Чудовища и критики и другие статьи - Джон Толкин

15

Предисловие к переводу Стронга, p. xxviii. См. прим. 3.

16

Это не совсем верно. Эпитеты, характеризующие Гренделя и допотопных великанов [93],по отношению к дракону не используются.

17

Он [Грендель] отличается от них во многих важных аспектах (см. ниже).

18

Я бы предпочел сказать, что он живет в северную героическую эпоху, как ее представлял себе христианин, и потому обладает благородством и вежеством, хоть и задуман как язычник.

19

Так, поэма удостаивается лишь краткого, но несколько презрительного отзыва в недавней (несколько презрительной) статье доктора Уотсона «Эпоха Беды» в книге «Жизнь, время и произведения Беды» под редакцией А. Гамильтона Томпсона, 1935 [Dr. Watson,‘The Age of Bede’. In Bede, His Life, Times, and Writings / ed. A. Hamilton Thompson, 1935].

20

«Темные века» [The Dark Ages], p. 57.

21

Если рассматривать период в целом. В отношении отдельных людей дело могло обстоять по–разному. Безусловно, существовали все оттенки спектра — от глубокой учености и мудрости до бессвязных суеверий или полного невежества.

22

Отсутствие очевидных анахронизмов (которые встречаются, например, в «Юдифи» — где героиня может упоминать в своих речах Христа и Троицу), как и отсутствие всех неоспоримо христианских имен и терминов, естественно и вполне сознательно. Следует отметить, что существует разница между авторским комментарием и содержанием прямой речи персонажей. Два главных героя, Хродгар и Беовульф, также различаются между собой. Таким образом, единственные отсылки к Писанию — упоминания Авеля (строка 108) и Каина (108, 1261) встречаются там, где звучит комментарий самого поэта. Персонажам теория о происхождении Гренделя неизвестна: Хродгар говорит, что не знает, кто породил Гренделя (1355). Изображение великанов (1688 и далее) действительно подается в библейских терминах. Но это говорит только о том, что автор отождествлял местные предания с библейскими, и придал своей картине библейский колорит, так как считал библейский вариант более правдивым из двух. Если дело обстоит так, именно такая версия могла бытовать в глубокой древности, когда был выкован меч, в особенности потому, что ковавшие его wundorsmiþas [чудесные кузнецы] как раз и были великанами (1558, 1562,1679); уж они–то наверняка знали истинное предание. См. прим. 25.

23

Истинное сходство между «Энеидой» и «Беовульфом» заключается в постоянном присутствии чувства многослойной древности и естественным образом сопутствующей ему суровой и благородной меланхолии. Именно это роднит их между собой и отличает от более одномерной, хоть и более яркой ткани повествования у Гомера.

24

Вслед за Чемберсом я провожу такую параллель из–за близкого сходства между Гренделем и Циклопом. Но можно привести и другие примеры, например, Какуса, отпрыска Вулкана. Можно задуматься также над различиями между легендами о Прометее и Локи: первый подвергается пытке за то, что помог людям, второй — за помощь силам тьмы.

25

В легендарном противостоянии классической мифологии вообще отсутствует основополагающий принцип. Для наших целей имеет значение именно это: нас не волнует вопрос изначальных истоков мифологии, что северной, что южной. Боги (крониды илиолимпийцы), титаны и прочие великие природные силы, как и разнообразные чудовищавкупе даже с мелкими местными страхами, не разнесены четким образом в зависимости от их происхождения. Среди таких непостоянных мифологических рас, возглавляемых Олимпом, было невозможно проводить последовательную военную политику, которой могло бы посвятить себя человеческое мужество. Конечно, абсолютно жесткого разделения не существует нигде, ведь в каком–то смысле враг всегда находится как снаружи, так и внутри; крепость можно взять с помощью как осады, так и предательства. Так, Гренделю придается искаженный человеческий облик, а великаны или jötnar [ётуны — др. исл.], дажекогда они, как титаны, превосходят богов, остаются пародиями на божественно–человеческий образ. Даже в скандинавской мифологии, где это разделение проводится наиболее четко, в Асгарде живет Локи — злой и лживый дух, породивший гибельных чудовищ. Ведь такова суть человека–мифотворца: Грендель и Дракон со всеми их алчностью, скупостью и злобой, отчасти сродни ему. Но в рамках мифа боги не признают никакого родства с Fenris úlfr [волком Фенриром — др. исл.] [94], а также с Гренделем или змеем.

