Историческая хроника Морского корпуса. 1701-1925 гг. - Георгий Зуев

Выход кораблей в море, однако, все время откладывался. Контр-адмирал Беренс медлил с отдачей приказа об отходе. Обстановка была довольно сложной. Отсутствовала какая-либо согласованность в действиях между сухопутным и морским командованием. На рейде на виду у города стояла довольно внушительная эскадра кораблей союзников, по непонятным для всех причинам ведших двойную игру. Союзники противились уходу отряда гардемаринов из Владивостока. Американцы высказывались по этому поводу без дипломатических церемоний, заявляя, что откроют орудийный огонь, если русские суда станут уходить. Только смелое личное вмешательство в спор союзников японского флагмана вице-адмирала Кавахары, позволило, наконец, адмиралу Беренсу решиться на эвакуацию воспитанников Морского училища из города – Владивосток практически находился под контролем большевистски настроенных матросов, солдат и рабочих.

В ночь с 30 на 31 января 1920 года контр-адмирал Беренс наконец-то прибыл на крейсер «Орел» и отдал приказ: «Сняться с якоря!» В 5 часов утра ледокол «Байкал», ломая прибрежный лед, начал медленно выводить корабли Учебного отряда из бухты Золотой Рог. В этот момент американский крейсер «Бруклин» вместо традиционного прощального салюта с кораблями своих союзников вдруг демонстративно навел на них свои прожектора и орудия главного калибра, потребовав застопорить ход. Выручили японцы. На броненосце «Миказа» сыграли боевую тревогу и, в свою очередь, навели мощные орудия на «Бруклин». Отряд судов Морского корпуса, увеличив ход, прошел мимо противодействовавших в этом конфликте кораблей союзников. Однако, выйдя на чистую воду, команды кораблей теперь опасались обстрела мятежной артиллерийской батареи Русского острова. Но при проходе отряда пушки крепости безмолвствовали.

Ледокол «Байкал», пожелав судам счастливого плавания, вернулся во Владивосток. Гардемарины разошлись по корабельным постам и службам. Они поочередно несли судовые вахты. На уходивших кораблях имелся запас свежей провизии, довольно много консервов и приличное количество пресной питьевой воды и угля. Начальнику Морского училища М.А. Китицину удалось обменять денежный запас учебного заведения на валюту, к ней прибавилась сумма в 10 000 иен – личный подарок японских морских офицеров с броненосца «Миказа».

По прибытии в японский порт Цуругу с кораблей Учебного отряда сошли на берег вывезенные из города офицеры Сибирской флотилии, члены их семей, некоторые офицеры Морского училища и контр-адмирал М.А. Беренс. На берегу они были дружески приняты местными властями, получили необходимую материальную помощь и возможность выезда в различные государства на кораблях пассажирских линий.

Капитан I ранга М.А. Китицин, приняв от адмирала Беренса командование отрядом, решил продолжить плавание и направиться в Севастополь, тем более что японцы уведомили его о том, что, по их сведениям, белая Добровольческая армия успешно развивает наступление в Крыму и прочно закрепляется на отвоеванных у большевиков территориях Крымского полуострова.

Суда отряда вскоре вышли в плавание по маршруту Моджи – Гонконг – Сингапур. В Сингапуре отряд Морского училища простоял около месяца (с 8 апреля по 5 мая 1920 года). За это время корабли были введены в местный док для профилактического осмотра и некоторых ремонтных работ. Пятинедельная стоянка судов отряда на рейде Сингапура использовалась руководством Морского училища для продолжения занятий с гардемаринами по совершенствованию теории и практики морского дела. В Сингапуре 1-я рота гардемаринов завершила сдачу выпускных экзаменов, начатых еще в походе.

11 апреля 1920 года, в день Святой Пасхи, 116 старших гардемаринов торжественно произвели в корабельные гардемарины.

В Египте, в Порт-Саиде, учебный отряд судов Морского училища задержался на довольно продолжительное время из-за претензий к командиру отряда со стороны агента Добровольного флота, в категорической форме потребовавшего вернуть оба судна (раньше, до мобилизации, они являлись торговыми пароходами) одной из компаний Добровольного флота. Он даже дублировал свою просьбу официальной телеграммой в адрес руководства флотом Добровольческой армии в Константинополе. В ответ на исковое заявление из Константинопольской базы на имя капитана I ранга Китицина пришел приказ: немедленно сдать суда представителю Добровольного флота в Египте, экипажам сойти на берег и следовать в Севастополь. Любопытно, что при этом морское командование не дало каких-либо конкретных указаний о средствах передвижения людей и их финансовом обеспечении в пути.

