Второе правило волшебника, или Камень Слёз - Терри Гудкайнд

Он знал, что, кроме обычной ненависти и гнева, исходящих от меча, ему доступна и оборотная сторона магии, магия белого клинка. Сестрам об этом ничего не известно. Ричард надеялся, что необходимости просветить их на этот счет у него не возникнет. Но если потребуется, он это сделает. Он должен избавиться от ошейника. Он должен использовать и ту, и другую стороны магии своего меча, а то и обе сразу, чтобы избавиться от Рада-Хань. Но лишь когда придет время. Когда придет время.

Спустились лиловые сумерки, и сестра Верна решила остановиться на ночлег.

Ричарду она не говорила ничего сверх необходимого. Он не знал, сердится ли она еще или уже нет, но, если честно, это его мало беспокоило.

Неподалеку оказался ручей, вдоль которого росло несколько молоденьких ив.

Ричард отвел туда лошадей, разнуздал их, стреножил и долго с удивлением разглядывал железные удила с заостренными краями, похожие больше на орудия пытки, чем на лошадиную упряжь. Такие удила могли использовать только люди, ничего не смыслящие в лошадях, считающие, что подчинить можно только жестокостью. Хорошо бы им самим засунуть эти железки в рот, может, это их чему-нибудь научит. Ведь для хорошо вышколенной лошади достаточно легкой уздечки. А если лошадка еще и умная, то и уздечка не нужна. Ричард с отвращением подумал о людях, восполняющих жесткостью недостаток ума и терпения. Он поднял руку и попробовал коснуться кончика черного уха.

Лошадь испуганно отпрянула.

— Вот оно что, — проворчал Ричард, — значит, за уши тебя тоже таскали. Не волнуйся, дружок, — он ласково похлопал лошадь по выгнутой шее, — меня тебе нечего бояться.

Она успокоилась и ткнулась ему в плечо мягкими губами. Ричард сменил воду в бурдюках и напоил лошадей, следя, чтобы они не увлекались — иначе есть риск простудить их. Затем он нашел в одной из седельных сумок скребницу и почистил животных, не забыв осмотреть их копыта. Ричард не торопился, предпочитая общество лошадей обществу сестры Света. Потом он вытащил дыню — подарок бантаков — и, срезав кожуру, разделил ее между животными. Дынные корки — излюбленное лакомство лошадей, и они впервые за всю дорогу слегка оживились. Учитывая металлические удила, это было неудивительно.

Потом, решив, что грудь болит слишком сильно, чтобы стоять тут и дальше, Ричард вернулся к сестре Верне. Она сидела, подстелив под себя небольшое одеяло. Ричард тоже развернул свое и устроился напротив. Скорее из желания чем-то занять руки, чем оттого, что испытывал голод, он вынул из сумки лепешку и, разломив ее, протянул половинку сестре Верне. Потом Ричард разрезал дыню и тоже предложил сестре. Она холодно посмотрела на него.

— Это получено обманом.

— Это получено как знак благодарности тому, кто предотвратил войну.

— Возможно, — фыркнула сестра Верна, но дыню взяла.

— Если хочешь, я первым постою на страже, — предложил Ричард.

— Это не нужно.

Не переставая жевать дыню, Ричард посмотрел на сестру:

— В Срединных Землях попадаются гончие сердца. И не только они. Я могу привлечь скрийлинга. Мне кажется, разумнее будет спать по очереди.

Сестра Верна откусила кусок лепешки и, не глядя на Ричарда, сказала:

— Со мной ты в безопасности. Спать по очереди нет необходимости.

Голос ее звучал ровно, но было ясно, что она на грани того, чтобы рассердиться. Ричард в молчании проглотил еще один кусок, а потом решил разрядить обстановку.

— Ты здесь, я тоже. Рада-Хань на мне. Как насчет того, чтобы начать учить меня пользоваться даром?

Он постарался вложить в свой голос энтузиазм, которого не чувствовал.

Сестра Верна взглянула на него из-под бровей:

— У тебя будет достаточно времени для занятий, когда мы достигнем Дворца Пророков.

Ричарда как холодной водой облили. Он почувствовал нарастающий гнев. Гнев меча поднимался в нем, требуя выхода. Но Ричард сдержался:

— Как пожелаешь.

Сестра Верна легла на одеяло и поплотнее завернулась в плащ.

— Холодно. Разведи костер.

Он не торопясь положил в рот последний кусочек лепешки, прожевал его, проглотил и тогда спокойно сказал:

— Я удивлен скудостью твоих познаний в магии, сестра Верна. На свете есть волшебное слово, способное поистине творить чудеса. Возможно, ты его даже слышала. Это слово — «пожалуйста». — Ричард поднялся на ноги. — Я не замерз. Если тебе нужен костер, разводи его сама. А я собираюсь стоять на страже. Я уже говорил, что ничего не принимаю на веру. Даже если нас убьют сегодня ночью, я успею тебя предупредить. — Он повернулся к ней спиной и, не дожидаясь ответа, пошел прочь. По правде говоря, ему успел уже опротиветь ее голос. Отойдя подальше, Ричард наткнулся на небольшое возвышение и уселся там, чтобы смотреть по сторонам. И думать.

Ночь выдалась безоблачной. Луна заливала землю мягким серебристым светом.

Равнина просматривалась великолепно. Как ни пытался он заставить себя думать о чем-нибудь другом, мысли его постоянно возвращались к Кэлен.

Он смахнул с лица слезы и, обхватив руками колени, попробовал представить себе, где сейчас Кэлен и чем она занята. Отправилась ли она к Зедду?

Тревожится ли она за него, Ричарда, настолько, чтобы взять на себя такой труд?

Луна неторопливо плыла по небосводу. Что же теперь делать? Ричард чувствовал себя потерянным. Перед его мысленным взором возникло лицо Кэлен. Он сразился бы со всем миром, чтобы увидеть ее улыбку, чтобы вернуть тепло ее любви. Он представил себе ее зеленые глаза, ее длинные волосы. Ее прекрасные волосы.

При этой мысли Ричард вспомнил о локоне, который Кэлен положила ему в сумку. Он достал его и начал рассматривать в лунном свете. Перетянутый голубой ленточкой, локон напоминал восьмерку, и Ричард непроизвольно вздрогнул: он знал, что восьмерка, положенная на бок, является символом бесконечности.

Ричард повертел локон в пальцах. Кэлен дала его ему на память. Дала, потому что знала: он ее никогда не увидит. От этой мысли у Ричарда перехватило дыхание.

Он изо всех сил стиснул эйджил, так что рука задрожала от усилия.

Физическая боль переплелась с болью душевной. Ричард терпел эту боль, пока она не стала невыносимой, а потом еще немного, пока не помутилось сознание и он едва не лишился чувств.

Судорожно хватая ртом воздух, он повалился на землю. Боль вымела из головы все мысли. Лишь через несколько минут он обрел способность соображать, но долго еще лежал на земле, постепенно приходя в себя.

Наконец он нашел в себе силы снова сесть и в этот момент обнаружил, что по-прежнему держит в руке перевязанный ленточкой локон. Глядя на него в лунном свете, Ричард вспомнил, как сестра Верна назвала ложью то, что он сказал бантакам. Гнусной ложью. Кэлен произнесла те же самые слова. Она назвала «гнусной ложью» его любовь к ней.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});