Краткий курс экономической науки - Александр Богданов

Что же общего можно найти во всех различных товарах, которые сравниваются между собой в акте обмена? Уже для самого поверхностного взгляда очевидно, что это — не объем, не вес, не твердость — вообще, не «естественные» их свойства. Стало быть, это — их общественное свойство. Но какое именно? Таких свойств всего два: общественная полезность и общественная стоимость. Но есть ли это общественная полезность? Нет, топор полезен в качестве орудия производства, хлеб — в качестве средства поддержания рабочей силы производителя, и т. п.; количественному сравнению не было бы места, а именно оно и выступает в обмене. Очевидно, дело идет об общественной стоимости, т.-е. о том количестве общественно-трудовой энергия, которого стоит каждый товар; с этой точки зрения становится вполне понятным количественное равенство самых разнообразных продуктов, даже материальных с не-материальными.

10

Не зная иного общественного строя, древние считали рабство естественным и неизменным законом природы. От такого взгляда неспособны были отрешиться и наиболее интеллигентные, даже гениальные люди тех времен. «Природа создает одних людей для свободы, других для рабства» (Аристотель «Политика»). Платон, один из благороднейших мыслителей древности, создавая свой план идеально-совершенного государства, не находил возможности обойтись в нем без рабов.

11

Одним из ярких примеров описываемого явления может служить так называемое кулачество в русской деревне. Хозяйство крестьянина неустойчиво в силу многих причин: и вследствие первобытно-грубой техники, ставящей ход производства в сильнейшую зависимость от всяких изменений в атмосфере и вообще по внешней природе, и вследствие непропорциональности тяжести податей и налогов, и вследствие колебаний цен на хлеб и т. д. При натуральном хозяйстве одни из этих причин не существовали (напр., колебания цен), другие приводили только к тому, что сокращалось потребление крестьянской семьи. При денежном хозяйстве все эти причины ведут к тому, что в известные моменты у крестьянина возникает острая потребность в деньгах — на покупку орудий, семян для посева, на уплату податей и т. д. И так как, по большей части, продажа крестьянских товаров (хлеба, а потом, как увидим, рабочей силы) не дает необходимой суммы, то крестьянин обращается за помощью к кулаку, — обыкновенно его же зажиточному односельчанину. Кулак дает деньги, но за громадные проценты (но большей части десятки процентов в год), причем ссуда выплачивается нередко не одними деньгами, но также отработками (кулак обыкновенно тоже земледелец) и продуктами (кулак в то же время является здесь и скупщиком). Но так как проценты велики, а хозяйство крестьянина слабо, и, вдобавок, но своей темноте и незнанию законов крестьянин очень часто оказывается обманут, то несмотря на все усилия должника, долг не уменьшается, а возрастает. Наконец, когда фактически долг уплачен уже несколько раз, юридически его сумма достигает таких размеров, что хозяйство крестьянина не может более существовать, и его имущество переходит в руки его кредитора.

12

Нельзя не отметить, что уже в ранней стадии своего развития, в форме торгового капитала, капитал стремится разрушить патриархальный строй семьи с безусловной властью отца. Принимая участие в производстве на рынок, выходя из рамок чисто домашнего хозяйства, женщина приобретает большое экономическое значение в жизни семьи; этим подрывается материальная основа подчинения женщины. Но прочность отживающих обычаев так велика, что проходит много времени, прежде чем ясно сказывается это влияние торгового капитала.

13

Католицизм сохранил прежнюю силу в Италии и на Пиренейском полуострове: для Италии он был выгоден, потому что в его пользу папство эксплоатировало целый мир; в Испании и Португалии он удержался потому, что экономическое развитие этих стран в XVI–XVIII веках испытало, по особым причинам, сильную задержку, точнее даже — сменилось довольно глубокой деградацией.

