Колокола обречённых. Ч.1: Очищение молитвой - Pferd im Mantel

Григорий слушал Политыча нервно затягиваясь и поигрывая желваками.

— А нету их — не потому, что ты нехороший. — продолжал старик. — Выбрали все тебя оттого, что доверяют. Ты воевал, боевой офицер и дело это, военное, ты знаешь. А деревенские наши дела — оне не только мертвяков рубить и добро из города тащить. А ты только этим и дышишь. А другие все дела — оне ж ведь тоже общие, Гриш. Дрова те же, топливо и на земле работать надоть. Ты поставил мужиков старшими над этим всем — и трава не расти. А мы тут всю жисть прожили — и видим: не будет на Вельшино к зиме дров тех же. Такими темпами никак не поспеют…

— Давай объясню я вам, что думаю о том, что ты сейчас тут сказал, Степан Политыч. — перебил старика Алпатов. — Упрёки ваши, наверное, справедливые: всё не успеваем. Но есть важное, а есть самое важное. Как я вижу самое важное сейчас, вот что. Транспорт — раз. Машины, трактора — без них никуда нам. Топливо — два. Без техники — хана нам по зиме, мужики. Дрова, мы их в любое время нарубим — были бы техника, топливо да руки. А как дороги снегом по зиме завалит — в город не попадёшь уже. Чистить-то некому. Поэтому и тороплюсь я из Твери по-максимуму всего вытащить: пока не пропало, не сгорело, не испортилось и снег не выпал. Тогда уж всё — живи на том, что Бог послал. На земле, говоришь, работать, Политыч. Правильно — надо, да только сентябрь к концу идёт. По весне об этом беспокоится станем, и то — техника с топливом нужны опять же. Вы, я вижу, времени зря не теряете — тихой сапой генератор на деревню притащили. А чем заправлять — то его думаете? Он ведь — как прорва, сколько не налей ему солярки — всё сожрёт. У нас в батальоне был такой, в Ичкерии… То, что на земле на следующий год вырастим — тем на следующую зиму и питаться станем, а на эту-то чем людей кормить? А в Твери жратвы ещё полно, и пока не поздно надо её вывозить оттуда. Не одни мы такие умные — и другие есть, кто выжил. В городе нет — нет — да и постреливают. Не мы возьмём — другие возьмут. Потому и тороплюсь… Электричества нет — генераторы нужны. Где их — взять? Опять там же — в городе. Оружие, одежда, боеприпасы — только там. Но пока мы с мужиками этим всем заняты, вы, велешинские, нам клинья сзади заколачиваете. Чё скажешь — молодцы.

Алпатов обошёл собравшееся присутствие по кругу, останавливая цепкий взгляд своих серых глаз на каждом из мужиков и встал, как вкопанный, уставившись на деда Колычева.

— А чиво, Гриша? — привстал с пня Макар Степаныч. — И не зыркай на меня так-то. Что Степан Политыч щас тут сказал — под кажным евоным словом подпишуся. Можа, ты и прав в чём, Гриша. А тока и я скажу тебе: никак не можно одно делать, а про другое забывать — словно и нет ево вовсе. Худого мы тут не делаем, и супротив твоево начальства не выступаем.

Мужики закивали головами, поддерживая своего старосту.

— Всего, что сами мы туда управили — всё тута лежит, на чём сидим. За три дня леса почти на зиму навалили. А если не мы — то кто?!

Алпатов слушал Макара Степаныча не перебивая. Все мужики — и кушалы, и велешинские, тоже хранили молчание, ожидая — чем же закончится этот спор.

— Ну, скажи, Григорий, где мы не то сделали? — взмахнул обеими руками старик Колычев.

— А мы, дед Макар, когда о делах наших с тобой договаривались, вот об чём порешили — каждый своё дело будет делать. Не так, староста? — нагнулся к старику Григорий.

— Ну и было… — замялся в словах Колычев.

— Было… — протянул Алпатов. — А теперь, вишь ты, сплыло видать. Нехуёво обжились вы тут, на Вельшине, люди! Дров себе нарубили, генератор из Арининского — спиздили. Чё уж мелочиться — последние времена, как отец Паисий скажет. Теперь ить — всё можно! Не ошибусь, если предположу: и на станки с лесопилки уже клешни завострили свои поганые, а то и отвинтили их ужо. Чё не так, мужики?! Не прав?!

— А чё добру пропадать? — вышел вперёд Никита. — От вас, кушалов, тёс-то только после смерти теперь получишь!

— Ну ёпты. — ухмыльнулся Алпатов, кивая своим мужикам на Никиту. — Видели? Красавцы… Вон, знакомьтесь, мужики, если кто не знает: Срамнов и друг его…

— Иван. — вызывающе набычился Ваня. — Понимаю, редкое имя, сложное — легко зыбыть.

Григорий недобро зыркнул на него, но, видимо, не имея намеряний устраивать склоку, снова заговорил.

— Иван. Извини — народу больше тыщи, бывает и забываю. Чё с меня взять-то — инвалид, три ранения. Хлеб да соль вам, ребята, у нас в общине. Чё уж… Так вот: эти мужчины да Политыч — никто другие, как разведчики наши.

— Знаем. — кивнул один кушалов, бородатый крепкий мужик в телогрейке с косорезом- за спиной.

— Хорошо, раз так. — продолжал Алпатов, посматривая то и дело на ухмыляющегося Фёдора и прищурившегося Ивана. — Дела у них — не то, что у нас: живут припеваючи, и кроме как о своей жопе, ни о чём их голова не болит.

— Это ты что щас сказал-то, Григорий? — покручивая здоровенной башкой до хруста в позвонках, Иван подался вперёд. Кушалинские тоже напряглись, повскакивали с мест.

— Быкануть решил до кучи?! — упёрся в него Алпатов. — Чё, давай. Самое время: вы сказали — и ладно. А я-то — хуле, помолчать пришёл. Мож спустишь пар, Ваня, да послушаете теперь меня?!

Иван вытянул руку вперёд и нагнул голову, отступая назад и давая Алпатову высказаться.

— Так я повторю: о своём только и печётесь тут. А на нас, почитай, все беженцы на Селе. А многие с голой жопой явились — надо и одеть каждого, и накормить и к делу приобщить, потому что теперь так — кто не работает, тот не ест. Старики не в счёт, конечно… Кого в школу поселили, кого — в больницу: ютятся люди. Пока по деревням да по домам всех расселишь… Мы, что из города вырвали — всё на склады сдали, и из этого, кстати, каждый из вас довольствуется. Что, не так?! А вы генератор скрысили — и себе, всё себе, в родное Вельшино. Вот они и общие дела, мужики! На вас, велешинских, всего делов-то: смену на Рождественском кордоне да разведка. А вы и это побросали — надо дров на зиму запасать, как же!

Мужики молча покуривали, слушая Алпатова и вполголоса обсуждали что-то между собой.

— Политыч! — обратился к старику Алпатов. — Ну, расскажи нам, что ты и твои архаровцы, разведали уже. Давай, не стесняйся — сегодня у нас день упрёков, ты так хорошо меня поучил недавно, теперь давай — поведай нам, как у тебя, твои задачи, хорошо выполняются. Про Арининское мы вкурсе — можешь не рассказывать.

Политыч в сердцах сплюнул и махнул рукой.

— Чё, правда глаза колет? — продолжал Алпатов. — А можно было сделать многое: вас трое, а на такие дела много народу не нужно — плавали, знаем. Смотри сам, Степан Политыч: Ведуново, Сутоки и дальше все деревни к Кимрам. Что там? — мы не знаем. В сторону Рамешек: Минино, Застолбье, а дальше — деревня на деревне, а что там? — мы не знаем. В сторону Микшино да Лихославля — одни деревни сплошные… А Рамешки и Лихославль?! А ну как люди там организованные? — так ведь нет, не знаем. Чего ждёте?! Потом легче не будет — так пока хоть какая-то надежда теплится кого живыми найти… Может, не по силам задача — так ты говори, Степан Политыч!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});