Рандеву с Варягом - Александр Михайловский

   Ольга подняла бинокль к глазам. На нее снова нахлынуло ночное наваждение. Черные, береты, да заправленные в высокие ботинки пятнистые штаны были их единственной одеждой. Покрытые потом мускулистые тренированные тела - Ольга зябла в пальто, а этим парням, отрабатывающим блоки и удары, было жарко, будто в июньский полдень. Ольгу завораживала рельефная мускулатура бойцов, будто вышедшая из под резца Микеланджело. Великая княжна кое-что понимала в мужских телах, конечно теоретически. Это не были ни пахари, ни грузчики, такой тип мускулатуры развивается после долгих занятий. Таковы были воины античности - щитоносцы и копейщики, таковы были викинги, посвящавшие воине и подготовке к ней всю жизнь. Занятиями руководил такой же мускулистый, как и бойцы, высокий офицер. Не спрашивайте, как Ольга это определила, она и сама не могла на это ответить. Только он один командовал, а другие ему подчинялись. Именно поэтому Ольга и решила, что это командир - скорее всего, поручик-подпоручик, судя по тому, что она видела перед собой взвод. Он был красив, какой-то дикой красотой, силен, интересен. Со вздохом Ольга опустила бинокль. Еще немного и ее безликое ночное наваждение начнет обретать видимые контуры.

   За завтраком стул, который вчера занимал господин Гостев, оказался пустым. Не успела Ольга удивиться, как в салон вошел высокий офицер, затянутый в черный мундир незнакомого покроя. Три маленьких звездочки на погоне с одним просветом выдавали его чин - поручик, и принадлежность к русскому воинству. На черном фоне кителя четко выделялся знак ордена Святого Георгия 4-й степени. Сняв свой черный берет, поручик склонил перед присутствующими коротко подстриженную голову, - Ваши императорские высочества, ваше высокопревосходительство, прошу прощения за небольшое опоздание, задержался по делам службы.

   Наместник Алексеев кивнул головой, давая понять, что молодой человек замечен и прощен, - Ваши императорские высочества, - Алексеев посмотрел на Сандро, Михаила и Ольгу, - позвольте представить вам героя дела при Эллиотах, поручика морской пехоты Никитина Сергея Александровича.

   Сандро и Михаил по очереди пожали поручику руку. А вот когда он подошел к Ольге, та вздрогнула, и как то неловко подала руку для поцелуя.

   - Их Императорское Высочество, сегодня утром наблюдала нашу разминку - Пояснил поручик коснувшись губами воздуха над ее рукой, - и нечаянно увидела наше "Лицо Обращенное к Врагам". Признаюсь, зрелище не для слабонервных. Но, надеюсь, я прощен?

   - Да, - пробормотала Ольга и неожиданно для себя покраснела.

   Дальнейший завтрак проходил для Ольги как во сне. Время от времени она поглядывала на сидящего напротив поручика, и заливалась краской. А ведь было от чего, Наместник Алексеев, воспользовался случаем и, поглядывая на смущающуюся Ольгу, своими словами, но довольно близко к тексту, начал излагать боевое донесение командира крейсера "Баян" Роберта Петровича Вирена о деле при Эллиотах. Поручик Никитин в этом изложении выходил полубогом, а его бойцы дружиной былинных героев, наполовину перебивших, наполовину пленивших вдесятеро превосходящий их японский гарнизон островов. Сам же поручик, при всех похвалах в свой адрес делал каменное лицо, и притворялся, что разговор вообще идет не о нем. Ольга, напротив, все больше и больше смущалась.

   Выручил ее Михаил. Едва дождавшись конца изложения военных подвигов, он вдруг сказал, - Господа, я долго думал о своем положением среди вас. Я не дипломат, как Сандро, и не могу принести России пользы на этом поприще. Так же, в отличие от моей сестры, я мужчина и честь не позволяет мне находиться в стороне, когда идет война. Я не моряк, и не могу принести пользы на корабле... Возможно, мне однажды придется стать императором, но как я могу командовать если не умею подчиняться. Господин Никитин, прошу взять меня на обучение в вашу часть...

   В салоне повисла тишина. Ошарашены были все: и Сандро и Наместник и, в первую очередь Ольга. С лица поручика морской пехоты соскользнула маска вежливой любезности, - Поздравляю вас, ваше Императорское Высочество, это шаг не мальчика, но мужа. Я, конечно, доложу адмиралу Ларионову, но не вижу, каких-либо причин, которые могли бы воспрепятствовать вашему желанию. Попрошу вас прибыть на "Сметливый" за час до полудня, там вас осмотрит корабельный врач, и сделает некоторые анализы.

   - Я абсолютно здоров, господин поручик, - вспыхнул Михаил.

   - Это стандартная процедура, - успокоил его Никитин, - без этого мы не сможем разработать для вас индивидуальный курс подготовительных тренировок. Уж поверьте, вылепить из вас настоящего морского пехотинца будет стоить немалого труда, и в первую очередь для вас самих. Легко не будет, это я вам обещаю. Не надейтесь на то, что вы и так всю жизнь в строю. Ваши навыки кавалериста вам почти не пригодятся. Но, зная ваше упорство, желание, думаю, что шанс у вас имеется. - поручик морской пехоты пожал руку наследнику Российского престола, - Думаю, что в старости я буду гордиться тем, что когда-то был вашим наставником. Честь имею!

   - Честь имею, господин поручик, - ответил успокоившийся Михаил, - Думаю, что ни я, ни вы, не пожалеем об этом решении.

   Остаток завтрака прошел почти в абсолютном молчании, даже Наместник стал вдруг молчалив и задумчив. Как грозовая туча на хрупкий мир накатывались грозные события, только вот никто не мог сказать - какие именно...

   25 (12) февраля 1904 года. Полночь. Тверь. Поезд литера А.    Капитан Тамбовцев Александр Васильевич.

   Вот так, с шутками и прибаутками, и доехали мы до Первопрестольной. Но в ней останавливаться не стали. Обогнув Москву по кольцу наш поезд вышел на ветку, ведущую к Питеру, после чего бодро помчался к цели нашего затянувшегося путешествия. Я стоял у окна и смотрел в ночную тьму. Почему-то вспомнилась поэма Некрасова, посвященная этой железной дороге. И слова:

   Славная осень! Морозные ночи,   Ясные, тихие дни...   Нет безобразья в природе! И кочи,   И моховые болота, и пни -

   Всё хорошо под сиянием лунным,   Всюду родимую Русь узнаю...   Быстро лечу я по рельсам чугунным,   Думаю думу свою...

   Да, думы в голову лезут разные. Мы уже на финишной прямой. Еще немного, и мы в моем родном городе. Как там нас встретят? Не думаю, что плохо, но все равно, кошки скребут на душе.

   Видимо мое настроение передалось и Нине Викторовне. Она тихо подошла ко мне сзади, и шепнула на ухо, - Васильич, не волнуйся, все будет хорошо! Ведь мы провалились на сто лет назад не для того, чтобы завалить свою миссию. Должна же быть во всем этом какая-то высшая справедливость!

   Я покивал головой, соглашаясь со своей начальницей, и продолжал смотреть в окно. Поезд миновал Клин. Мелькнули тусклые станционные фонари, стоящий на перроне, закутанный в башлык жандарм, и снова за окнами темнота. Опять вспомнился Некрасов:

   Да не робей за отчизну любезную...   Вынес достаточно русский народ,   Вынес эту дорогу железную -   Вынесет всё, что господь ни пошлет!

   Вынесет всё - и широкую, ясную   Грудью дорогу проложит себе.   Жаль только - жить в эту пору прекрасную   Уж не придется - ни мне, ни тебе.

   Отчего-то сжало сердце. Ох, и часто оно стало у меня шалить в последнее время. Вроде не старый еще, а вот...

   Скоро Тверь. Здесь наш поезд постоит некоторое время в ожидании смены паровозов и проверки букс и колес. Бывал я и в советском Калинине, и в постсоветской Твери. Красивый город, и Волга в нем такая маленькая-маленькая, даже по ширине меньше нашей Невы.

   Вот и бывший стольный город Великого княжества тверского. Однако уже полночь. Поезд дал гудок и стал притормаживать. Перрон был пуст. Похоже, что к прибытию нашего "литерного" здешние полицейские и жандармы удалили всех припозднившихся пассажиров, дабы избежать каких-либо роковых случайностей. Да и лишние глаза, которые заметят нашу чудо технику на платформах, тоже ник чему.

   Поезд остановился. Наши караульные, уже привычно высыпали из своих теплушек, и окружили состав. Постукивая молоточками по колесам и буксам, вдоль вагонов пошли осмотрщики.

   Неожиданно на перроне появилась странная процессия. Впереди шел высокий и плотный мужчина лет пятидесяти - шестидесяти. Одет он был в долгополую медвежью шубу и купеческую шапку из бобра. Сзади за ним шел жандармский унтер-офицер, неся в руке большой чемодан. Сквозь оцепление эта "сладкая парочка" прошла легко, словно горячий нож через масло. Они явно направлялись к нашему салон-вагону.