26

«Бытие» дошло до нас в виде поздней копии с поврежденного оригинала, но наиболее старые части этой поэмы безусловно принадлежат к раннему периоду. На основе существующих данных считается, что «Бытие А» было написано раньше «Беовульфа».

27

К тому же, автору могло быть известно то, о чем нам остается только догадываться: что подобные темы творения издревле были в ходу на севере. В «Прорицании вёльвы» описывается Хаос и сотворение солнца и луны, и подобным же языком написан древневерхненемецкий отрывок, известный как «Вессобруннская молитва» [95]. Певец Иопад, обученный Атлантом, в конце первой песни «Энеиды» также поет отчасти об истоках: hic canit errantem lunam solisque labores, unde hominum genus et pecudes, unde imber et ignes [Пело блужданьях луны, о трудных подвигах солнца, люди откуда взялись и животные, дождь и светила. Энеида, кн. I, 742–743, пер. С. Ошерова]. Как бы то ни было, англосаксонский поэт, очевидно, придерживался мнения, что в древние времена, когда люди не подвергались дьявольскому обману, они владели истинным (или более истинным) знанием — покрайней мере, знали о едином Боге–Творце. Но не о Царствии Небесном — ибо оно было утрачено. См. прим. 20.

28

Строки 175 и далее отсылают нас именно к ветхозаветным прегрешениям, а не к какимлибо событиям английской истории (которой поэт и не касается), и именно такой колоритпридается знаниям, которые поэт мог почерпнуть из местных преданий, повествующих о данах, а также особой языческой религиозной значимости Хеорота (Hleiðrar [96], æt hærgtrafum, капища) — возможно, именно поэтому вражда между данами и хадобардамистала такой яростной. Если все было именно так, то мы имеем дело еще с одной точкой возможного слияния старого и нового. Об особом значении и сложности истолкования строк 175–188 см. Приложение.

29

Хотя это издание непосредственно упоминается только здесь, к тому же в критическом контексте, оно, безусловно, обладает огромным авторитетом и полезно для всех читателей.

30

Меня не интересуют мелкие нестыковки в любом месте поэмы. Они не доказывают ни множественности авторов, ни неумелости поэта. Даже заново создавая повесть любой длины, избежать таких недостатков очень сложно; при пересказе древних и общеизвестных преданий это еще сложнее. То, что сразу бросается в глаза в кабинете, при наличии снабженного указателем издания, которое можно пролистывать туда–сюда, легко ускользает от внимания автора и тем более — его естественной аудитории. Вергилий уж точно не избег подобных промахов, даже в рамках одной главы. В современных печатных книгах, которые, казалось бы, должны вычитываться корректорами, бывает, даже имя главной героини претерпевает видоизменения.

31

Таким образом, худшее, что можно сделать, — это прочитать только строки 1–1887, отбросив все остальное. Тем не менее, именно такие рекомендации время от времени встречаются в различных «программах по английской литературе».

32

Эквивалентным, но необязательно равным, особенно в искусственно измеряемых единицах.

33

Смерть противника, дракона, важна в основном для самого Беовульфа. Он был великим человеком. Немногим удавалось даже ценой собственной смерти погубить хотя бы одного змея или на время спасти своих родичей. В рамках человеческой жизни ни жизнь, ни смерть Беовульфа не бессмысленны — как сказали бы отважные. Но в поэме нет ни одного намека на то, что эта война положила конец войнам и что убийство дракона положило конец драконам. Напротив, нам неоднократно намекают на совершенно противоположное. Но Беовульфу приходит конец, как и надеждам его народа.

34

Но по ходу дела мы довольно много узнаем об этом периоде: утверждение, что после его подвигов в Хеороте Беовульфу «больше нечем заняться», не совсем справедливо. Великие герои, как и великие святые, должны оказаться в силах справиться и с повседневными явлениями жизни, несмотря на свою сверхъестественную мощь. Нам, возможно, понадобятся доказательства этого (и поэт их нам предоставляет), но не стоит требовать, чтобыподобного рода вещи были помещены в центр, если они не занимают центрального положения в замыслах автора.