Хроники старого мага (СИ) - Величко Андрей Феликсович

При занятии каллиграфией используются участки мозга, отвечающие за понимание физических ощущений и формирование речи. А у тех, кто рукой не пишет, эти участки развиваются гораздо хуже. У нас в голове есть участок, отвечающий за складывание знаков в слова и их распознавание. То есть за умение читать и писать. При ручном письме этот центр развивается лучше. Люди, которые быстро пишут, лучше читают. Без письма мы будем хуже формулировать свои мысли. Ведь при записи речи человек ещё до касания пером пергамента складывает в уме предложение. На самом деле письмо от руки требует высшей формы абстрактного мышления.

Каллиграфия продлевает жизнь, маг, практикующий занятия каллиграфическим письмом, испытывает расслабление и эмоциональное спокойствие, выражающиеся в равномерном дыхании, замедлении пульса, снижении кровяного давления и уменьшении мускульного напряжения. Улучшаются ответная реакция, способность различать и определять фигуры, а также способность к ориентации в пространстве. У людей, которые мало пишут, плохо развит глазомер. В войсках, например, в лучники стараются брать каллиграфов. И, наоборот, лучников стараются обучать каллиграфии.

Из всех видов действий акт письма — наиболее сложный и трудоемкий. Положение пальцев, ладони и запястья для правильного обхвата пера, правильное положение запястья и руки при письме, движения пером, — все это не только тренирует мышцы рук и нервы, но и затрагивает все части тела: пальцы, плечи, спину и ноги. Этот процесс влияет на психическое и физическое здоровье, развивает тончайшие мышцы рук, стимулирует работу мозга и воображение. Процесс письма также восстанавливает дыхание.

Прежде чем заниматься магией, науками, искусством и ремеслами, необходимо с помощью каллиграфии заложить крепкую основу, состоящую из трёх важных элементов: терпения, умения работать и волевого импульса.

Художники сравнивают каллиграфию с особым видом изобразительного искусства. Одни видят в искусно прописанных знаках застывшую музыку, другие — пластику танца.

***

Почему я запомнил этот урок? Потому, что он заставил нас записать эту речь рукой на пергамент. И ведь он прав. Много лет спустя я помню этот урок слово в слово. Записав первую строку, я отклонился на табурете и полюбовался своей работой. Первый, заглавный знак я украсил вензелями и завитушками, придавая ему особую красоту. Но все последующие знаки я писал, избегая излишних украшающих линий, стараясь придать своей работе лаконичность и простоту. Мой опыт общения с другими книгами здесь и в Академии научил меня ценить знаки, наиболее простые, удобные для различения и прочтения. Если так можно сказать — легко читаемые. Прости меня мастер каллиграфии за этот оборот. Но записи в книгах должны быть легки для прочтения не только для меня, но и для других волшебников. Да, я странный. Я думал не только о себе, и эту странную особенность замечали ещё в Академии. Наставники отмечали, что эта особенность прекрасна и способна сделать меня великим волшебником. Но, они же мне говорили, что жить с такой особенностью тяжело. Я это понимал, но изменить себя не мог. Если этой книгой после меня будет пользоваться другой волшебник, то для него сложностей с прочтением и пониманием быть не должно. Вздохнув, я отодвинул черновой лист немного вниз, и, прочтя вторую строку вслух, принялся аккуратно её записывать на лист пергамента. Работа сдвинулась с места. Я вписывал строку за строкой, пока не переписал первую страницу книги полностью. После этого я отложил лист пергамента для просушки.

