Уроки гнева - Анатолий Нейтак

— Право, вы слишком любезны с таким ничтожным созданием, как я, почтенный… как вас, говорите, зовут?

— Айкем, — поклон. — Рыцарь Айкем, если угодно.

— Аик-хэм? У вас такие трудные имена!

Главный шпион Равнин поклонился, не ответив ничего, и опустился напротив гостя. Стол был сервирован по южному обычаю: на полу, вернее, на ковре, прикрытом плотным, но почти прозрачным прямоугольником шёлка. Поверх него были расставлены многочисленные блюда и напитки, как южные, так и местные, а по сторонам этого стола были в изобилии разложены малые и большие подушки, чтобы сиделось помягче.

Некоторое время гость и хозяин отдавали должное угощению, обмениваясь краткими и вполне нейтральными фразами. Тот и другой украдкой наблюдали за сидящим напротив, по мере сил стараясь подметить больше, чем выдать. Наконец Кергоз ритуальным жестом провёл вдоль лица, на доли мгновения задерживая ладонь против глаз и рта, выпрямился и спросил.

— Чем же я, ничтожный, привлёк внимание столь важного и почтенного человека, как вы, господин Аик-хэм?

Ответом была легчайшая улыбка.

— Позвольте мне не согласиться с вами в отношении вашего ничтожества, Кергоз. Зачем унижать себя и меня? Я не занимаюсь ничтожным, и вы, посвящённый Ве-атти, отнюдь не такой незначительный человек в посольстве Кунгри, как может показаться.

— Я лишь прах под пятой Ве-атти благого и единого.

— Однако ваши слова, как я заметил, не оставляет без внимания принцесса Окхоль. Или та, кого берёт в жёны мой король — лишь недостойный прах?

На это замечание у посвящённого Кергоза благочестивой фразы не нашлось.

— Позволено ли мне будет спросить у господина: зачем вы позвали меня в свой дом?

— Полагаю, с той же целью, с какой вы приняли моё приглашение.

— О!

— Именно. Говоря прямо, без увёрток — мне интересно узнать вас поближе. Если прекрасная Окхоль станет королевой Равнин и матерью наследника престола, вы будете среди тех, для кого, как говорится, широко раскрыта дверь слуха и разума. А может случиться и так, что нас с вами, почтенный, ещё до всех этих радостных событий свяжут взаимные интересы.

— Вы готовы уверовать? — изумился Кергоз. "Очень естественно", — отметил Айкем.

— Как я могу? — спросил он. — Ведь я знаю о том, что вы предлагаете, так мало…

"Ценный союзник и опасный противник… очень опасный. Если и есть человек, способный расстроить наши планы, то он сидит напротив меня.

Осторожность, осторожность и осторожность — прежде всего!"

— Что же вам известно?

— Пять из восемнадцати князей-наместников Кунгри Ош. Третий наследник Дархо Девятого и его иузах-князь Вессаурк. Немногим менее семидесяти тысяч сийми в золоте и драгоценных камнях. По одним подсчётам, сто пятьдесят тысяч верующих. По другим — значительно больше двухсот тысяч…

"Ве-атти единый! Что за человек!"

— …И сверх всего этого — многочисленные подтверждённые чудеса, от которых для людей понимающих, вроде Зи Хиссана, пахнет силами отнюдь не божественными, а вполне, так сказать, земными. Магическими силами, если быть точным. — Сделав паузу, Айкем закончил со вздохом. — Как видите, почтенный Кергоз, я знаю о вашей вере довольно мало. И уж во всяком случае, совершенно недостаточно для серьёзного решения многих вопросов.

Посвящённый помолчал.

— О некоторых вещах вы знаете более чем достаточно, — сказал он наконец. — Я сам причастен далеко не всех тайн, как вы понимаете…

— И?

— И я не уполномочен заключать какие-либо соглашения…

— Но?

— Но посвящённым найдётся, что предложить вам, — добавил Кергоз с решительным видом. — Вы можете не верить, что наши чудеса и наши силы дарованы нам свыше; я вижу, что вы — из тех людей, кои не уверуют без зримых доказательств даже в скорый восход солнца. Но даже вы при всём неверии своём не отрицаете, что посвящённые в силах творить именем Ве-атти и во славу его нечто превыше понимания обыкновенных людей.

Айкем кивнул.

— Доказанному — верю, — сказал он. Кергоз внутренне напрягся.

"Говорить? Промолчать?..

Скажу. И — будь что будет!"

— Вы говорили о взаимных интересах, почтенный? Мне известен один такой интерес. Ведь недаром говорится, что имеющие одного врага должны быть друзьями.

— О каком враге речь?

— Демоны, именуемые тасстар. Пославшим меня ведомо, что для вашей державы угроза с этой стороны не исчезла. Примете ли вы помощь Ве-атти для избавления от этих существ?..

Глава четырнадцатая

Колония поразила Эхагеса многим, но прежде всего — двумя вещами: обширностью системы пещер и царящим в ней, несмотря на все старания подземников, духом тревожной неуверенности. Страж привык видеть в тастарах древнюю мудрость, величие и силу. Льды Славы лишь укрепили его в этом. Но видеть после Льдов колонию Рроэрт… даже для него, для стороннего в сущности наблюдателя, это было еле выносимо. Контраст резал душу.

А то, что ощущал Пламенный…

— Сколько вас здесь?

На простой вопрос Владыки Пёстрый ответил, не оборачиваясь, так же просто:

— Три тысячи.

— А тех, кто помнит Вторжение?

— Четыреста семь… нет, уже четыреста шесть.

Значит, подумал Гес, подавляющее большинство из них — молодые… незавершённые? Семь из восьми — существа, для Пламенного подобные горбатым, кривым, хромым уродцам?

Владыка бросил на ходу, не обернувшись:

— Хуже.

"Простите, сай".

"Ты здесь ни при чём", — ответил Пламенный молча, с пугающей хрупкой отрешённостью. "Поистине многому научились мы от пелэ не по своей воле. Быть может, пришла нам пора научиться и ненависти".

(Позже Эхагесу — и особенно часто на грани сна — вспоминался пещерный мрак, еле-еле раздвигаемый бледным свечением каких-то влажных нитей, свисающих с потолка; вспоминался странный сладковатый запах, испускаемый иной подземной растительностью, служившей пищей местным обитателям; но ярче всего вспоминались взгляды. Те лучи липкого, разом боязливого и тайно жестокого внимания, которыми окатывали стража встречаемые по пути незавершённые. Во взглядах старших тастаров не было страха, а тайное желание раздавить человеческое насекомое они прятали гораздо лучше. Однако Гес помнил посетившую его мысль.

"Научиться ненависти? Здесь этот урок давно усвоен…")

Ближе к угадываемому центру колонии незавершённых было мало. А в полости размером с бальный зал, куда привёл гостей Пёстрый, их не было вообще. Только пятеро таких же, как сам Пёстрый, старейшин. В одном из них Эхагес определил мастера Корней подстать Холодной (было похоже, что вся колония носила живые одежды, сотворённые именно этим тастаром); в другом старейшине был виден мастер майе, в третьей — мастер Порывов, походившая на отца Раскрытой, Беспокойного, даже аурой подавленности, печатью давней, не находящей утоления жажды. Определить область силы двоих оставшихся страж не смог.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});