Светлая сторона Луны (трилогия) - Сергей Дорош

В конце концов я обосновался в Центральном зале. Так меня проще было найти. Люди Аквы, лучше всех передвигающиеся по Теням, взяли на себя обязанности гонцов. Теперь рядом со мной стоял Магнус. Он смотрел на все это побоище глазами, полными печали и страха.

— Они сами виноваты. — Я хлопнул его по плечу. — Будь они с тобой помягче, ничего этого не случилось бы.

Гвардейцы притащили откуда-то большой дубовый стол. На нем я развернул планы замка, составленные нами со слов того же Магнуса. Теперь управлять действиями корпусов братства стало еще проще. Иногда, когда я не понимал, в какой комнате или зале возник очаг сопротивления, Магнус подсказывал мне, и я направлял туда вновь прибывших с Плутона бойцов. Это было просто. Как оказалось, командовать армией в бою не труднее, чем составлять сложный план вторжения. Мне вспомнился Плутонский Паук. Сейчас я вновь смотрел множеством глаз, дергал за множество нитей, и, повинуясь моим желаниям, сотни и тысячи бойцов устремлялись исполнять приказы.

Но для этого мне не нужен древний артефакт. Теперь я бы мог многому научить и Хантера, и любого, считающего себя мастером в управлении людьми. Я сам был мастером. Мне больше нечему учиться, нечего постигать. Я впитал в себя знания, а потом бросил их против врагов. Удивительно ли, что враги мои не устояли? Могло ли что-нибудь на Луне, на Земле или любой другой планете меня остановить?

Смертельная длань Меджлиса

Пролог

Стены Иерусалима. Сколько раз они разрушались и опять восстанавливались, сколько штурмов изведали! Люди всегда возвращались сюда, что бы ни происходило. И вновь поднимались стены, и опять возносились молитвы на Храмовой горе. Наверно, действительно есть в этом месте нечто особенное. Мне нравится стоять на этих стенах, ощущать на лице знойный ветер из пустыни, смотреть в ясное, безоблачное небо. Хотя я и воспитывался в тех местах, где вздымаются вековые деревья, где жизнь бьет ключом, но и этот пустынный пейзаж заставляет чаще биться сердце.

Иерусалимское братство было здесь всегда с момента, когда это селение получило право называться городом. Высшему легко скрыть свою истинную суть, если он этого захочет. Простые люди не знали о тех конфликтах и интригах, что стоят за их, казалось бы, обычными войнами. Они не знали, что, когда римские легионы или крестоносцы врывались в Иерусалим и заливали кровью его улицы, среди простых людей шли те, кто умел узнавать и убивать высших. Братство множество раз выбивали отсюда, оно всегда возвращалось. Оно даже иногда огрызалось. Но силы его всегда были несопоставимы с мощью Воинства Небесного. Их хватало для обороны, но не для полномасштабной войны.

Да и свое предназначение члены Иерусалимского братства видели не в войне. Прежде всего они были лекарями, целителями душ и хранителями знаний. Может, потому и нашло братство общий язык с Кругом друидов. Может, именно потому в последние века, стоило крестоносцам Воинства Небесного в очередной раз двинуться на Иерусалим, среди черных с белыми крестами на левом плече плащей воителей братства все чаще мелькали зеленые одеяния аколитов Круга…

Я искренне рад этому. Иначе у меня не было бы возможности стоять на этой стене и вдыхать сухой ветер пустыни. Здесь было спокойно. Я люблю жизнь во всех ее проявлениях, но там, где она есть, не обойтись без боли. И я эту боль чувствую очень остро. Может, потому душа моя отдыхает не в диких дубравах и березовых рощах, а здесь, на безжизненной стене посреди безжизненных песков.

Сейчас он так мал, этот город. Куда ему соперничать с тем же Римом или Царьградом! Я уже молчу о захваченном друидами Киеве. Но все равно на Иерусалиме есть печать — печать начала и конца. Ему быть сердцем этого мира. Как бы ни менялся лик Земли, этот город останется здесь. И будет Храмовая гора, и всегда с нее будут возносить молитвы.

Звон мечей во дворе смолк. Там тренировались новобранцы, еще молодые и зеленые. Увы, этот мир жесток, и Иерусалимское братство вынуждено обучать в том числе и воинов. Во дворе их было немногим больше сотни. Но только десяток из них достигнет того уровня, который позволяет стать братом-сержантом. А если повезет, один, в лучшем случае двое станут высшими — братьями-рыцарями. Что будет с остальными? Некоторые рано или поздно уйдут. Сложен и тернист путь братства. Не каждому он по силам. Кто-то уйдет в библиотеки, станет братом-хранителем знаний. А в ком-то откроется дар целителя. По-разному это бывает. Но каждый брат, чем бы он в дальнейшем ни занимался, какой бы путь ни избрал, должен знать, как держать в руках меч. Потому что когда очередной прилив врагов рано или поздно захлестнет древний город, на счету будет каждый меч и каждая способная его удержать рука. Ведь число братьев-рыцарей никогда не превышало полутора сотен. А это гораздо меньше, чем ангелов в Воинстве Небесном.

На какое-то время повисла почти осязаемая тишина. Близился полдень. В это время жара достигает своего пика, и жизнь в Иерусалиме словно бы замирает. Я очень люблю эти моменты. Меня не пугает излишняя щедрость солнечных лучей. А вот звенящая, почти осязаемая тишина — ее сложно найти где-нибудь еще. Это редкое сокровище.

Но в тот полдень мне так и не дали ею насладиться. Он приблизился очень тихо. Я уловил его шаги не ухом, а каким-то шестым чувством. Слишком легок был его шаг. Слишком нехарактерна здесь мягкая кошачья повадка.

— Меркурия не вытравить из души? — спросил я не оборачиваясь, когда он подошел совсем близко.

— Да, это уже в крови, — не стал он спорить. — Хотя в свое время вытравливали неплохо.

— Приветствую, брат-переписчик Халиил.

— Мир тебе, Хансер сын Лин-Ке-Тора, — отозвался он.

— Это ты гонял молодежь по плацу?

— Ну не все же время пылиться в библиотеке. Да и знания мои немалы. Пусть учатся, это лишь укрепит братство.

Да, я получил свое имя в честь того, кто нес смерть. Но для меня он — тот, кто спасал жизни. Благодаря ему моя мать дожила до появления меня на свет. Я — Целитель, меня воспитывали и учили не так, как его, и все же в нас есть что-то общее.

— У тебя глаза на затылке? Как ты меня узнал? — Халиил стал рядом, опершись на зубец стены.

— Такой бесшумной походки нет ни у кого в городе, — ответил я. — Ты ведь здесь единственный живущий в тенях. По крайней мере, бывший.

— Ты же сам сказал, Меркурия из души не вытравить, — ответил он. — Живущие в тенях не бывают бывшими. Кстати, кажется, друиды именуют таких, как я, «беззубая змея».

— Мне не нравятся их прозвища. В них слишком много пренебрежения, — признался я. — К тому же моя мать родом со Светлой стороны Луны. Она никогда не называла высших по-друидски. Я привык к прозвищам Светлой стороны. А ты что это, решил сегодня клинком помахать? — спросил я, заметив меч у него на поясе.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});