Иван III — государь всея Руси (Книги четвертая, пятая) - Валерий Язвицкий

Следом за братьями послал Иван Васильевич духовника своего, архиепископа ростовского Вассиана с боярами. Владыка нагнал обоих братьев в Молвятицах. Они приняли архиепископа, выслушали его и отпустили обратно в Москву с боярами своими, князьями Петром и Василием Оболенскими.

Сами же, узнав о разгроме Новгорода и о грозном государевом розыске, смутились, повернули к литовской границе, грабя и пустоша волости новгородские, и остановились в Луках Великих. Оттуда же били челом Казимиру, королю польскому, прося помочь им в борьбе с великим князем. Казимир отказал им во всякой ратной помощи и только дал им из своих вотчин в Литве город Витебск на прокормление семейств своих и дворов.

Вассиан воротился с послами братьев на Москву во вторник, двадцать восьмого марта, через пять дней после рождения у великого князя сына Георгия.

После празднования Пасхи, что была второго апреля, архиепископ Вассиан снова был послан государем к братьям в Луки Великие. На этот раз Иван Васильевич послал с ним бояр Василия Федоровича Образца, Василия Борисовича Тучу да дьяка Василия Мамырева.

— Посылаю вас, трех Васильев, — сказал с улыбкой Иван Васильевич, — сиречь трех царей, на двух братьев своих. Скажите сим отступникам, дабы шли они в свои вотчины. Яз же во всем жаловать их хочу, а князю Андрею даю два города на Оке — Калугу да Алексин…

Выехали из Москвы послы с архиепископом Вассианом только апреля двадцать седьмого, а прибыли в Луки Великие на двадцать пятый день, мая двадцатого, из-за весенней распутицы, какой много лет на Руси не бывало.

Братья и второй раз приняли посольство великого князя, но крайне высокомерно и дерзко, чувствуя себя в безопасности рядом с литовской границей. Думая думу со своими боярами перед ответом старшему брату, они говорили меж собой, что великий князь в страхе, не знает, куда ему деться…

— Со всех сторон полки иноземные идут на него, — со злорадной улыбкой шипел князь Андрей большой.

— Обложили его кругом чужеземцы-то, — хихикали бояре, — яко зверя охотники.

— Куда ни ткнись, — громко гудел князь Борис, — везде напорешься то на меч, то на копье, а из Дикого Поля идут на него кривые сабли татарские с лучами стрел…

— Пождем, — сказал князь Андрей, — еще ниже со страху кланяться будет, даст нам вотчины выбирать на нашу всю волю…

Владыке же Вассиану сказали:

— Пусть Иван государыню-матушку нашу о том молит, а мы еще подумаем.

С тем послы великого князя и на Москву отъехали. Вернулись же назад владыка и бояре скорее, чем в Луки ехали, ибо местами дороги подсохли уже, и только у рек и лесных озер от половодья еще топи и болота стояли. Все же в конце мая послы уж предстали пред государем.

Выслушав ответ братьев, великий князь усмехнулся и молвил:

— Добре. Узнают еще и они, как новгородцы мне челом били!

В этот же день степные дозоры, а потом и гонцы царевича Даниара прибыли к воеводе и наместнику московскому князю Ивану Юрьевичу Патрикееву с вестями о татарах. Все они, хоть из разных мест, одно и то же в страхе говорили:

— Татары Ахматовы!

— По всей степи, яко саранча!..

— Всеми ордами идут!..

У Ивана Васильевича задрожали руки, но, овладев собой, сказал он:

— Гонцы здесь? В сенях, баишь? Позови двух-трех, что потолковей.

— Как дороги? — спросил государь вошедших, не давая им даже до конца докреститься. — Кто из дозора? Ты? Ну, сказывай. И то еще сказывай, как возле рек, у Оки-то как?

— Дороги-то в поле провяли, — сипло заговорил здоровый мужик с седеющей бородой, обрамляющей красное обветренное лицо его. — Токмо в рощах и лесах, как к Москве ближе, зачинаются топи по колено, болота. Коло рек поймы еще после половодья не высохли, а берега-то Оки — глина больше, долго держит воду она…

Великий князь слушал и становился все спокойней.

— Травы какие? — спросил он снова.

— Травы-то, государь, — заговорил гонец Даниара, — плохи еще для коня. Мокры очень. Такая трава брюхо раздувает коню, болеет от нее конь-то.

— Ну, идите, Саввушка даст вам водки выпить и закусить.

Великие князья, задержав у себя князя Патрикеева, послали за дьяком Курицыным и князем Андреем меньшим. Оба они явились немедля в хоромы великого князя Ивана Ивановича, у которого сегодня обедал и сам государь.

