Алхимик в Пустыне - Лана Туулли

— А за нашими "сырыми гостями", да выклюет вороньё их нечестивые глаза, ты смотрел? — строго потребовал отчета волшебник. Ученик тут же поспешил ответить, что — да. Пытался.

И в доказательство своих слов прочитал заклинание и перенастроил зеркало.

— Только мэтры из Восьмого Позвонка создали защиту от магического наблюдения над своим лагерем, — прокомментировал Далхаддин темно-серые силуэты на фоне расплывчатых очертаний палаток и походных шатров. — Ничего не видно…

— Сам вижу, что не видно! — возмутился Кадик. — И что, ты предлагаешь мне удовлетвориться этим ответом?! "Ничего не видно"! Если ты не умеешь пользоваться глазами, значит, они тебе не сильно-то и нужны, — с угрозой проскрипел старик и в его левой, свободной руке начало собираться неприятное темно-фиолетовое облачко. — Какие ж глаза тебе вставить? Грифа? Варана? Кобры? Или, может быть, ты не в глазах новых, а в мозгах посообразительнее нуждаешься?..

— Господин! Не губите! — взмолился Далхаддин, падая на колени. — Умоляю! Дозвольте мне сделать еще одну попытку! Смилуйтесь! Я пойду и сам лично буду шпионить за ллойярдцами! Узнаю все их секреты! Дозвольте мне служить вам верой и правдой, господин!

— Что ж, иди, раз сам вызвался, — с неохотой согласился Кадик. — Но смотри, если не узнаешь того, что мне нужно — я… — и фиолетовое облачко, сжатое сухим старческим кулачком, вдруг лопнуло, оставив вокруг себя тошнотворный запах гнили и тления.

— Я выполню все ваши приказы, господин! — с поклонами и обещаниями отступил к выходу перепуганный ученик. Нет, уж лучше пусть старик дерется палкой, чем показывает свои волшебные фокусы…

— Да, и замаскируйся как-нибудь, — устраиваясь перед волшебным зеркалом поудобнее, напомнил Кадик ибн-Самум. — Чтоб тебя ни вражеские, ни наши патрули не заметили…

— Как прикажете, господин, — не стал спорить Далхаддин-Улитка.

Одной из милых странностей старейшего и самого могущественного из магов Эль-Джалада было убеждение, что сейчас вокруг Хетмироша бушевала война. Кажется, магическая — Далхаддин сделал этот вывод, поскольку чаще всего Кадика «пробивало» на построение защитных чар вокруг оплота магов. Но иногда волшебник заговаривался и начинал подготавливать ритуалы, целью которых были уничтожение легионов противника или чума (холера, тиф, почесуха, колики, косноязычная картавость), насылаемая на вражеского военачальника. Так или иначе — Кадик ибн-Самум жил в какой-то своей, особенной вселенной, каждое утро в которой начинается с ревизии побед или военных потерь.

Правда, учитывая, что каждый эмир, кроме ныне здравствующего Джавы (да правит он три сотни лет), считал своим долгом отобрать у соседей хоть одну деревню, городок или шахту — Кадик был не так уж и не прав. Просто… Годы взяли свое, и превратили для него столетия мира, перемежаемые краткими годами войны, в одну бесконечную войну… которая иногда затихала настолько, что казалась миром.

Больше всего Далхаддина удивляло, как это учитель дал согласие на то, чтобы изменить традицию выборов Покровителя Года. Уже два, если не три тысячелетия в месяц Посоха маги и звездочеты трех стран — туманного западного Ллойярда, зеленого плодородного Кавладора и юго-восточного пустынного Эль-Джалада, — собирались, читали Знаки Судьбы, всматривались в грядущее и объявляли, какое существо берет под свое заботливое крыло (или, тоже очень частый вариант — лапу) мир людей, эльфов, кентавров и гномов. В последний раз всё пошло наперекосяк — предсказатели из Восьмого Позвонка явно «прочитали» в расплавленном гадательном воске фигуру лебедя; да и иберрские звездочеты, которым было дано право совещательного голоса, увидели фигуру огромной летящей птицы в рисунке созвездий… Да, но почему — Черного? Почему именно Лебедь, а не, допустим, журавль, который прилетает переждать зиму на побережье Пентийского моря? Почему не дракон — из тех, кто живет в Южном Шумерете или Великой Пустыне, то есть — наш зверь, эль-джаладский?! Почему это покровителем года выбрали ощипанного гуся из болот Ллойярда?!

