Constanta - Марьяна Куприянова

растворилось, как соль в воде.

Я слушала, не смея шевельнуться, чтобы не сбить его с мысли, и лишь когда он договорил, высвободилась, развернулась и обняла его сама, скользнув ладонями по несуществующей талии и уткнувшись лицом в деревянный крестик на груди. Костя гладил меня по голове, молча ожидая, когда я начну тот разговор, на который намекала днем. В тот момент я чувствовала себя под защитой, будто меня обнимал родной отец, он всегда точно так же гладил мои волосы.

– Кость… ведь ты не вернешься к ней? Ты же не бросишь меня теперь?

– Ни теперь, ни после, – отрезал он решительно.

Я еще помолчала.

– Сегодня меня вызывала декан. Ей кто-то донес о нас с тобой. Она начала допытываться. Я все рассказала, – зажмурив глаза от страха, выдала я и поджала губы.

Его рука на секунду остановилась на моих волосах, и я было решила, что сейчас мне за это попадет.

– Не ожидал от тебя такого. Ты верно поступила.

– Правда?

– Разумеется. Никто и не собирался это скрывать, но никто и не хотел кричать об этом во всеуслышание. Спросили – ты ответила, как есть. Не спросили бы – на нет и суда нет. И что она?

– Сказала, что исключает меня.

Молчание.

– Как? Только за это?

– Не только.

– Ты, верно, нагрубила ей, – даже не вопросительно, а утвердительно качнул головой Костя.

– Ну… было и такое… но она сама перешла границы. Ты ведь меня знаешь, я…

– Знаю, конечно. Уж мне ли не знать. Однако это все же декан… и надо было с ней не так резко. Что конкретно ты сказала?

– Ну, она спросила, есть ли у меня вообще стыд. С тем намеком, будто это я бессовестно охмурила преподавателя, чтобы учеба наладилась, вроде как в корыстных целях. И меня понесло. Я ответила, что стыда у меня побольше, чем у них всех вместе взятых. Потом она сказала, что наслышана обо мне и о моей спеси, и мое поведение ни в какие рамки не лезет. Припомнила прогулы, начала чернить меня на чем свет стоит, снова заговорила о тебе, а когда я попыталась ее перебить, сказала, чтобы я заткнулась, потому что мне нет оправдания. Ну, я взбесилась и спросила ее, почему? И она выгнала меня.

– Так и спросила – почему? – уточнил Костя.

– Ну, нет, конечно. Я по-русски спросила.

– Ясно. Это хуже, конечно. Но все равно я тебя оправдать смогу. Мне только надо с ней увидеться. Я ей сам все объясню, так что готовься к сессии. Сдашь с таким количеством прогулов – оправдаешь себя перед многими. А я позабочусь, чтобы о твоем исключении больше не велось речи.

– Серьезно?

– Абсолютно.

– Ты считаешь, она изменит решение после нашей беседы?

– Нет, она изменит его после моей с ней беседы.

– Ну, если ты так уверен, мне остается только надеяться.

– Ты должна быть уверена вместе со мной. Все будет хорошо. Я же обещал, что решу все, что бы то ни было. Я держу свое слово. Кстати, меня очень раздражает, что я не могу с тобой связаться, когда хочу. Поэтому вот, – тут Костя вытащил из кармана тоненький простенький телефон – «Sony Ericsson», и отдал мне. – Сим-карта уже стоит. Мой номер вбит. На счету деньги есть.

– Спасибо тебе, – я незамедлительно сунула мобильник в задний карман, – меня саму бесит, что я не могу тебе позвонить. Туда, в больницу. Да и вообще.

– Ну, вот и решено.

– Ты, наверное, голодный?

– Безу-умно, – протянул он и разомкнул руки на моей спине.

– Садись, я подогрею.

– И пить хочу. Сушняк мучает – в больнице вода хреновая, мелкому покупал в магазине соки, да и сам пил, а от них еще больше пить хочется… – жаловался Костя, подошел к раковине, схватил мой стакан воды и залпом выпил. – Странный какой-то вкус, – задумчиво протянул он, – горьковатый.

– Так городская же, – пожала плечами я, доставая из холодильника гречку с мясом.

Но едва я вытащила сковороду и поставила ее на стол, как у Кости зазвонил телефон. Он внимательно посмотрел на экран, бросил мне «врач!» и поднял трубку.

– Довлатов. – Долгая пауза. – Когда?! – снова пауза, в течение которой его лицо менялось от непонимания к ярости. – Как его состояние? Вы звонили матери? Как так? Хорошо, я выезжаю.

У меня опустились плечи, взгляд провалился в пол. Он снова убегает от меня. Так будет всегда.

– Что случилось?

– У Лешки швы разошлись, открылось кровотечение. Все может кончиться очень плохо. Кати с ним не было, ей звонили, но у нее выключен телефон.

– Как так!? – возмутилась я. Это уже не входило ни в какие рамки моих представлений о родителях.

– Понятия не имею, только мне надо срочно ехать. Будь на связи!

– Давай я тебе хотя бы с собой положу еды в контейнер?!

– Давай. Я пойду пока переоденусь быстро – уже сколько дней в одном и том же хожу из-за этого всего.

– Хорошо.

Я быстро положила гречки с мясом в глубокий прямоугольный контейнер, не понаслышке зная Костин аппетит, немного овощей и хлеба, сложила все в пакет и вышла в коридор – Костя уже обувался. Зашнуровав кроссовки, он подскочил, схватил меня за плечи, быстро притянув к себе, второпях поцеловал в лоб и забрал пакет со своим пайком.

– Спасибо. Не знаю, когда вернусь. Я позвоню! – кричал он уже с лестничной площадки, убегая.

Я покинула квартиру через пять минут после его ухода. Пошла в магазин и купила пятилитровку нормальной чистой воды, чтобы не хлебать эти помои из-под крана.

37. Удар

Удар твёрдых тел – совокупность явлений, возникающих при столкновении движущихся твёрдых тел, а также при некоторых видах взаимодействия твёрдого тела с жидкостью или газом.

На следующий день я отправилась на консультацию.

И плевать мне было, хочет того декан или нет. Я так решила, значит, так будет. Я сдам эту сессию, и никто мне не помешает. Еще не было столь сложного материала, чтобы я не могла запомнить его за несколько дней. Для студента перед сессией нет ничего невозможного.

Плохо было одно – Костя не приехал ночевать. И наутро от него тоже не было вестей. Я решилась позвонить, но сотовый был выключен. Это меня беспокоило, но не настолько, чтобы ехать в больницу и снова действовать на нервы его жене и сыну. Наверное, я позвонила ему тысячу раз в течение дня, прежде чем начала волноваться не на шутку.

В универе мне пришла гениальная мысль – зайти на