Лагуна фламинго - София Каспари

— Я должна помочь нашему сыну. В тебе увидят всего лишь метиса, может быть, даже врага.

Вскоре конюхи подвели к порогу двух оседланных коней. Виктория надела штаны и, как и Педро, набросила пончо, которое защитит ее и от холода, и от жары.

Женщина пустила лошадь галопом, и Педро едва поспевал за ней. Но Виктория понимала, что кони не выдержат такой быстрой скачки, и вскоре, немного успокоившись, перешла на рысь. Они с Педро ехали молча. У них была только одна цель — спасти своего сына.

— Пако Сантос? — Комендант форта, с которым говорила Виктория, откинулся в кресле, делая вид, будто не понимает ее слов.

Виктория решила не обращать внимания на его поведение.

— Да. Я спрашиваю у вас, здесь ли находится Пако Сантос.

— И кто это спрашивает? — со скучающим видом осведомился комендант.

У него были пышные, немного неухоженные усы. Волосы жирно поблескивали. Зато униформа выглядела идеально. К тому же комендант явно старался поддерживать себя в хорошей физической форме. Но все в нем словно не вязалось одно с другим: слишком маленькая голова, чересчур длинные руки, высокий, похожий на женский голос.

— Как я уже сказала, меня зовут Виктория Сантос. Речь идет о моем сыне. Он отправился в путь около двенадцати дней назад. Я думала, что он путешествует со своим отцом…

— Так значит, его отец тоже пропал, сеньора…

— Сантос. Я из семьи Сантосов, из Сальты.

Лицо коменданта оставалось бесстрастным. Впервые Виктория огорчилась, осознав, что тут это имя никому не известно. Тем не менее она не отступала.

— Итак, сеньор Сантос здесь? У меня есть все основания полагать, что он направлялся сюда.

— Тут только индейцы.

— Мой сын похож на индейца.

— Вот как? — Комендант смерил Викторию взглядом.

Она едва подавила нарастающий в ее душе гнев. «Спокойно, — сказала она себе. — Пако тут. Я чувствую, что он тут. Нельзя злить этого человека».

— Вы никогда не слышали о том, что дети обычно похожи на своих отцов?

— Вот как? И что не так с его отцом?

Виктория прикусила губу, но сдержалась и ответила:

— Я думала, мой сын отправился в поездку вместе с ним. Вместо этого он поехал сюда, чтобы…

— Зачем, сеньора Сантос? Что нужно гражданскому человеку в этих землях? Или ваш сын бунтарь?

— Нет, мой сын — ни в чем не повинный юноша. Просто он слишком любит приключения. — Виктория решительно выпрямилась. — Я буду жаловаться вашему начальству. Не смейте заговаривать мне зубы! Предупреждаю вас, у меня очень влиятельная семья. Вы пожалеете, если и дальше будете говорить со мной в таком тоне, — заявила она, блефуя.

На мгновение комендант задумался, затем, вздохнув, подошел к двери.

— Подождите здесь, сеньора Сантос.

Когда Пако вынесли из темницы, он был без сознания. Его вырвало, он обмочился. В камере воняло экскрементами. Юноша не мог скакать, и Педро нанял повозку, на которой Пако перевезли в ближайшую гостиницу. У него была рана на затылке, но Виктория заметила это только тогда, когда погладила сына по голове и он вздрогнул от ее прикосновения.

В первую ночь, сидя у кровати Пако, Педро не проронил ни слова. Виктория видела по его лицу, как он боится за своего сына. Ей самой хотелось плакать, но она шелохнуться не могла от ужаса. «Мы чуть не потеряли Пако, — вновь и вновь звучало в ее голове. — Мы чуть не потеряли его».

Они провели в этой гостинице неделю. Собственно говоря, Пако с самого начала поселился здесь, прежде чем его посадили в тюрьму. Врачу удалось вернуть юношу к жизни.

Виктория села возле кровати Пако.

— Господи, мальчик мой, что же ты натворил? Я так испугалась.

Пако смущенно улыбнулся.

— Я тоже.

— Но что произошло?

— Ничего. Я хотел понять, что тут делается, и решил вступиться за пленных. Это было спонтанное решение и… — Пако нахмурился. — Я начал разговор с комендантом, а он вдруг ударил меня… После этого я ничего не помню. Я очутился в этой камере. У меня болела голова, очень хотелось пить, а потом еще и эта проклятая лихорадка началась.

Виктория глубоко вздохнула.

— О боже, я была так рада, что твой отец наконец-то образумился. А тут ты начинаешь…

— Мне жаль, мама, я не хотел тебя опечалить, но, наверное, это у меня наследственное.

— Опечалить… — повторила Виктория и вдруг рассмеялась. — Опечалить. Какое книжное словечко ты подобрал.

Пако улыбнулся в ответ.

— Привыкаешь выражаться по-книжному, если хочешь стать адвокатом, знаешь ли… — Он посмотрел матери в глаза. — Мне хотелось бы поехать домой, в Тре-Лома. Это возможно?

— Ну конечно, — сказала Виктория.

Только теперь она смогла расплакаться.

Глава 4

— Что же ты делаешь, братишка? Я всем рассказываю, что мой брат хочет быть адвокатом, а вместо этого он становится на тропу войны.

— Эстелла!

Пако сейчас очень походил на того маленького мальчишку, которым был когда-то. Его старшая сестра рассмеялась.

— Ты ничего не можешь воспринимать всерьез, верно? — с легким упреком в голосе спросил он.

— Могу. Себя!

Эстелла улыбнулась. Пако мог злиться на любого другого человека, но только не на свою сестру.

— Мне жаль, что это произошло, — уже серьезно сказала она. — Наверное, это было ужасно.

— Ничего, — отмахнулся Пако. — Но то, что я не смог помочь этим несчастным… — Он покачал головой.

— Ты старался как мог.

— Да. Но этого оказалось недостаточно. — Юноша помрачнел.

Он до сих пор до конца не выздоровел, и это его злило.

— Не будь слишком строг к себе.

Теперь Эстелла вновь стала любящей сестрой. Она была готова защищать брата до последней капли крови. «Я люблю Эстеллу, правда, люблю».

— Я не могу мириться с такой несправедливостью, понимаешь? — Пако попытался объяснить ей свое поведение.

Эстелла кивнула, но дальше говорить об этом не стала.

— Просто белые обращаются с индейцами так, словно это не люди. Их используют. Индейцев уничтожают спиртное и болезни. Но где-то им ведь нужно жить, не так ли? Господь создал всех равными.

Эстелла задумчиво взглянула на своего брата. Ей вспомнился разговор между Педро и Пако. Тогда Пако в очередной раз поссорился с учителем и жаловался отцу.

«Он сказал, что индейцам тут не место. Сказал, что это не их земля».

Педро, точивший мачете, поднял голову.

«Ну, может быть, эта земля не принадлежит ни белым, ни индейцам. Может быть, земля вообще никому не принадлежит».