого. Сердце его разрывалось от вдруг молнией сверкнувших воспоминаний, он ждал от нее каких-то спасительных, ну хотя бы утешительных слов. А она каменно молчала. «А что, если ей предложить: поедем на Кипр к теплому синему морю, все начнем сначала, я устрою для тебя рай, земной, вечный, желанный? Нет, она никуда из России не уедет, ни на что ее не променяет. А к тому же Люба… она должна родить сына. Итак, всё кончено, мосты сожжены». Голова шла кругом, разум помутился, что-то сжимало горло, мешало говорить. А надо кончать, быстрей заканчивать и навсегда оставлять этот блаженный уголок, где он испытал радость, счастье, любовь. И всё потерял. Он положил на широкую двухспальную кровать свой «кейс» (ох, эта кровать!), приоткрыл его и с усилием выдавил сухие слова: