48 законов власти - Роберт Грин

Кто хочет?

А зачем скрывать такое горе,

Когда сам царь ревет с зари и до зари,

Да так, что эхо у него внутри.

У львов ведь нет иного храма.

И следом семо и овамо

На всех наречиях придворные ревут.

Под словом

«двор» я мыслю некий люд

Веселый, горестный, а впрочем, равнодушный

Ко всем и ко всему, зато царю послушный,

Любым готовый стать, каким монарх велит,

А если трудно стать, так хоть бы делать вид,

Свой цвет менять пред ним и обезьянить даже.

Придворные точь-в-точь рессоры в экипаже!

Но мы ушли от похорон.

Не плакал лишь Олень. А мог ли плакать он?

Нет, он был отмщен. Ведь вот какое дело:

Его жена и сын — их эта львица съела.

Так мог ли плакать он? А льстец один донес,

Что слышал смех его, но не заметил слез.

А гнев царя, еще и Льва к тому же,

Как Соломон сказал, всего на свете хуже.

Но ведь Олень читать-то не привык,

И что ему до чьих-то слов и книг!

И Лев ему рычит: «Презренный лесовик!

Смеешься? Плачут все, а ты затеял вздорить!

Не буду когти о тебя позорить.

Эй, Волки, все сюда, за королеву месть!

На тризне надлежит вам съесть

Изменника!» Тогда Олень в испуге:

«Но время слез прошло! Я плакать сам готов

О вашей, государь, достойнейшей супруге.

Но я видал ее на ложе из цветов,

И я узнал царицу сразу.

Я следую ее приказу.

“Мой друг! — она рекла. — Настал мой смертный час.

Боюсь, что призовут как плакальщика вас.

К чему? Когда я там, в блаженных кущах рая,

В Элизии живу, среди святых святая.

Но царь поплачет пусть. В блаженной вышине

Его слеза отрадна мне”».

Весть мигом разнеслась повсюду.

Все в крик: апофеоз! Он был свидетель чуду!

Олень помилован, представлен к орденам.

Прельщайте лестью высших саном,

Сном позабавьте их, платите им обманом.

Немилость высшего страшна лишь дуракам.

Приманку проглотил — и другом станет вам.

Жан Лафонтен

Толкование

Молодой киприот по имени Мамунья долгое время жил в Венеции, прежде чем переродиться в алхимика Брагадино. Он видел, какое уныние овладело городом, слышал разговоры о надеждах на восстановление положения. В то время как прочие шарлатаны упражнялись в мелком мошенничестве и ловкости рук, Мамунья изучал человеческую натуру. Он избрал Венецию в качестве трамплина для старта. Разработав план операции, он уехал за границу, изучил кое-какие алхимические фокусы, заработал с их помощью, а затем, вернувшись в Италию, открыл магазин в Брешии. На расстоянии, рассчитал он, аура его власти будет выглядеть более внушительно.

Прежде всего Мамунья не устраивал примитивных представлений, чтобы убедить окружающих в своих талантах алхимика. Его великолепный дворец, богатые одеяния, звон золотых монет в его руках — все это казалось неоспоримым свидетельством и перевесило бы любые доводы разума. Возникал порочный круг, который он и использовал: его очевидное богатство подтверждало его репутацию алхимика, поэтому такие господа, как герцог Мантуанский, давали ему деньги, которые позволяли ему жить в богатстве, а это укрепляло его репутацию алхимика, и так далее. Стоило этой репутации возникнуть и закрепиться — и она стала работать на него. Герцоги и сенаторы соперничали, чтобы заполучить его, и он уже не должен был прибегать к докучным демонстрациям алхимических опытов. В те времена, впрочем, людей было легко обманывать: им хотелось верить. Венециан­ские сенаторы, которые видели, как он превращает в золото простые камни, до того нестерпимо хотели верить, что не заметили стеклянную трубку в его рукаве, из которой он посыпал золотым песком лежавшие перед ним камни. Блестящий, капризный, он был алхимиком их мечты — и, ослепленные его аурой, они не замечали его незамысловатых трюков.