14

Стихийный характер общественного развития при меновых отношениях сказался, между прочим, в том факте, что «первоначальное накопление наемной рабочей силы» совершалось в количестве, не соответствовавшем потребностям промышленного капитала, обыкновенно далеко их превосходившем. Так, в Англии XVI–XVII веков оказались целые сотни тысяч людей, которых не могла поглотить промышленность. Принужденные вести бродяжескую, паразитарную жизнь, они представляли серьезную угрозу для общественного спокойствия. Против них принимались самые энергичные меры: их клеймили, били кнутом отрезывали уши, наконец, за особенное «упорство» их вешали, но все это недостаточно помогало. По существу, меры эти имели то значение, что дисциплинировали бездомный пролетариат для потребностей развивающегося капитала, воспитывали бесхозяйственные элементы общества в том направлении, какое соответствовало стремлениям новых организаторских классов. Впрочем дело не всегда сводилось к подобным приемам воздействия. В конце XVI века английское правительство установило налог на высшие классы в пользу бедных; и это сделано было для того, чтобы посредством законного паразитизма сколько-нибудь обеспечить для землевладения и капитала безопасность от паразитизма незаконного в его грубых формах — в форме грабежа, воровства и т. п., — а также для того, чтобы предупредить вымирание работников, которые всегда могут понадобиться капиталу.

В тех немногих странах, где крепостное право удерживалось очень долгое время промышленный капитал при своем возникновении испытывал, наоборот, недостаток в свободной рабочей силе. Приспособляясь к условиям, промышленный капитал организовал там фабрики с крепостным трудом; но недостатки крепостного труда в этом случае оказались так значительны, его производительность так слаба, что сами капиталисты бывали принуждены обращаться к государству с петициями об освобождении их крестьян.

Так бывало в России.

15

В ремесленном производстве организаторская сторона работы лишь в ничтожной мере отделена от исполнительской; работник, мастер или подмастерье, преимущественно сам себя контролирует, сам собою управляет. Мануфактура завершает разделение двух сторон работы, доводя до крайности, до такого абсурда, как превращение человека в машину. Машина примиряет эти противоположности, придавая исполнительскому труду характер организаторского, требуя от работника не только грубой силы и механической привычки, но также разума и воли.

16

Эти цифры не следует понимать в том смысле, что затраты общественного труда, необходимого для производства булавки, уменьшаются во столько же раз, во сколько увеличивается число булавок, приходящихся в день на одного работника. Дело в том, что обществу при механическом изготовлении булавок приходится затрачивать огромное количество труда на устройство машин, а это значительно уменьшает эффект приведенных цифр.

17

Здесь надо заранее отметить, что силою самих капиталистических отношений создается постоянный избыток наемной рабочей силы, так-называемая «резервная армия промышленности». Впрочем, уже «первоначальное накопление» наемной рабочей силы успело в Европе создать значительный ее избыток к самому началу мануфактурного периода.

18

Благодаря постоянному росту ренты, земля продается обыкновенно дороже, чем следует по расчету капитализации ренты: будущее возрастание ренты отчасти оплачивается в цене земли. При этом не мешает отметить, что продажа земли упрочивает ренту. В самом деле, капиталист, купивший землю, смотрит на те деньги, которые за нее заплатил, как на вложенный в землю капитал, который непременно должен приносить соответственную прибыль. Ренту охраняет с этого времени не только сила монополии, но и сила конкуренции капиталов, требующая равной для всех капиталов нормы прибыли.

19

Тем не менее, машинному капитализму свойственна тенденция сблизить эту группу по производственной роли, общественному положению и психологии с группами менее сложного труда. Тенденция эта с наибольшей силой действует на низшую, более многочисленную часть интеллигентно-технического персонала, которая и теряет мало-по-малу свою нижнюю границу, сливаясь с непривилегированной частью рабочих. Не такова тенденция развития другой, меньшей части технического персонала, занимающей более высокое положение на службе у капиталистов, более близкой к ним и по происхождению, и по привычкам: по мере прогресса экономических отношений, по мере, возрастания их определенности, эта высшая часть интеллигентного персонала решительно примыкает к предпринимательскому классу.