Полгода — и вся жизнь - Элизабет Хауэр

Вечером, когда он сидел в неярком свете все той же лампы, ему стало ясно, что, несмотря на внешние успехи, его жизнь не удалась: ни его супружество, ни отношения с ребенком, ни профессиональная деятельность, ни его связь с Марией Лангталер не принесли ему счастья. Что ему теперь делать? Вполне вероятно, что у барона нашли товары, которые тот обменял на станки. Может быть, в гестапо еще не докопались до их источника и не вышли на него, Густава Бухэбнера. Теперь все дело в том, выдал его барон или нет. Добровольная явка Густава Бухэбнера вряд ли улучшит положение того, кого схватило гестапо. Нет, сам он не должен ничего предпринимать. Он должен остаться здесь и выждать некоторое время.

Инженер обменял у старьевщика определитель растений на вещь, которая ему не была нужна. Он дал телеграмму Гансу Ахтереру, что не может забрать Ренату, а своей жене сообщил, где его можно найти. «Если меня не схватят и не пошлют на Восток, я уеду на Запад, — думал инженер. — На Западе нужны техники. На Западе сосредоточились все надежды нашего времени».

* * *

Ребенок вернулся в пустой дом.

Рената и Камилла приехали поздно вечером. Их радостно встретил Пако. Мать Камиллы уже спала. Она боязливо спросила из-за двери, кто пришел, и открыла только тогда, когда услышала имя своей дочери.

— У тебя в доме никого нет, — сказала Мария Ренате, — я запру тебя там, ты будешь спать одна.

— Нет, — ответила девочка и прижалась к Камилле, — я останусь здесь.

Но ни Камилла, ни ее мать не хотели этого. Позвали фрау Бергер, которая жила по соседству. Она прибрала комнату Ренаты и ворчливо объяснила, что делает это в последний раз, так как скоро должны появиться родители.

— Твоя мать, по крайней мере, могла бы уже приехать, — сказала она, — инженера я еще могу понять — у него нет времени, но ее — нет.

Рената так устала, что почти заснула, пока раздевалась. Она не хотела слушать злые и непонятные слова фрау Бергер.

— Я хочу есть, — жаловалась девочка, хотя это было не так.

— Ничего нет. Пришел конец вашей хорошей жизни. Вряд ли вы уже будете есть хорошие, запрещенные продукты, — высокомерно сказала фрау Бергер, забыв о том, что и ей всегда что-нибудь перепадало. — Теперь твой отец подумает, стоит ли заниматься тайными делишками. Он узнает, что бывает, когда занимаешься темными делишками. А может быть, уже узнал.

Девочка больше не слушала. Она забралась в кровать, свернулась там в клубок, положив голову на руки, и уснула, так и не накрывшись одеялом. Но фрау Бергер еще не кончила говорить о том, что было у нее на душе. Она склонилась над Ренатой и громко сказала ей в ухо:

— А барон, чтобы ты знала, уже сидит.

Девочка услышала эти слова, но как бы издалека. Ей казалось, что фрау Бергер произносит их из другого конца комнаты. Она не поняла, что же странного в том, что барон где-то сидит. «Барон… где-то… только не заснуть… нужно сказать что-нибудь вежливое фрау Бергер… обо мне никто не хочет заботиться… нужно быть вежливой», — проносилось в голове ребенка.

— Где же сидит господин барон? — спросила Рената.

Но ответа она уже не слышала.

— На Морцинплац, в гестапо, — прошептала фрау Бергер, склонившись над лицом глубоко спящего ребенка.

* * *

Ирена Бухэбнер приехала в полдень на следующий день. Она была в плохом настроении. Около вокзала не было больше такси, она с трудом отыскала носильщика, который за щедрое вознаграждение согласился ехать с ней до дома. Ирене тоже пришлось нести кое-что из багажа. Перед воротами своего дома она зло бросила вещи на землю и позвала Марию Лангталер и Бергер. Рената бросилась ей навстречу, она наскоро поцеловала ее и заметила, что дочь поправилась. Ирена спросила ее об отце, но ответа не получила.

