Anamnesis morbi. (История болезни) - Александр Светин

— Палыч, я тебе умную вещь скажу, только ты не обижайся! — заявил Петрович, когда я составил ему компанию у стены. — Есть у меня смутное подозрение, что Кларочка — Охотник. И что теперь-то мы вляпались в серьезные неприятности!

— Можно подумать, что до этого были сплошь несерьезные! — вяло огрызнулся я, складывая в уме отдельные элементы сложной мозаики.

Все сходилось. Утечка информации о содержании нашего разговора с Антониди. И звонок Кларочки неведомой подружке перед нашим визитом в квартиру Димаса… Тогда состоялось мое первое знакомство с Охотниками, чуть не ставшее последним, если бы не Хруль. И странная реакция печати на прикосновение Клариной руки. И непонятные слова маленького бога, обращенные к плачущей девушке. И ночное нападение Охотников на дом Антониди, стоившее жизни Попану. И пистолет в руке Кларочки, нацеленный сейчас на меня… Все получило вдруг простое и страшное объяснение.

Кларочка — Охотник?! Бред какой-то, но…

— Доктора, вам придется какое-то время поскучать там, у стеночки. Я жду гостей, — прервала мои мысли девушка с пистолетом. — Пожалуйста, будьте благоразумны и не заставляйте меня использовать этот предмет по его прямому назначению! — она качнула стволом. Голос по-прежнему был совершенно бесцветным.

— Малыш, ты… — начал было я, но Кларочка меня перебила:

— И никаких разговоров! Просто стойте молча, оба!

Я послушно закрыл рот. Бесполезно: сейчас передо мной стояла, поигрывая пистолетом, вовсе не та милая девочка с ласковыми серыми глазами, которую я знал прежде. А значит, и слова, предназначенные той Кларочке, бессмысленны.

— Палыч, как думаешь: эти ее гости как сюда войдут? Двери-то закрыты! — почти не разжимая губ, прошипел Петрович.

— Понятия не имею. Возможно, она заставит кого-то из нас открыть ворота.

— А вот хрен! Пашка, мы же можем торговаться: без нашей помощи сюда никто не сможет войти. И выйти, кстати, тоже! Это можно использовать!

— Каким образом? И, кстати, ты уверен, что ворота реагируют только на живую руку? В противном случае, сам понимаешь, возможны варианты… Крайне для нас с тобой неприятные!

— Типун тебе на язык! — в сердцах рявкнул Ванька.

— Я же просила: без разговоров! — оборвала Кларочка наш диалог. — Иначе…

Договорить она не успела. Со знакомым уже скрежетом каменные ворота начали раздвигаться.

Мы с Петровичем ошалело смотрели на расширяющуюся щель. Мы двери не открывали. Тогда кто?!

В увеличивающемся проеме уже угадывался темный силуэт с факелом в руке. Другая рука тоже была занята. Пистолетом.

Дождавшись, пока грохот каменных створок стихнет, человек с факелом неторопливо прошел внутрь и остановился рядом с Кларочкой. Ворота закрылись.

— Добрый вечер, коллеги! Впрочем, для вас он уже перестал быть добрым! — ехидно заявил знакомый голос. По-русски.

Я тут же вспомнил, где я его слышал: в подвале лесного дома, куда нас, оглушенных и упакованных в скотч, доставили в «скорой помощи» незадачливые нероградские Охотники Леха с Серым. Именно этим голосом беседовал со мной тогда человек, собиравшийся скормить меня Хозяину. Тот самый «шеф», которому мы устроили засаду, да так и не дождались его появления. Теперь, кстати, понятно почему…

Но, готов поклясться, этот голос я слышал еще раньше. А вот когда и при каких обстоятельствах — вспомнить не мог.

Мне на помощь пришел сам «шеф»:

— А вас, Пал Палыч, я особенно рад видеть. Мы же с вами не только коллеги, но еще и, некоторым образом, почти родственники. По женской линии! — с этими словами Охотник осветил свое лицо. Оно улыбалось.

Петрович вполголоса выматерился. Он тоже узнал.

Перед нами стоял Боровой. Тот самый Михаил Боровой, муж Вики. Хирург-онколог, если не ошибаюсь. И видел-то я его один лишь раз, мельком, когда тот выходил из кабинета Витаминыча, уже на ходу прощаясь с ним. Тогда я и этот голос услышал в первый раз.

Теперь понятно, как он сюда вошел. Коллега, врач… Тоже — Эскулапов жрец, мать его!

— Узнали наконец? — поинтересовался Боровой, продолжая улыбаться. — Вижу, что узнали. Вот и славно, теперь между нами никаких тайн не осталось. Итак, несостоявшийся муж моей жены, должен констатировать, что вы отличаетесь завидным упорством: несмотря на все наши старания, добрались-таки до жезла! Вернее, почти добрались! — он коротко засмеялся. — Вот ведь странность какая: все-то у вас, господи Светин, получается «почти». Почти заполучили Вику, почти погибли пару раз, почти овладели жезлом… Еще немного, и вас смело можно будет называть «мистером Почти». Или просто — неудачником.