У меня было немного времени, и я решил использовать его на себя. Тело занемело от нахождения в одной постоянной позе. В горле пересохло. Я сделал несколько шагов к бочонку с водой и, зачерпнув ковшик, напился. Теперь надо было размять тело, как нас учили в Академии. Я потянулся, прогнувшись назад, согнулся вперёд. Выполнил ряд интенсивных движений руками. Несколько раз присел и выполнил несколько выпадов вперёд ногами. Провёл дыхательную гимнастику для успокоения дыхания. Вернувшись к столу, я осмотрел лист и нашёл его вполне просохшим. Конечно, пергамент впитал часть воды, и она высохнет ещё не скоро, но подсохшие чернила уже не пачкались.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Взяв ещё один черновой лист пергамента, я подложил его чистой стороной под чистовик, а сверху наложил первый черновой лист. Вновь окунув перо в чернила, я продолжил писать текст. Работа шла. Незаметно один лист пергамента сменился другим. Потом я взял карандаш и принялся создавать схемы заклятий, обводя их впоследствии чернилами. На улице стало темнеть. Я зажёг фонарь, вновь пообещав раздобыть масла для него. При свете фонаря я работал, пока на улице гонг не пробил полночь. Пора было ложиться. Завтра нас ждал новый день.

Глава 16

Утром я поднялся с ударами гонга. Пробило шесть утра. Поставив защиту на крепость, я выполнил утреннюю зарядку. В лазарете я появился незадолго перед завтраком. Примерно в это же время к лазарету подошла и Алкима, чуть позже пришёл Назар. Его лицо было заспанным, но необычайно довольным. Практически сразу за ним в лазарет вошли работники кухни с тележкой. За время завтрака каждый успел похвастаться своими достижениями. Я тем, что начал переписывать книгу, Алкима тем, что испытала заклятие парализации на слишком любвеобильном бойце, перепутавшем её с охочей дамой. Мне даже стало жаль несчастного. Назар сидел тихо, глядя на нас взглядом героя, покорившего полмира. Не выдержав, я спросил его о достижениях. Без слов Назар извлёк из-за пазухи серебряную цепочку, на которой болталась подвеска с встроенным в неё камнем горного хрусталя. Мы замерли от удивления. Рассказ Назара удивил нас ещё больше. Оказалось, что он не просто так напросился в ночное дежурство. Ещё днём он разглядел бойца из ополчения, который в сумке убитого гоблина нашёл несколько серебряных украшений. Среди них был и этот подвесок. Остальные ценности Назара не интересовали. Оказавшись с ним в одном дежурстве, Назар дождался, когда они останутся наедине, без свидетелей. После чего предложил бойцу сыграть в кости. Боец был не из их крепости. Он не знал одной особенности. Назару сильно везло при игре в кости. Ну, не просто так везло. Назар чувствовал кости и мог заставить их лечь правильной стороной. Играл он аккуратно, чередуя победы с поражениями, чтобы всё выглядело естественным. Очень быстро он обыграл ополченца и забрал у него всю добычу. Но сделал это так, чтобы к концу игры в караульном помещении появился начальник караула. После грозного выговора за игру на посту, Назар со скорбным видом вернул проигравшему всё его имущество, кроме подвеска, который оставил себе в утешение. Боец был так рад вернуть себе своё имущество, что не стал настаивать на возвращении ещё и подвеска. Теперь у него есть камень для записи заклятий. Улыбка Назара растянулась во все тридцать два зуба, но если бы была возможность, то он бы улыбнулся ещё шире. Мне только и оставалось, что поздравить его с приобретением. Радость от его хитрости у меня была замешана с осознанием добавившейся нагрузки.

После завтрака мы отправились на площадку для тренировок. Гоблин при нашем появлении уже не двигался, но в глазах его заметался страх, замешанный с обречённостью. Мы работали два часа. Назар и Алкима поочерёдно накладывали на него заклятие парализации и снимали его. Гоблин хрипел, но уже не шевелился, обречённо перенося боль. У обоих моих учеников результаты были хорошими. Теперь они ставили заклятия вполне уверенно, а также снимали их. Этим можно было гордиться. Подошёл капитан, осмотрел гоблина. Не прибегая ко второму зрению, можно было уверенно сказать, что гоблин умирал.

— Что вы намерены с ним делать? — Спросил капитан.

Я оглянулся на своих спутников. Они потупили глаза.

— Я не хочу его убивать. Это неправильно. — Я стал отводить глаза, опасаясь встречи с глазами капитана. — Может, отпустим его?

Капитан посмотрел на меня. Он знал, что мне уже доводилось убивать врагов, и я показал себя вполне достойно. Но, как человек опытный, он понял, что хладнокровное убийство я совершить не могу.