Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея - Михаил Богословский

3 августа. Четверг. Утром занятия с Миней и биография. После обеда мы с Миней ездили в Рыбинск и оказались попутчиками Кабановым. Ревизор отвел Миню на капитанскую рубку, на которой он и находился все время. В Рыбинске на пристанях и на набережной масса поражающих грязным и неряшливым видом оборванцев-солдат, в защитных рубахах без погон, стоят без дела и грызут подсолнухи, необыкновенно тупо смотря на окружающее. Иные предлагают услуги по переноске тяжестей. И эта рвань – наша армия! Куда же ей сражаться с обученными и вымуштрованными немцами? Это тунеядцы, бездельничающие по целым дням, на которых жалко смотреть, и это, впрочем, также избиратели на городских выборах в Рыбинскую думу, предстоящих 6 августа. Я думаю, что даже турецкая армия теперь более обучена, занята и более военного вида, чем этот паскудный сброд. И пять месяцев только назад еще можно было гордиться нашим войском!

4 августа. Пятница. Стоит все время великолепная ясная погода. Утром занимались с Миней, затем своя работа. После обеда я стал чувствовать лом во всем теле. Чтобы размяться, я прошелся до Болонова и обратно, причем имел интересную встречу: шли несколько рабочих с завода Теляковского, мужчин и женщин; одна из последних заметила по моему адресу: «Нарядный какой, ходит один, не боится». Я спросил: «Чего же бояться?» Они все ответили: «Нынче выходили из лесу пять воров, напугали нашего пастуха». На мой вопрос, кто же это такие, они ответили: «Беглые мужики». Воровство и грабежи вокруг повсеместные. И наша дачная колония в тревоге проводит каждую ночь, ожидая посещения.

Вернувшись с прогулки, я почувствовал жар и лег в постель в лихорадке. Второй раз за лето! Плохо! Прочел в «Русских ведомостях» статью о денежном обращении, в которой доказывается, что денежное обращение после революции стало много хуже, чем было при старом порядке. За два первые года войны выпущено бумажек на 6 миллиардов, а новое правительство за 5 последних месяцев уже выпустило их на 6 миллиардов. День войны при старом порядке стоил 15 милл [ионов] рублей, теперь он стоит 70–75 миллионов руб. «Русские ведомости» остроумно указывают причину такого увеличения: страшное повышение заработной платы рабочим, работающим на казну, причем бумажки застревают у них в руках, не обращаясь в % бумаги, как это делают капиталисты с получаемыми прибылями. Оттого и создается потребность все в новых и в новых кредитных билетах.

Итак, денежное обращение – хуже, продовольственное дело – хуже, о военном деле – и говорить нечего, суда и полиции совсем нет. Что же стало лучше после переворота? Свобода? Но министры получают право закрывать газеты, запрещать съезды и собрания, и, наконец, министр юстиции Зарудный (какое имя! и кадет189) вносит законопроект о предоставлении двум министрам – внутренних дел и юстиции – по соглашению без суда арестовывать в административном порядке и ссылать в определенные местности лиц, действующих контрреволюционно или опасных для революции!190 Где же эти свободы, что от них остается и чем все это отличается от старого порядка?

5 августа. Суббота. У меня повышенная температура. Я чувствовал слабость и потому мало работал. Сидел на солнце в кресле и читал Диккенса. Расставаться с жизнью при нормальной температуре, может быть, и жаль, но при повышенной – довольно безразлично. Смерть при тяжелой болезни, думается, и совсем не страшна.

6 августа. Воскресенье. Утром я уже чувствовал себя здоровым. Был в церкви или, вернее, у церкви, так как внутри было душно от большого числа богомольцев. Здесь 6-го августа совершается невиданный мною обряд крестного хода вокруг церкви с молебнами на каждой из четырех сторон. Л[иза] уехала в Рыбинск «посмотреть» на выборы в городскую думу. Объекты женского любопытства меняются, но существо его остается тем же; прежде ходили «посмотреть» на чужую свадьбу, теперь мода на политику, значит, надо смотреть на выборы. Мы оставались с Миней, и мне удалось много поработать. Вечером мы катались в лодке с М-lе и М-llе Кабановыми. Л[иза] вернулась в 121/2 благодаря опозданию парохода. Стоило ездить!

7 августа. Понедельник. Все время стоит на редкость хорошая, ясная и теплая погода. Утром мы занимались с Миней. Я работал затем до 6 час. вечера, и после того мы катались с ним на лодке в Лучинское; вернулись в 9-м часу. Не глядеть бы лучше в газеты! Петроградский главнокомандующий ген. Васильковский подал в отставку191 – это уже и не запомнишь, который по счету главнокомандующий Петроградским округом уходит из-за конфликта с Советом солдатских и рабочих депутатов, в котором имеется секция, руководящая военными делами, подобно тому, как там есть секция дипломатическая и т. д. Словом, это особый параллельный государственный механизм. Отрекшегося государя везут в Тобольск, в чем я вижу исключительно издевательство над ним. Я было надеялся, что поезд направится в Архангельск, затем на корабль и в Англию. Эх, совершенно еще мы варварская страна, на каждом шагу в этом убеждаешься. Фигляр К[еренский] кричит о равенстве и братстве, когда вокруг все хватают друг друга за горло и душат. Смешной и жалкий фигурант.