— Не устали болтать попусту? Что тогда, в подвале, что сейчас… Если уж вам все равно, о чем трепаться, может, лучше расскажете, как дошли сюда? У вас-то, насколько я понимаю, карты не было? — пытаясь протянуть время, я задал вопрос, который и в самом деле меня очень интересовал.

— Не было, верно. Зато — у нас есть очаровательная Клара Артуровна! — Охотник сунул пистолет за пазуху и приобнял за талию Кларочку. — Которая любезно мне помогла найти вас в Лабиринте. Игру «казаки-разбойники» знаете?

Я молча кивнул. Знаю.

— Вот и мы с вами поиграли в нечто подобное. Душка Кларочка на каждой развилке помечала коридор, в который вы направлялись. Не поверите чем! — Боровой расхохотался и чмокнул Кларочку в шею. Она никак не отреагировала. — Своей губной помадой! Чертовски остроумно, верно? И так же эффективно, — закончил мысль Охотник и разом согнал улыбку с лица. — Ну вот, я на ваш вопрос ответил, пора переходить к деловой части нашего вечера. Видите ли, Пал Палыч, сейчас нам придется с вами расстаться. Навсегда.

Он вновь вытащил пистолет, направил его мне в грудь и взвел курок. Противный металлический щелчок в наступившей тишине прозвучал оглушительно. С нехорошей улыбкой Боровой тронул указательным пальцем спусковой крючок.

А я стоял, растерянно опустив руки, не пытаясь уйти от неминуемой смерти. Было странно и обидно… а вот страха не было.

— Ничего личного, коллега, ничего личного! Исключительно в интересах дела. Уж извините, но живым вы меня больше не устраиваете… а потому вынужден перевести вас в качественно иное состояние. Полагаю, это будет почти не больно! — ироничным тоном заявил Боровой. И спустил курок…

Выстрел прозвучал оглушительно. От грохота с потолка подземного зала опять посыпались камни. Пытаясь защититься от них, я прикрыл голову руками и пригнулся. И тут до меня дошло: я — живой?!

Живой. А вот Боровой рухнул на каменные плиты. Неловко так, лицом вниз. И тут же по серому граниту пола из-под его головы расплылась темная лужа. И от нее в холодный воздух неторопливо заструился пар.

А позади лежащего тела стояла Кларочка, опустив пистолет с дымящимся стволом.

— Как же неправильно все… — устало прошептала она. — Не хочу больше…

И рука с пистолетом опять начала медленно подниматься.

— Нет, малыш, не смей! — закричал я, поняв, что собирается сделать Кларочка. И рванулся к ней.

Но раньше успел Петрович. Он всей своей массой налетел на девушку именно в тот момент, когда дуло уже почти коснулось нежной кожи на правом виске. От удара Кларочка отлетела в сторону и рухнула на пол. А пистолет остался в руке Ваньки.

— Так-то лучше! — удовлетворенно констатировал он, щелкнув предохранителем и пряча оружие в карман.

Я присел рядом с лежащей Кларочкой. Глаза ее были закрыты, но ресницы чуть подрагивали.

— Зачем ты так, маленькая? Ведь твоей вины нет ни в чем. Я не хочу тебя терять. И не могу, понимаешь? Теперь — не могу. Душой к тебе прирос, намертво — не оторвать. Глупо, не ко времени, не к месту, но так уж вышло, — шептал я ей, держа в руках прохладную ладошку и глупо надеясь, что не услышит.

Улыбнулась слабо, не открывая глаз. Услышала.

— Я бы не смогла в тебя выстрелить, Пашка… Если бы даже ты пошел к жезлу — все равно бы не смогла, — прошептала тихо.

— Знаю, малыш. Знаю, — я поднес ее руку к губам. — Забудь: теперь все будет хорошо. Мы дошли все-таки. Дошли.

— Не совсем, — Кларочка открыла глаза и села. Обняла меня за шею и прижалась крепко, будто в последний раз. Замерла так на минуту. Потом отстранилась и строго посмотрела на меня. — Иди к жезлу, Пашенька!

— Давай, Палыч, иди! — Петрович склонился над нами и протянул руки. Ухватившись за них, мы с Кларочкой поднялись на ноги.

Я сделал несколько шагов к ступеням. Обернулся: Ванька бережно обнимал за плечи серьезную и какую-то торжественную Кларочку.

— Иди! — почти беззвучно прошептала она.

Пошел. Вновь поднялся по короткой лестнице и остановился на постаменте. Передо мной был жезл: обычное длинное, сучковатое бревно, покрытое истрескавшейся, отлетевшей местами корой. Посох древнего бога Асклепия, покровителя медицины. Жрецом которого, оказывается, я служу.