Происхождение и юные годы Адольфа Гитлера - Владимир Брюханов

Нам остается лишь гадать, когда произошла смерть Гласль-Хёрера и честно ли Алоиз ее дожидался или, не дождавшись, предпринял некоторые шаги, чтобы ускорить это событие. При последних обстоятельствах, как мы полагаем, Алоиз вполне мог обратиться за помощью к тому же Иоганну Непомуку (наверняка не подозревая того, что помощь могла быть оказана его собственной служанкой) — и последний с удовольствием должен был ее оказать, снабдив Алоиза необходимым препаратом и инструкцией по его применению; это только закрепило бы сложившиеся между ними соглашения — к изрядному удовольствию Иоганна Непомука!

Это был бы, конечно, совершенно отчаянный поступок со стороны Алоиза. Но он вполне мог объясняться той накопившейся ненавистью Алоиза к ближайшим родственникам, которую он вынужденно должен был терпеть теперь уже целых двенадцать лет! А если тесть все еще оставался жив, бодр и дееспособен, то это пришлось бы терпеть и дальше еще неизвестно сколько лет — в то самое время, когда Иоганн Непомук и вся шпитальская мафия уже находились, как полагал Алоиз, в его собственных руках! Поэтому не было бы ничего удивительного в том, что Алоиз решился бы на немедленное устранение и этого препятствия, завершая тем самым свое собственное оформление во вполне законченного преступника.

Угроза разоблачения не должна была его пугать при этом: как хорошо известно, подозрения в отравлении возникали в те времена (как, в какой-то степени, и всегда и всюду) лишь в довольно стандартных ситуациях — когда происходила смерть достаточно молодого и здорового человека, а лицом, заинтересованным в этой смерти, оказывался некто, имеющий отношение к химии или медицине.

Ни Алоиз, ни его тесть этим условиям в 1876 году не соответствовали. Поэтому Алоиз, даже знающий и верящий в теоретическую возможность разоблачения, практически мог пренебречь такой опасностью. Иоганн Непомук и остальные также были не в том положении, чтобы по собственной инициативе возбудить его разоблачение.

Тот же факт, что и Алоиз мог оказаться целиком посвященным в технику и тактику применения мышьяка, позволяет нам лучше понять при рассмотрении последующих сюжетов, как и откуда мог быть посвящен в то же самое и его сын, Адольф Гитлер.

Вот Алоиз и Иоганн Непомук должны были бы после осуществленного убийства общаться между собой самым минимальным образом: ведь пить и есть в присутствии заведомого отравителя — это, повторяем, чрезмерная нагрузка для нервов любого человека!..

Заметим, однако, что такой ход событий уже начисто лишал силы все компрометирующие материалы, собранные Алоизом, поскольку сам он превращался в совершенно полноценного сообщника Иоганна Непомука.

Мог ли себе позволить Алоиз пойти на такой преступный шаг? И на что он после этого мог рассчитывать при дальнейшем продвижении к своим окончательным целям: на полное взаимопонимание, якобы достигнутое с Иоганном Непомуком? Можно ли было хоть в чем-то полагаться на такого человека? И как мог Алоиз при этом забыть, что это был союз с убийцей его собственной матери?

Мы не знаем ответы на эти вопросы и сознаем голословность обвинения, только что возведенного на Алоиза, не имея никакой возможности объективно его обосновать. Мы даже готовы полностью его снять — при появлении разумно обусловленных возражений, например — выяснении того, что Гласль-Хёрер умер или впал в старческий маразм задолго до июня 1876 года. Возможность же того, что он оказывался живым и дееспособным и после июня 1876, решительно нами отвергается — безо всякого риска совершить ошибку!

Но вот если выяснится, что престарелый Гласль-Хёрер умер в точности в последние недели до начала июня 1876 года, то наше голословное обвинение Алоиза в его убийстве превратится в полнейшую уверенность — и можно будет даже настаивать на эксгумации тела старика-тестя (если найдется его могила), также безо всякого риска ошибиться в результатах!..

Что же касается того, что Алоиз заведомо ошибался в отношении возможности полагаться на Иоганна Непомука, то последовавшие события уже 1888 года подтвердили это абсолютно однозначно.

Когда и какие именно шаги изначально предпринял Алоиз в 1876 году в отношении представителей Церкви и властей — это никогда не предавалось гласности. Однако последующее показывает, что поддержка Церкви была ему обеспечена.

Заметим притом, что и те расчеты на помощь Церкви, которые, как мы полагаем, должен был возлагать на нее еще живой Иоганнес Шиккельгрубер, могли не оправдываться до сего момента в силу совершенно примитивных бытовых обстоятельств: Алоиз мог никогда не заговаривать о семейных секретах со священнослужителями, с которыми он общался со времен бегства в Вену, а при коротких появлениях в Шпитале с 1873 по 1876 год (до самого момента описываемых ниже событий) и вовсе не подходить близко к церкви. Таким образом образовался просто разрыв между обстоятельствами, которые должны были контролироваться представителями церкви с 1847 года, и тем конкретным лицом, к которому непосредственно относились достигнутые соглашения; примерно так мы и отзывались об этом при анализе событий в Шпитале в 1853 году.

Теперь, когда Алоиз должен был поделиться с кем-то из священников своим намерением сменить фамилию и мотивами этого шага, то принявший исповедь не мог (насколько мы представляем себе порядок действий в католической иерархической организации) не сообщить вышестоящим инстанциям о столь экстраординарных обстоятельствах; также, несомненно, ранее поступали и священники, посвященные в семейные соглашения Шикльгруберов и Гитлеров в 1847 году.

Вот теперь эти два информационных файла и должны были объединиться где-то в высокой инстанции — на уровне епископата, если не выше, и Церковь должна была на основе этой информации выработать четкую позицию по отношению к текущим событиям в данном семействе, что и проявилось нагляднейшим образом в последующих событиях 1876 года. Едва ли при этом не припомнились и все предшествующие заслуги перед Католической церковью всех предков Алоиза, обеспечив и максимально позитивное отношение к потомку этих заслуженных людей!

Схема действий, предпринятых для замены фамилии Алоиза, абсолютно не соответствует общепринятым канонам, и характерна именно тем существенным обстоятельством, что все прочие факты и соображения, положенные в основу принятого решения, но не упомянутые в прямом тексте, составленном заявителями (его изложение мы приводим ниже), остались скрытыми и от публики, и от гражданских властей, — и погребены в архивах церковных канцелярий.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});