Пламя страсти - Сьюзен Джонсон

Хэзард достал из кармана массивные золотые часы.

— Мы с вами несколько по-разному смотрим на то, кто кому причинил зло, — спокойно ответил он. — У вас осталось пять секунд.

— Вам не удастся запугать меня, грубый дикарь! — в холодных серых глазах Миллисент вспыхнули огоньки гнева.

— Три секунды.

— Вы не добьетесь от меня больше ни единого слова.

— Жаль. Две секунды.

— Янси убьет вас, когда вернется!

Хэзард быстро взглянул на нее: он получил весьма интересную информацию. Значит, Янси дома нет. Что ж, тем лучше.

— Одна секунда… Все, время вышло. Молитесь.

Хэзард убрал часы в карман и быстрым шагом направился к Миллисент. Она поняла, что бежать бесполезно, и только теперь осознала реальность угрозы.

— Венеция в Нью-Йорке! — крикнула Миллисент, когда Хэзард протянул к ней руки.

— Это большой город.

Его гибкие пальцы обхватили тонкую шею, их лица оказались настолько близко друг к другу, что Миллисент почувствовала жар, исходящий от его кожи.

— У мадам Рестел, — прошептала она; высокомерие в ее глазах сменилось страхом.

При упоминании этого имени Хэзарда охватило отчаяние, к горлу подступила тошнота.

— Когда они уехали? — очень тихо спросил он.

— Час назад, — едва сумела выговорить Миллисент, потому что его пальцы импульсивно сжались.

Хэзарда прошиб холодный пот. Он может опоздать! На какое-то мгновение он вновь испытал ужас, который однажды ему уже удалось пережить. Странный звук вернул его к реальности: Миллисент задыхалась. Он отпустил ее и бросился бежать. Никогда в жизни Джон Хэзард Блэк не бегал так быстро.

36

Мадам Рестел встретила посетителей в гостиной роскошного особняка на Пятой авеню. Она попросила служанку проводить Венецию в спальню, а сама отправилась с Янси в кабинет на первом этаже, чтобы обсудить некоторые детали. Два нанятых бандита, словно тюремщики, охраняли прихожую.

Венеция оглядела большую комнату, затянутую нежно-голубой парчой, и подошла к окну. Ей почти не было страшно: никто не откажется получить сто тысяч долларов за то, чтобы не делать порученную работу. Она услышала, как открылась дверь, и замерла, Приготовившись увидеть самую знаменитую женщину Нью-Йорка.

— Вы отлично выглядите, мисс Брэддок, — раздался за ее спиной бархатный голос, такой знакомый, что у Венеции подкосились ноги.

Этого просто не может быть!

Венеция обернулась, вцепившись в тяжелый черный жемчуг. Хэзард стоял в тени, прислонившись к косяку. На нем было безупречно сшитое темное шерстяное пальто с бархатным воротником, отлично причесанные волосы блестели в неярком свете. Венеция была готова броситься к нему, но ее радость мгновенно растаяла под его холодным взглядом. Почему он так смотрит на нее? И как он ее нашел?.. Господи, что он мог подумать?!

— Откуда ты узнал, что я здесь? — прошептала она. Более неудачное начало для разговора трудно было придумать.

Хэзард презрительно поднял бровь.

— Это единственное, что тебя интересует? Мне обо всем рассказала твоя мать.

— Но как ты нашел это место? — Руки Венеции бессильно упали, она не могла выносить его холодного презрительного взгляда.

Хэзард усмехнулся.

— Доходы мадам Рестел исчисляются шестизначными цифрами, и она ни от кого не прячется, живет на широкую ногу на Пятой авеню. Ее не столь уж трудно отыскать. И потом, я уже бывал здесь раньше. — Увидев недоверие на лице Венеции, он снисходительно пояснил: — Мадам Рестел отлично знают в высшем свете Бостона. Ты же, надеюсь, не считаешь себя единоственнои дочерью богатых родителей, которой довелось побывать в этом доме?

Венеция задохнулась от негодования. Она сразу вспомнила слова Янси о том, что Хэзард теперь проводит ночи в объятиях Розы.

— Ах, вот в чем дело! Мне следовало догадаться…

— Это не то, о чем ты подумала, — резко оборвал ее Хэзард. — В отличие от тебя я очень дорожу своими детьми. Я побывал здесь лишь однажды с Корнелией Дженнингс и ее подругой. Муж этой подруги отказался признать будущего ребенка своим, так как он довольно долго путешествовал по Европе.

Венеция вдруг страшно смутилась, услышав это короткое объяснение.

— Я… — она судорожно сглотнула. — Прости меня… Сердце ее пронзила острая боль. Он все-таки приехал!

Проделал весь этот долгий путь из Монтаны… Но почему он так отчужденно держится? И почему столько времени не давал о себе знать?

Хэзард неожиданно оттолкнулся от косяка и вышел из тени своей упругой легкой походкой. Теперь стоящая у окна лампа ярко освещала его. Он выглядел сейчас очень богатым светским человеком и все-таки удивительно отличался от всех остальных. Венеция в который раз подумала, что он просто бесовски красив.

— Здесь Янси со своими головорезами. Как тебе удалось пробраться незамеченным? Ведь они охраняют дверь…

— Я знаю. — В ее голосе он расслышал тревогу, но ни на секунду не усомнился в том, что она боится за себя, а не за него. — Я прошел через дверь, которая выходит на террасу. Я сказал мадам Рестел, что я твой возлюбленный с разбитым сердцем… И заплатил ей двадцать тысяч долларов золотом, чтобы увидеть тебя.

— Почему?

— Потому что при цифре «десять» у нее не дрогнули даже ресницы, а при цифре «пятнадцать» на губах появилась понимающая улыбка. Отцовство стоит дорого. — Хэзард подумал, что заплатил и больше, если бы потребовалось. Он привез с собой столько золота, что хватило бы снарядить целую армию.

— Нет, я спрашиваю, почему ты все-таки приехал? Ты так долго выжидал…

— Можешь отнести это на счет моего желания все-таки стать отцом, — улыбка Хэзарда напоминала волчий оскал. — И я удивительно удачно выбрал время, не правда ли? Потому что ты, судя по всему, явно передумала становиться матерью.

Венеция снова покраснела от стыда и торопливо произнесла:

— Это совсем не то, что ты думаешь, Джон!

— Откуда тебе знать, о чем я думаю? — Хэзард ответил ей с такой злобой, что Венеция невольно отступила назад. Он возвышался над ней, как скала, и от всей его высокой гибкой фигуры веяло угрозой. — Но если вам и вправду так интересно, мисс Брэддок, то на самом деле я думаю о том, что это и мой ребенок тоже. И я не позволю вам от него избавиться!

— Джон, прости меня, — прошептала Венеция, ее глаза вдруг наполнились слезами, нежные губы задрожали, но Хэзард сурово молчал, изо всех сил стараясь не поддаться чарам этих огромных умоляющих глаз. — Ты ошибаешься… Я бы никогда… Ты не понимаешь…

— Только не говори мне, что кто-то заставил тебя пойти на это! — грубо оборвал ее Хэзард, бушующая в нем ярость помогала ему сопротивляться ее очарованию. — Заставить можно кого угодно, только не тебя. Ведь ты же — воплощение независимости, ты никогда и никому не желала подчиняться. Признайся же, что ты просто не захотела оставить моего ребенка.