Мария Лангталер отнесла сумки в дом и поспешила тут же уйти. Но Ирена вдруг проявила неожиданный интерес к ней и спросила, как дела у ее мужа. Он, как она слышала, был в отпуске. «Он хорошо отдохнул, — доложила Мария Лангталер, — теперь он снова на фронте. Я жду известий от него». Фрау Бергер стояла тут же и с открытым ртом наблюдала за обеими. «Откуда вы об этом узнали?» — спросила тихо мать Камиллы. Ирена ответила, что ей писал об этом муж. Мария Лангталер забыла о своей спешке, встала как вкопанная, ее глаза сузились, казалось, что она прислушивается к тому, что происходит у нее внутри. Ирена внимательно наблюдала за ней.

— Еще что-нибудь хотите узнать? — спросила она наконец.

Мать Камиллы покачала головой и торопливо спустилась вниз.

— Что здесь было! — начала рассказывать Бергер в доверительном тоне. — Он, собственно говоря, пробыл дома недолго, а потом сразу же уехал и уже не вернулся.

— Так, — сказала Ирена. — Наверное, он не любит свою жену.

Рената была в соседней комнате и слышала, что сказала Ирена. Она подумала, что нужно обязательно спросить у Камиллы, действительно ли ее отец не любит ее мать. Она вспомнила о своих родителях и тоже решила обсудить этот вопрос с Камиллой.

После обеда Рената пошла с матерью покупать школьные тетради, гораздо большего размера, чем в начальной школе. В этом Рената теперь могла соперничать с Камиллой. Атлас для первого класса средней школы был почти таким же, как у Камиллы в шестом классе. Рената уже оправилась после тяжелого расставания с Бойгеном и нерадостного возвращения домой. Для льготного проезда на трамвае Ренате нужен был ученический билет с фотографией. Она уговорила мать сфотографироваться. «Качество бумаги, к сожалению, не лучшее, — объяснил фотограф, — резкость я не гарантирую и могу сделать только три фотографии». Вскоре фотографии были готовы. Небольшой дефект — светлая полоска посредине сделала почти незаметной робкую улыбку на губах девочки.

* * *

Камилла узнала о случившемся с бароном сразу же, как только приехала. Она накинулась на мать с вопросами, но Мария отвечала односложно и хотела знать, почему Камиллу так интересует судьба барона.

— Он все-таки наш сосед, — ответила Камилла осторожно, — он всегда хорошо относился ко мне.

Она решила ничего не рассказывать о своей встрече с Винцентом. По крайней мере матери. Если об этом спросит баронесса, она скажет, что их встреча была случайностью, не больше. О том, что они любят друг друга, все узнают позже, когда кончится война и Винцент опять будет здесь, когда он заберет ее к себе на виллу, как он обещал ей в тот волшебный, чудный вечер. Она не забыла ни одного слова из их разговора, она тысячу раз мысленно повторяла его, он приобретал все большее значение, каждый его слог был частичкой пути, который она когда-нибудь пройдет с Винцентом. Где бы ни находилась Камилла, ее, словно облачко, окружал запах травы и мха, деревьев и кустарников того райского места, в котором они были. Чтобы увидеть его, ей даже не нужно было закрывать глаза. Иногда она не понимала, что говорят другие люди, потому что в ней постоянно звучал голос Винцента и крик кукушки, доносившийся из облаков. Камилла не обратила никакого внимания на сообщение матери о том, что отец не вернулся домой. Мать ожидала в ответ на свое раздраженное сообщение услышать от дочери обвинения в вине. Однако ей пришлось несколько раз повторить свои слова, прежде чем Камилла поняла, о чем идет речь. Та лишь кивнула в ответ, как будто это ее не касается.