Такова власть фантазий, их корни у нас в душе, особенно во времена лишений и упадка. Люди редко видят, что их проблемы порождены их собственной глупостью и неверными поступками. Им необходимо обвинить кого-либо или что-либо — окружающих, мир, богов, — а тогда и спасение тоже должно прийти извне. Появись Брагадино в Венеции с детальным анализом причин экономического упадка и предложением практических шагов по выходу из кри­зиса — его бы изгнали с позором. Действительность бы­ла слишком неприглядной, меры слишком болезненными — потребовалось бы работать не покладая рук, подобно тому, как трудились предки, принесшие процветание Венеции прошлых лет. Однако фантазию — в данном случае романтику алхимии — было легко понять и бесконечно приятнее принять.

Чтобы достичь власти, вам следует стать источником удовольствия для тех, кто окружает вас, а удовольствие даст игра на человеческих фантазиях. Никогда не обещайте постепенного улучшения, к которому можно прийти в результате тяжелой работы. Вместо этого посулите луну, великое и внезапное преобразование, клад с золотом.

Можно убедить людей следовать самой нелепой и сумасбродной идее, для этого нужно только быть достаточно искусным, чтобы представить ее в выгодном свете.

Давид Юм, 1711–1776

Ключи к власти

Фантазия никогда не может действовать в одиночку. Ей требуется контрастирующий фон серости и обыденности. Именно подавляюще тусклая действительность позволяет фантазии пустить корни и расцвести. В Венеции XVI века реальностью были упадок и утеря престижа. Соответствующие фантазии рисовали внезапное восстановление былой славы благодаря чуду алхимии. По мере того как действительность становилась все хуже, вене­цианцы лелеяли блаженный воображаемый мир, в котором их город обретал прежнее богатство и власть в один миг, превратив пыль в золото.

Человек, способный претворить мечту в жизнь, превратить в сказку удручающую действительность, имеет доступ к безграничной власти. Если вы ищете фантазию, которая могла бы захватить массы, обратите внимание на банальные истины, наиболее сильно влияющие на каждого из нас. Не давайте обмануть себя приукрашенными автопортретами людей и описаниями их жизней, изучайте и раскапывайте, что на самом деле держит их в плену. Найдите это — и в ваших руках окажется волшебный ключ, который даст вам огромную власть.

Времена и люди меняются, давайте, однако, исследуем несколько вариантов подавляющей, сковывающей людей реальности и возможностей власти, предоставляемой ею.

Если хочешь солгать так, чтобы тебе поверили, не рассказывай неправдоподобной правды.

Император Японии Токугава Изясу,

1542–1616

Реальность: изменения происходят медленно и постепенно. Они требуют напряженной работы, удачи, немалого самопожертвования и большого терпения.

Фантазия: внезапное преображение приносит полную перемену фортуны, везение, которое заменяет труд, самопожертвование и время одним фантастическим ударом.

Это, безусловно, излюбленная фантазия шарлатанов наших дней, которые кишат среди нас. Это был и ключ к ус­пеху Брагадино. Пообещайте быструю и полную перемену — от бедности к богатству, от болезни к здоровью, от страданий к процветанию, — и за вами потянутся.

Каким образом известный немецкий знахарь XVI века Леонгард Турнайссер стал придворным врачом у курфюрста Бранденбургского, если он даже не изучал медицину? Вместо ампутаций, пиявок, зловонных слабительных (то есть типичных средств медицины того времени) Турнайссер предлагал эликсиры со сладким запахом, обещал быстрое выздоровление. Блестящие придворные особенно интересовались его раствором «питьевого золота», который стоил целое состояние. Если симптомы болезни необъяснимы, Турнайссер обращался к гороскопу и прописывал талисманы. Кто мог устоять против такой фантазии — здоровье и хорошее самочувствие против мучений и боли!

Реальность: социальное общество имеет систему твердых установлений, законов и норм поведения. Мы миримся с этими ограничениями и знаем, что вынуждены ходить по одним и тем же привычным круговым маршрутам день за днем.

Фантазия: мы попадаем в совершенно новый мир, с другой системой ценностей и вероятностью интересных приключений.

Первое десятилетие XVII века. В Лондоне того времени говорили о таинственном незнакомце, молодом человеке по имени Джордж Салманазар. Он прибыл из края, который для большинства англичан был сказочной страной: с острова Формоза (Тайвань), недалеко от побережья Китая. Оксфорд­ский университет пригласил Салманазара преподавать островной язык, несколькими годами позже он перевел Библию на язык островитян, потом написал книгу — она тут же стала бестселлером — по истории и географии Формозы. Английское высшее общест­во носилось с молодым человеком как с любимой игрушкой, и везде, куда его приглашали, он развлекал собравшихся рассказами о своей родине и ее странных и экзотических обычаях.