Мои останкинские сны и субъективные мысли - Эльхан Мирзоев

Одни геополитики.

«Ты оскорблён не один, ты оскорблён вместе с Францией!»

Великая страна…

Я понимаю. Россия против всех. Вернее, все против России. Дух крепостного права принести в международные отношения — вот чего хотят мои дорогие неоимпериалисты. Вот и весь полёт мысли геополитической.

Да ты, дружок, хотя бы раз ездил на общественном транспорте из города Липецка до города Грязи после 18:30?! Тебя хоть раз надували в обменниках на Тверской улице в Москве — в самом сердце страны?! Да ты хоть раз пытался дозвониться в «Бюро регистрации несчастных случаев» — на их официальный стационарный телефон? Ты когда-нибудь видел, как хранят «невостребованные» тела в провинциальных моргах?

Великая Россия. Парень! Тебе же сказали! Что «у англичан ружья кирпичом не чистят…» Что тут непонятного! Как ещё мог влюблённый в Родину бедный, несчастный художник свою мысль выразить?

Всё! Готово!

Я готов.

31 мая 2005 года. Тот самый день. Многие коллеги собрались перед здание суда с пяти утра. Есть и такие, кто ночевал прямо тут. Занимали очередь. Профессионалы.

Накануне дали понять. «Меры безопасности ужесточены и усилены». Ещё с вечера.

Меры. Ужесточены. Куда уж дальше с вашим маразмом?! Маразм бесконечен. Вселенная безгранична. Беспредельна.

Людей, наделенных правом приказывать и указывать, стало больше. Им за это платят деньги и выписывают награды. Меры ужесточены.

Появляется ещё один персонаж. Представляется всем «Евгений Евгеньевич». Это не шутка. Начальник «Ивана Ивановича». «Рыжий пристав» — так его тут окрестили — бегает при нём, как собачка. Как же Система их выдрессировала! Человек превращается в гибкую материю: с одними — барин, с другими — холоп. Может — и должен! — совмещать оба состояния даже в одном временном пространстве. За секунду. Трансформировать прогиб позвоночника в зависимости от поворота головы. Мгновенно менять размер одежды и тела. Выражение лица — с презрительно-надменного на угодливо-придурковатый. Подобострастный взгляд пса. Жёсткую печать самоуверенных ступней чередовать с пробежкой — с заботливым порханием на цыпочках. Как это они умеют совмещать? Загадка.

Ничего неординарного в этом человеке — грузный, ниже среднего роста. С мясистым лицом. В сером костюме. Пиджак обвислый. Уверен, что его зовут не «Евгений Евгеньевич». По лицу видно — не Евгений Евгеньевич. Нет, это не Евгений Евгеньевич.

Ничего неординарного. Однако хозяин. Правда, играет роль доброго хозяина. Не такого злого, как «Иван Иванович». Особенно, с журналистами. Роль добродушного, но бесцеремонного офицера старшего командного состава со свежей партией «запахов».

Это самое запомнившееся мне усиление. Все остальное — также абсурдно. Чепуха и ерунда. Ещё больше солдат ВВ, омоновцев и техники. Ещё один пост с рамками металлодетектора. И новые стопки списков. Цирк продолжается.

Столпотворение перед входом в здание. Главная новость из России. Все центральные и аккредитованные в России СМИ тут. Шум. Крики. Жарко и душно. Всех журналистов пытаются загнать на маленький пятачок — огороженное железными решетками пространство перед судом. Напоминает, загон под открытым небом. Вокруг — передвигаться тяжело, но можно. А в нашем загоне все прилипли друг к другу, хоть тут же вступай в брачные взаимоотношения. Почти родственники. А приставы всё загоняют, и загоняют свежие партии. Ещё и заталкивают — руками, спиной, плечами. С разбега. Утрамбовывают массу.

Обливаемся потом и обливаем потом — друг друга. Дышим друг другом. Аромат. Жалко девушек. И стыдно перед ними.

Первыми из загона стали ломиться операторы с камерами. Перепрыгивали через металлические заграждения. Улепётывая от приставов. Потом бросились все. Стадом. Была давка. Крики. Рёв. Как на бойне.

Только к полудню успокоилось. В загон затолкали операторов, а всех остальных коллег оставили снаружи. Во внутрь здания суда, а тем более в зал удалось попасть только единицам.

Было около часа дня. Тут из дверей суда выскакивает группа журналистов-информационщиков. Бледные. Ошеломлённые.

Да, да. Это сейчас никто не сомневается. Все предсказатели. А тогда — не верили. Не могли поверить. Эх, надо было спорить на деньги.

Снаружи возобновляется паника. Вначале оцепенели, а потом — суматоха. Никто ничего не слышит. Кричат одновременно: «Что случилось?» «Что там произошло?» А эти тоже: одни не могут сформулировать, другие вообще произнести ни слова. По выражением лиц — можно подумать, что Ходорковский сбежал. Или Шохин разделся голым. «Иван Иванович» овладел креслом судьи Колесниковой.

Вся эта сцена продолжалась несколько секунд, но очень запомнилась.

Оказалось, что пессимистический вариант — дали почти максимальный срок…

Адвокаты вышли уже после нашего прямого включения на НТВ. Дежурные фразы. Махание кулаками от бессилия. Антон Дрель, «защитник и друг» Ходорковского читает его заявление. Вот часть: «Для меня принципиально важно добиться правды и справедливости на родине. Мне известно, что судьба приговора по моему уголовному делу решалась в Кремле… Именно мои недоброжелатели, которым по ночам снится обуреваемый жаждой мести Ходорковский, обречены всю оставшуюся жизнь трястись над украденными активами ЮКОСа. Это они глубоко несвободны и свободными никогда уже не будут. Их жалкое существование — вот подлинная тюрьма. Я же имею полное право говорить все, что думаю, и поступать так, как считаю нужным, не согласуя свои планы с какими-либо кураторами. И потому мое жизненное пространство отныне — территория свободы. Узники же те, кто остается рабами Системы, кто вынужден унижаться, лгать, подличать для сохранения своих доходов и сомнительного положения в этом неприличном обществе… Я буду бороться за свободу — свою, Платона Лебедева, других моих друзей, всей России. И особенно — следующих поколений, тех, кому будет принадлежать наша страна всего через несколько лет. Для них моя судьба должна стать уроком и примером… В моей судьбе теперь нет ничего лишнего, случайного, наносного, никаких жирных пятен. Будущее видится мне светлым, а воздух завтрашней России — чистым. Я потерял место в олигархической тусовке. Но приобрел огромное число верных и преданных друзей. Я вернул себе ощущение моей страны…» Хорошие слова.

Родители Ходорковского. Их было жалко. Два пожилых человека. Которых ломают. Не думаю, что они так счастливы. Законы Природы. Она бьёт по самым дорогим людям. И продолжает бить, даже когда начинаешь сомневаться в прежних принципах. Мать Марина Филипповна говорит, что ожидала такого приговора. А сама плачет. Отец главы ЮКОСа Борис Моисеевич Ходорковский обращается к журналистам: «Я хочу поблагодарить вас всех за то участие, которое вы приняли в этом судилище. Большое вам родительское спасибо».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});