Так, слово за слово — и Далхаддин, присутствовавший на совещании высших волшебников в качестве самостоятельно передвигающегося предмета меблировки, едва не оказался на той самой магической войне, которой грезил наяву его учитель. Сдержаться и не выдать на-гора пару-тройку сверхмощных заклинаний и мэтру Мориарти, и мэтру Фледеграну, и друиду Закарваусу, не говоря уже о вспыльчивых цинцах и эль-джаладцах, стоило великого труда.

Потом у кого-то — кажется, у мэтра Аэлифарры, или у того же Мориарти — родилась идея. А почему бы не дать Судьбе шанс проявить себя открыто? Пусть подаст знак и отметит — причем прилюдно, не скрываясь, — кого из магических созданий она считает достойным покровительствовать следующему году?

Мысль была настолько новой и оригинальной, что сразу вызвала восторг у большинства присутствующих. Более того — Кадик ибн-Самум не стал плеваться и, по своему обыкновению, призывать Духов Пустыни пожрать того нечестивца, который осмелился демонстрировать свою глупость, — а наоборот, поднялся, опираясь на плечо Далхаддина, и с вежливой улыбкой пригласил организовать выборы Покровителя Года в их Великой Пустыне.

"Пустыня мигом расставит всё на свои места," — ехидно прокомментировал учитель чуть позже, когда они с Далхаддином вернулись в Хетмирош, — "Пустыня не прощает ни глупости, ни самодовольства, ни грёз о величии. Пустыня пожрёт наших врагов, и тогда они поймут, насколько глупо было бросать нам вызов!"

О предстоящем состязании в Магическом Искусстве Кадик ибн-Самум высказывался так пространно, искренне и прочувствованно, что Далхаддин-Улитка некоторое время задавался вопросом: неужели во всем мире найдется хоть один человек (кентавр, гном, потомок эльфа — неважно), который всерьез отнесется к предложению эльджаладского волшебника? Ведь даже глупой козе его, Далхаддина, троюродной бабушки понятно — Кадик ибн-Самум приглашает в гости, только если готов отравить "дорогих гостей"… А уж их давние счеты с мэтром Мориарти…

К изумлению Далхаддина, в байку о Честных Соревнованиях Магов поверили многие. "Добром это не кончится," — решил для себя ученик волшебника. Но делать было нечего, и он отправился шпионить за прибывшими в Пустыню два дня назад ллойярдцами.

Хетмирош не был замком в красивом и величественном смысле этого слова, не был и крепостью, если воображение отказывается представить крепость без стен, башен и прочих укреплений. Правильнее всего было бы назвать Хетмирош городом (а если быть честными до конца — то и деревней), рыхлым холмом возвышающимся у Великой Пустыни. В отличие от Восьмого Позвонка или Лаэс-Гэора Хетмирош никто не возводил — он возник сам, в трех лигах от Ильсияра, за многие столетия, в течение которых звездочеты, чародеи и колдуны искали уединения и места средоточия Силы. Волшебники селились на холме, на склоне которого бил родник с чистой водой; постепенно к ним присоединились ученики, а где ученики — там и слуги, сарайчики для осликов и верблюдов, домики для жён — куда ж без них, небольшие палаты для приезжих — ведь все эти гороскопы, заклинания и амулеты рано или поздно должны найти своего хозяина. Так, постепенно, на холме вырос большой человеческий муравейник; на вершине — каменный дворец, в котором происходили совещания сильнейших волшебников Эмирата и который считал своей личной собственностью древний старец Кадик ибн-Самум, чуть ниже — башни и лаборатории магов, еще ниже — дома для учеников, жен и прислуги, еще ниже — все остальные…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});