Приносящая надежду - Тамара Воронина

Лена пила чай. То, что заменяло чай здесь, — цветы и листья какого-то куста, бодрящие, но невкусные. С конфетами, банальными карамельками типа «дунькина радость» — соскучилась по ним. Гару валялся под ногами, Маркус возился с застежкой перевязи, Милит рылся в мешке, шут полировал футляр аллели, Мит Девос рассказывал о своем отце что-то занимательное… Нет, Гарвин не стал превращать башню в груду песка. Он просто открыл проход в эту казарму, и тех двух минут, что были у них до сигнала тревоги, им вполне хватило, чтобы вырубить соглядатая, схватить вещи и вцепиться в Лену. Вслед загрохотали выстрелы (не хочет он нам вред причинить, конечно), да Гарвин, не будь дурак, приготовил щит.

Применение магии во время Шага забросило их черт знает куда, да это бы еще ничего, но Лене стало плохо. Сначала просто плохо: закружилась голова, бросило в жар, затошнило. Ее заботливо уложили на траву, подстелив плащ. Шут держал ее голову на коленях, а Лена пыталась сфокусировать взгляд на его лице, оно то уплывало, то как-то размазывалось, словно у нее резко портилось зрение. Она еще чувствовала, как ее перекладывают на сложенные одеяла, укрывают, потому что ее била дрожь, видела, как Гарвин водит своими изувеченными полусогнутыми пальцами вдоль ее головы и тела, как напряжено его лицо и сияют расплавленным серебром глаза. С слышала встревоженные голоса мужчин, но не понимала о чем они говорят… Как понимать, если они говорят не по-русски, а других языков она не знает, английский в институтском объеме и тот со словарем, а этот язык незнакомый совсем… каким и должен быть язык чужого мира.

Что было потом… Черт знает что было потом. Вроде она так и лежала под спешно натянутым тентом в окружении лучших своих друзей и самой замечательной собаки, и шла по площади Ленина, раздражаясь на полиэтиленовый пакет с тоненькой папочкой, и смотрела в небесные глаза Лиасса, и слышала язвительный голос Корина Умо, и оборачивалась, чтобы посмотреть на непонятное явление под названием Кристиан — и даже видела его, и сидела верхом на каменной спине, а по сторонам мерно и мощно взмахивали огромные золотые крылья…

Ты не любишь людей, Лиасс.

Не люблю. Мне не за что вас любить. Вы пришли в мой мир незваными, но мы не возражали, мы могли перебить вас без особых усилий, даже не напрягаясь, но мы потеснились и дали вам место для жизни.

Вы смотрите на нас сверху вниз, считаете себя лучше.

Но мы и есть лучше. Да, мы посмотрели сверху вниз и решили, что немного потеряем, впустив испуганных, растерянных, диких, грязных и неумелых, но чем-то похожих на нас… И сделали самую большую ошибку за всю нашу историю. Как бы ты сама отнеслась к тому, что пришли немытые создания, похожие на тебя только чуть-чуть, и поселились в твоем доме? Пустила бы, дала им комнату. А они пожили в этой комнате и решили, что в ней тесно, и попросили еще одну. Потом еще… А потом тебе самой осталась только одна комната, и ее уступить ты не захотела, и тебя выкинули из твоего собственного дома. Ведь поначалу наши высокомерные взгляды вас не смущали, но прошли годы, сменились поколения, и вы ощутили себя не гостями, а хозяевами, захотели еще — и мы дали. Уступили. Вам снова стало мало — и мы снова уступили. Но вы же ненасытны, вы хотите иметь все, что видите, все, что сделано не вами. Мы не дали больше — и вы начали убивать нас. Не мы вас, вы — нас. И вот тут нам начали ставить в вину нашу надменность, наше чувство превосходства — и убивать за это. Скажи, почему мы не обвиняли в пренебрежении драконов? А ты знаешь, каковы они… И ничего. Мы мирно жили рядом с ними. Нашего мира хватало на всех, а вам всегда мало. Эльфы делают хорошее оружие, но ведь только потому, что у них хорошие рудники, у них лучшее железо, значит, надо отнять у эльфов рудники, выпытать у оружейников секреты стали — и оружие тоже будет хорошим. Эльфы делают красивые украшения — конечно, ведь лучшие месторождения золота и серебра у них, надо отнять… У эльфов прекрасные города — надо их разрушить! Эльфы живут слишком долго — надо это исправить! Да, это была земля эльфов — так теперь будет наша, не отдадут — заберем. Ты ходила по мирам, ты видела, что это — везде. Мы высокомерны! Да! Но разве за взгляд свысока убивают?

Вы не лучше, Лиасс…

Мы лучше. И ты это прекрасно понимаешь. Просто тебе обидно за людей. Да, я — не люблю. Ну и что от этого меняется? Есть люди, которых я люблю: это ты, Маркус, Карис, Родаг… Но я не могу любить всю вашу расу. Я не люблю и драконов. Ну и что?

А почему я могу любить эльфов? Могу не любить некоторых… Братьев Умо, например.

Потому что у тебя душа шире. Ты — человек. Мы холодны, мы практичны, мы не пылаем безумными страстями… Мы не знаем, что такое — любить всех. Мы любим свои семьи. Своих родителей, братьев, жен, детей. Своих друзей. Вы растрачиваете себя, торопитесь жить, а нам спешить некуда. Мы и так успеем. И разве моя нелюбовь и даже неприязнь ко всей расе исключает любовь к тебе? Или ты не веришь?

Я верю, что ты меня любишь как свою прапрапра и так далее…

А почему не как дочь? Ты считаешь, что у меня не может быть дочери твоего возраста? Или моложе? Или совсем маленькой? Просто мы рожаем детей в семье. А я больше не хочу жениться. Потому что холодный и бесчувственный эльф, проживший больше тысячи лет, не может забыть свою третью жену, потому что до сих пор любит ее и не хочет четвертой. Мы создаем семью только по любви. Только для того, чтобы иметь детей.

А Милит?

Милит… Это большая редкость. К тому же жена его любила. Может быть, не так сильно, как мне мечталось бы, но любила. А он нет. Ему понравилась мысль о том, что они будут самой красивой парой в Трехмирье, — так оно и вышло. Жена не ушла от него, даже когда он прохлопал собственного сына, родила еще двоих детей, надеялась, что он опомнится…

А ты не пробовал с ним говорить?

Нет.

Почему же? Разве нельзя…

Мне — нельзя. Я не вмешивался в решения своих детей… и внуков. Потому что мой совет был бы воспринят как приказ. Я не отец, не дед, я — Владыка.

А они никогда не приходили за советом?

Приходили. Но я не давал советов. Каждый должен жить своей жизнью. Делать свои ошибки. Я не могу регулировать частную жизнь эльфов, тем более своих близких.

А если за советом приду я?

Ты не эльфийка. Я для тебя не истина.

А я для тебя что?

Надежда.

Дождь? Такой сильный, что протекает тент. Струйки воды ползут по лицу, как черви. Гадко. Холодно. Словно уже засыпана землей. Глаза не открываются, потому что на них давит земля. Воздуха мало. Трудно дышать. Трудно думать. Трудно жить. Невозможно трудно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});