М.А. Китицин выразил официальный протест и категорически отказался сдать военные корабли. Примечательно, что русский консул в Египте не только не оказал военным морякам какого-либо содействия, но, наоборот, занял непримиримую позицию в этом возмутительном и аморальном деле. Посол даже пытался добиться у местных английских властей помощи и силой принудить начальника Морского училища подчиниться требованиям коммерсантов из Правления Добровольного флота, те, как выяснилось несколько позже, имели намерения выгодно продать русские военные корабли и даже уже нашли на них покупателей. Английский командор отказал М.А. Китицину в просьбе обеспечить корабли углем, провизией и питьевой пресной водой. Мало того, он категорически запретил им выход за пределы акватории Порт-Саида. Взбешенный наглостью союзных военных чиновников, капитан I ранга М.А. Китицин вынужден был явиться на прием к английскому комиссару в Египте и в ультимативной форме заявить ему, что если через 36 часов на русские корабли не поставят уголь, провизию и воду и не будет дано официальное разрешение на выход судов в море, то он прикажет команде затопить военные корабли поперек Суэцкого канала и таким образом на долгое время перекроет по нему всякое регулярное судоходство.

Ответ англичан на ультиматум последовал незамедлительно. Ровно через 2 часа на кораблях началась погрузка угля, провизии и закачка в судовые цистерны пресной воды. Капитану I ранга Китицину принесли «искренние» извинения и сожаления в связи с бюрократическими проволочками в его деле.

Получив все необходимое, отряд русских военных судов благополучно проследовал дальше.

12 августа 1920 года «Орел» и «Якут» вошли в Адриатическое море и встали на якорь в бухте югославского курортного города Дубровник.

В гостеприимной и дружеской Югославии гардемаринам представилась возможность отдохнуть после продолжительного плавания, поправить свое здоровье и привести себя в должный порядок.

Связавшись по телефону со Штабом флота в Севастополе, капитан I ранга А.М. Китицин доложил руководству о всех злоключениях перехода кораблей Учебного отряда Морского училища. Начальник штаба, одобрив решительные действия командира, посчитал все же необходимым возвратить Добровольному флоту «Орел», мобилизованный в начале Первой мировой войны. Возвратить, но с условием выплаты его правлением денежной компенсации за доставку корабля в полной сохранности и пригодности к дальнейшей эксплуатации. Полученные от Правления Добровольного флота денежные средства израсходовали на погашение долга всем чинам отряда, несколько месяцев не получавших положенного им денежного содержания.

Посыльному судну «Якут» предписали следовать в Севастополь с обязательным заходом в Константинополь для погрузки на его борт военного снаряжения, предназначенного Севастопольскому гарнизону.

Югославский король Александр Сербский организовал в стране Морское училище, в то время остро нуждавшееся в опытных педагогических кадрах. Королю удалось убедить нескольких русских морских офицеров и корабельных гардемаринов остаться поработать в Югославии в качестве преподавателей и воспитателей кадетов учрежденного им военно-морского учебного заведения. Поэтому в Севастополь «Якут» ушел со значительно поредевшим экипажем. На нем под командованием капитана I ранга М.А. Китицина ушли к родным берегам 49 корабельных гардемаринов, 47 гардемаринов 2-й роты и 15 гардемаринов 3–й роты. Офицеры, корабельные гардемарины и гардемарины Морского училища Владивостока, «отставшие» по разным причинам от кораблей Учебного отряда в различных портах, вначале числились в отпуске, а затем, после окончания гражданской войны, получили статус политических беженцев и рассеялись по всему миру.

К сожалению, «Якут» пришел в Севастополь в самый критический период военных действий в Крыму. В ноябре 1920 года под ударами частей Красной армии началось паническое бегство врангелевских войск.

Вице-адмирал М.А. Кедров, исполняющий обязанности командующего Черноморского флота, 10 ноября получил приказ Главкома Русской армии: «Срочно готовить все исправные корабли военного флота и суда торгового пароходства для ухода из Крыма». Общее число уходивших судов составляло около 160 единиц. В их число сразу же включили и пришедшее из Константинополя учебное судно «Якут» с командой корабельных гардемаринов и гардемаринов Владивостокского Морского училища. 14 ноября с Графской пристани на мятежном крейсере «Очаков», переименованном в «Генерала Корнилова», уходил из Севастополя Главнокомандующий Русской армии генерал-лейтенант барон Петр Николаевич Врангель. В его воззвании к войскам говорилось: «Мы идем на полную неизвестность, и никто не хочет нас понимать. Оставленная всем миром, обескровленная армия, боровшаяся не только за наше русское дело, но и за дело всего мира, оставляет родную землю. Мы идем на чужбину, идем не как нищие с протянутой рукой, а с высоко поднятой головой, в сознании исполненного долга…»