— Нам ведом обычай татарский, — начал Иван Васильевич. — Прямо с походу, изгоном они бой зачинают. Посему днесь же и всю ночь будем полки отсылать к Берегу…

Стук в дверь прервал слова государя. Вошел начальник стражи в сопровождении трех русских конников, с ног до головы забрызганных грязью. Один из них — сотник.

— Будьте здравы, государи! — в один голос воскликнули они. — С Берега мы, государь!

— Сказывайте.

— Лазутчики наши, государь, — начал сотник, — вызнали, что идут ордынские татары, а у Берега токмо дозоры их были…

— В каких местах? — спросил Иван Васильевич.

— Меж Коломной и Каширой — против Озер, а меж Каширой и Серпуховом — против Турова. И в иных местах на правом берегу Оки. Токмо тайно были, хоронились, где можно, а коней на поводу за собой вели али в кустах прятали.

— Так дозорные, баишь, были? — переспросил великий князь.

— Истинно, государь! — ответил сотник. — Токмо разведчики да лазутчики. Наши дозорные ближе к Веневу лазутчиков из наших татар Даниаровых видели. Баили Даниаровы-то, что несметная сила ордынская токмо еще к Дону подходит. Ведомо им от некоих уланов степных, что Ахмат-то всей Ордой идет, а с ним братанич, царь Касым, с шестью сынами-царевичами, и татар с ними множество…

— Скажи мне, Иван Юрьич, — оборвав рассказ, обратился великий князь к Патрикееву, — есть на Береге пушкари и пушки?

— Есть, государь, — ответил князь Иван Юрьевич, — по числу полков, а полков там мало…

— А ты, сотник, от какого места с Берега-то? — спросил Иван Васильевич вестника.

— От Каширы, государь.

— Есть у вас пушка?

— Мало, государь. У нас более старые пищали…

— А ведаете, как по-новому по бродам и переправам бить?

— Ведаем. По шесть пушек и пищалей в ряд ставить. Из трех первых враз бить, другие наготове доржать. Когда же татары опять густо пойдут, из готовых бить…

— Добре, — похвалил государь. — А скажи, как наши и Даниаровы мыслят: будут ордынцы броды брать или плавиться?

— Сего не мыслят, государь, — ответил сотник, — нетути для войска подступа к реке-то. Половодье не сошло еще совсем, а ночесь дожжа много было, до утра лил. Беспута, не дай Бог, какая — ни пройти, ни проехать.

— Видать, — заметил Иван Васильевич, — что ждать будут ордынцы.

— Истинно, государь.

— А сами цари-то с главной силой своей? Как идут, борзо иль тихо?

— Тихо вельми, государь, а все же к Дону подходят…

— А кто тобя отослал ко мне?

— Воевода каширский. Семен Вас…

— Ведаю, ведаю его. Доволен яз им. Да будет здрав он и все вои его. Идите. Да скажи: приказа не даю, а пушкарей и пушек пришлю.

Вестники поклонились и вышли, сопровождаемые начальником государевой стражи.

— Ну, а мы думу свою продлим, — сказал Иван Васильевич и, обратясь к князю Патрикееву, спросил: — Чаю, отдохнули полки князя Андрея Никитича Оболенского. Осьмой день, как на Москву пришли. Пусть утре с рассветом идут к Берегу, куда князю Ряполовскому было назначено.

— Слушаю, государь.

— Ты же, брат, — приказал великий князь Андрею меньшому, — как тобе ведомо, иди в Тарусу, в вотчину свою, против татар же, по уговору нашему, крепи Берег. Ну, днесь довольно, а утре — что Бог даст. Идите, а яз к собе поеду…

— Разреши, государь, — вставая, сказал дьяк Курицын, — довести тобе. С ночи послы из Лук Великих пригнали от братьев твоих с челобитной к тобе о твоем пожаловании.

— Видать, — раздраженно перебил его Иван Васильевич, — с Казимиром-то они каши не сварили. Мыслят, улита едет, когда-то будет…

— Истинно, государь, — подтвердил дьяк. — Журавль-то в небе, а синицу в руки дают. Матушка, инокиня Марфа, к тобе собирается, хочет просить милости и прощенья братьям твоим.

— Ладно, — ответил великий князь, — к матери утре яз сам поеду, а братних послов принимать не буду.

— Еще, государь, — продолжал Курицын, — днесь приехал с дщерью своей шурин твой, царевич Андрей Фомич. В Мячкине ночует, а где им утре в Москве быть прикажешь?

— Государь, — предложил великий князь Иван Иванович, — пусть у меня будет царевич Андрей. Яз ведь один в бабкиных хоромах остался, да и по-фряжски разумею…

Иван Васильевич многозначительно поглядел на сына, довольный его предложением.

— Добре, сынок, — согласился великий князь, — а племянницу мы у княгини моей в хоромах устроим. Там, у своей тетки, девке веселей будет.

Все вышли. Отец и сын остались одни. Взглянув на сына, Иван Васильевич молвил с улыбкой: