Черный сорокопут. Дьявольский микроб - Алистер Маклин

Затем, нет и следа звонившего человека. Прошли шестнадцать миль на мотороллере, ожидали в обычном обжитом маленьком городке — и ни единой души, которая бы вас видела. Наконец, вы безнадежно увязли в долгах, настолько безнадежно, что готовы пойти на любой проступок. Даже проникнуть в Мортон, если это улучшит ваше скверное финансовое положение. С минуту он молчал, затем устало поднялся:

— Я совсем невиновен, Кэвел, но вижу, в какую передрягу попал, не так уж я глуп. Выходит, меня арестуют?

— А вы что скажете об этом, миссис Хартнелл? — спросил я.

Она печально улыбнулась мне и нерешительно ответила:

— Думаю, этого не стоит делать. Я… я не знаю, как разговаривает полицейский офицер с человеком, которого собирается арестовать за убийство, но по вашему тону чувствую, что не хотите этого.

— Наверное, и мне стоило поработать в лаборатории номер один вместо вашего мужа, — сухо сказал я. — Вашей истории трудно поверить, Хартнелл.

Это не алиби. Никто в здравом уме не поверит вам, или вы считаете, что я не в здравом уме?

Хартнелл с облегчением глубоко вздохнул, но его жена, колеблясь, произнесла:

— Может быть, это ловушка? Может, вы подозреваете Тома и хотите приписать ему участие в…

— Миссис Хартнелл, я принимаю во внимание ваше абсолютное незнание жизни и ее нелепостей в ненормальном Уилтшире. Ваш муж может считать, что его никто не видел, но, уверяю вас, на отрезке от вашего дома до Альфингема жизнь бьет ключом между десятью тридцатью и одиннадцатью часами: влюбленные, джентльмены на полпути из кабака домой, осушившие последнюю бутылку и готовящиеся к домашнему скандалу, старые леди, а иные и не такие старые, выглядывающие из–за полузадернутых занавесок. С группой детективов я могу к завтрашнему полудню опросить массу людей, и, клянусь, дюжина жителей Альфингема подтвердит, что вчера вечером видели доктора Хартнелла ожидающим у конторы Тариэла. Впрочем, нет нужды даже и это делать.

— Он и это учитывает, Том, — тихо прошептала миссис Хартнелл.

— Да, именно это я и учитываю: кто–то старается навлечь на вас подозрение, Хартнелл. Дня два посидите дома, я сообщу об этом в Мортон. Ни с кем не разговаривайте, ни с кем. Хотите — лежите в постели, но ни с кем не общайтесь. Ваше отсутствие на работе по болезни в таких обстоятельствах заставит думать преступников, что мы подозреваем вас. Понимаете?

— Да. Прошу прощения, Кэвел, что свалял дурака, но…

— Я тоже был не на высоте. Спокойной ночи. В машине Мэри недоуменно спросила:

— Что произошло с легендарной непримиримостью Кэвела?

— Не знаю. А как ты думаешь?

— Тебе не следовало убеждать его в невиновности. После его признания тебе стоило бы промолчать, пусть он продолжал бы свою деятельность.

Подобный Хартнеллу человек не смог бы скрыть своего смертельного страха, а это как раз и помогло бы тебе: настоящий преступник решил бы, что подозревается Хартнелл. Но ты не мог так поступить, не правда ли?

— До женитьбы я таким не был. Теперь я конченый человек. Кроме того, если его обвинить, то он сойдет с ума.

Она немного помолчала. И хотя я не видел ее отчетливо — она сидела слева, — но чувствовал: она разглядывает меня. Наконец, услышал:

— Не понимаю.

— Со мной три полиэтиленовых мешочка, лежат на заднем сиденье. В одном из них — образец сухой грязи. Хартнелл постоянно ездит на работу автобусом, но я обнаружил эту характерную рыжеватую глину под передним крылом его мотороллера. Такую глину можно отыскать только на окружающих главный въезд в Мортон полях. Во втором мешочке — молоток, который я нашел в его сарае. Готов поклясться, что пара седых волосков, к нему прилипших, принадлежит известной собаке по кличке Ролло, которой вчера ночью крепко досталось. Третий мешочек хранит тяжелые кусачки с изолированными ручками.

Их тщательно вычистили, но электронный анализ установит идентичность зазубрин режущей части с зазубринами на перекушенных обрывках колючей проволоки в Мортоне.

— И все это ты нашел? — прошептала она.

— Все это я нашел. Почти гениально, сказал бы я.

— Ты сильно взволнован, не так ли? — спросила Мэри. — Даже имея такие веские улики, ты все же считаешь его невиновным? Полагаешь, что кто–то пойдет так далеко, что…

— Хартнелл невиновен. В убийстве, во всяком случае. Кто–то вскрыл его сарай ночью, на это определенно указывают зазубрины на замке, если знаешь, где их увидеть.

— Тогда почему ты снял…

— Было две причины. Потому что на нашем острове есть такие полицейские, которые крепко усвоили и уверовали в детское правило дважды два обязательно дает четыре. Такие не станут долго рассуждать и сразу поволокут Хартнелла к ближайшему старому дубу. Глина, молоток, кусачки, скачущий под луной преступник — чертовски занятно, не правда ли?

— Да. А может…

— Ерунда.

— Я назвал доктора Хартнелла лжецом, он недалек и всему верит. Ночью все кошки серы. Человек на мотороллере в пальто, шляпе и очках ночью похож на всякого другого в пальто, шляпе и очках. Но я просто не смекнул, как еще можно продвинуть расследование, а пугать их до смерти мне не хотелось.

Не говорить же ему, в самом деле, о безумце, выкравшем дьявольский микроб из Мортона. Кроме всего прочего, я не желаю, чтобы Хартнелла тревожили.

— Что ты имеешь в виду?

— Точно еще и сам не знаю, — сознался я. — Хартнелл не способен и мухи обидеть, но он все же замешан в чем–то серьезном.

— На чем ты это основываешь? Сначала говорил, что он чист. Почему…

— Повторяю, не знаю, — разозлился я. — Можешь считать это подозрительностью, можешь назвать работой интуиции, но я сам еще не могу в этом разобраться. Во всяком случае, это еще одна из причин, почему я унес улики А, В и С. Ведь кто бы их ни подсунул, чтобы навлечь на Хартнелла подозрение, теперь и сам немного поволнуется. Если полиция оправдает Хартнелла или обвинит, то наш неведомый приятель сразу раскусит что к чему. Но когда Хартнелл неожиданно остается дома, а полиция одновременно не сообщает о находке улик А, В и С, преступник заподозрит неладное, начнет ломать голову в догадках. Неопределенность. Нерешительность. Они тормозят дальнейший ход событий, а это даст нам возможность выиграть время. Нам сейчас необходимо побольше времени.

— У вас примитивное и извращенное мышление, Пьер Кэвел, — произнесла Мэри, — но, полагаю, если я невиновна, а факты неумолимо свидетельствуют против меня, то, пожалуй, я предпочла бы поручить вам расследование моего дела, и никому иному. Но если бы я была виновата, а улики отсутствовали, я, пожалуй, предпочла видеть следователем любого, но только не вас.