8 августа. Вторник. Утром занятия с Миней таблицей умножения, а затем своя довольно усердная работа. После обеда я опять стал замечать нездоровье, и, действительно, у меня опять оказалась повышенная температура, что не мешало мне усердно работать. Не малярия ли у меня начинается – с этим нельзя себя поздравить. Дамы на соседней даче с наступлением вечера начинают нервничать, испытывая страх перед нападением грабителей, и плохо спят ночи. Слухи о грабежах идут отовсюду из округи. Но и в Москве, войдя в магазин, кафе, банк, можно попасть в момент нападения экспроприаторов. Опасность одинаковая. Вот она, анархия, в ее чистом виде под управлением гг. социалистов! Наша юстиция, какая еще есть, сильно хромает влево. Генерал Гурко, против которого прокурор не нашел никаких обвинений, сидит все еще в крепости, а большевики один за другим выпускаются из заключения!192 Продолжает стоять великолепная погода, на солнце знойно, Волга тихая и спокойная как зеркало. Деревья уже сверкают желтым листом.

9 августа. Среда. Время до чаю за работой. После чаю предприняли далекую прогулку, целое путешествие по окрестным деревням в поисках масла, которого очень мало, и продается оно теперь по 4 р. 50 к. вместо прошлогодних 80 коп. И все так. Ужасное бедствие надвигается для городских жителей, в особенности для больших городов! Вернулись домой уже около 9 часов.

10 августа. Четверг. Продолжает стоять великолепная ясная погода. Вечером, однако, тучи и гроза. Был на почте в Песочном, отправил письмо Д. Н. Егорову. День за работой. Вечер на пристани в обществе В. А. Кабанова и соседей. В Москве совещание «общественных деятелей» под председательством Родзянко, на котором замечательную речь о причинах развала армии сказал генерал Алексеев, бывший Верховный главнокомандующий, и подтвердил то же Брусилов. На собрании был и Юденич – словом, цвет наших генералов, остающихся не у дел из-за этих фантазеров-социалистов.

11 августа. Пятница. День с утра дождливый, и поэтому работа моя вдвое интенсивнее. Осталось немного, чтобы вчерне закончить 1697-й год, очень растянувшийся у меня. К 6 час. вечера я кончил работать, порядком устав. Получил очень трогательное письмо от одного из студентов, с 1915 года находящегося на фронте и уже теперь поручика, с выражением сочувствия по поводу весенней истории. Почемуто он скрыл только свое имя. Получил также – с опозданием – приглашение на совещание общественных деятелей 8 августа – о нем в газетах. Замечательную речь произнес генерал Алексеев. Она еще не приведена целиком, т. к. он ее повторит в большом совещании.

12 августа. Суббота. Опять ясная превосходнейшая погода. Я много работал и закончил вчерне 1697-й год. Вечер провели в обществе соседей за политическими разговорами. Мы очень сходимся во взглядах, и с кем ни поговоришь, все говорят одно и тоже: беспорядок, разнузданность, анархия, отсутствие безопасности и т. д. и т. д. И все-таки, как мы еще бессильны. Только-только что буржуазный класс начинает как будто приходить в себя и поднимать голос.

13 августа. Воскресенье. День полнейшего отдыха, т. к. я чувствовал большую усталость, и работа над биографией шла как-то вяло. Погода продолжает быть превосходнейшей. У нас пила чай семья Ломжинского директора, переселяющегося во Владивосток, и разговоры об этом крае.

14 августа. Понедельник. Утро за работой до чая. Затем ходили в Лучинское за картофелем – насколько здесь жизнь легче, чем в Москве. Главные предметы продовольствия здесь можно достать без препятствий, заплатив, конечно, втрое-впятеро дороже, чем прежде, но все-таки все можно достать, тогда как в Москве не достанешь ни за какие деньги. Газеты принесли известие о первом дне Московского совещания: речи, речи и речи, а в речах слова, слова и слова193. Керенский поносил старую власть, сваливая на нее все происходящие безобразия, выкрикивал много важных и торжественных слов: верховная власть, государственная мощь, сам он – верховный глава верховной власти, Временное правительство будет действовать железом и т. д. Он начинает, наконец, понимать, что такое государство и что правительство – не ученое собрание, воодушевленное идеей непротивления злу. Но ведь все это слова! Все только и твердят о необходимости власти, ее прямо жаждут, как воды в пустыне. Но где же она? Слова – громкие и высокие – а все мы видим, что у правительства все что угодно есть, кроме только власти. Кто же его слушается? Армия, которая бежит? Рабочие, которые не работают? Украинская рада, которая созывает украинское учредительное собрание? Финляндия, собирающая распущенный Сейм? Плательщики налогов, не платящие их? И Москва забастовкой трамваев, трактиров и других заведений в знак протеста против совещания показала, каким авторитетом пользуется в ее глазах верховная власть Временного правительства. Министр финансов [Н. В. Некрасов] приводил цифры, но цифры потрясающие. Он сказал, что ни одно царское правительство не было столь расточительным, как революционное. Содержание «продовольственных комитетов» обходится казне в 500 милл[ионов] в год; содержание земельных комитетов в 140 милл[ионов]. На пайки семьям запасных испрашивается 11 миллиардов. Бумажек старое правительство печатало меньше 200 милл [ионов] в месяц, временное по 800 милл [ионов]. Недоимочность доходит до 43 %. Хуже нельзя себе ничего представить. Дорого обошлась России свобода, и при такой дороговизне по карману ли она нам?