Рейтинговые книги
Читем онлайн Подельник эпохи: Леонид Леонов - Захар Прилепин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 84 85 86 87 88 89 90 91 92 ... 193

Тов. Кирпотин считает, что неудача “Скутаревского” вызвана, прежде всего, запоздалым его появлением».

Заметим, что помимо Кирсанова в дискуссии приняли участие либо те, кто уже отписался (лучше сказать – оттоптался) по Леонову, либо те, кто собирался это сделать.

Так, критик Борис Коваленко печатно, в одном из журналов, скажет следующее: «От романа “Скутаревский” мы должны требовать больше, чем от “Соти” и “Саранчуков”».

Автор «Скутаревского», по мнению Коваленко, «выявил необычайно низкий и примитивный уровень в трактовке соотношения искусства и интересов социалистического строительства. <…> Леонов идет по линии искусственного усложнения типа (типа советского ученого. – З.П.) привычным методом внесения элементов странного, необычайного, фантастического, полубредового; он реставрирует своего мелкого человека и скатывается к дешевому психологизму и авантюризму. Кончается по-своему высококультурный, ученый Скутаревский, и начинается мелкий бес, мистифицированный мещанин. Он неумно чудит в опере и выливает “лирическую неудовлетворенность жизнью” игрой на “драндулете”, он юродствует при встрече с руководящими работниками (“начальством”) и сыплет пошлыми, обывательскими сентенциями на политические темы…»

Надо сказать, в последнем утверждении Коваленко прав: с советскими реалиями Леонов по-прежнему едко забавляется.

Приведем несколько примеров.

В самом начале книги прямо в бане происходит убийство калеки-полковника (попался, белогвардеище поганое!). Коваленко задается вопросом: что это – «естественность и необходимость, соответствие революции природе вещей или, наоборот, бессмысленная жестокость?» Да уж, редкая необходимость: убить в бане калеку…

В четвертой главе романа появляется слухач и стукач – сидит, опять же, в бане и ко всем прислушивается.

После выступления Скутаревского на одном из заседаний в президиум присылают записку, где просят напомнить, в каком сочинении Бебеля сказано, что для построения социализма прежде всего нужно найти страну, которой не жалко. (Разумеется, у Бебеля подобного высказывания нет.) В той стране, где происходит действие романа, в хлебе все чаще попадаются окурки («этим “окурочкам” в романе придается особый глубокий смысл», цепко подметит Коваленко), «теперешний табак, по-видимому, ради экономии мешают с крапивой», продолжит в книге Леонов; и даже вода кажется героям какой-то шероховатой…

А образы большевиков, коммунистов, комсомольцев! «Примитивность посредственности, – пишет Коваленко, – вот основная черта Черимова, Кунаева, Жени, которая еще более отчетливо выступает в сравнении со “сложной” натурой Скутаревского. У них нет никаких психологических сдвигов и колебаний, они прямолинейны и грубоваты, ограничены рамками своего непосредственного дела и вульгарно “революционной” фразеологии».

Зато отрицательным героям позволяется произносить любые колкости, вроде вот этой, крайне насущной на те времена: «…у нас в случае катастрофы всегда привыкли искать виновников, а не спрашивать, почему это произошло». И далее, о соцстроительстве: «Торфяную станцию приказывали проектировать на парафинистом мазуте. Я сделал четыре проекта и до последнего момента не знал, будет ли станция разрешена. С оборудованием четыре месяца крутили – заказывать здесь или импортное. Турбину, как невесту, выбирали… и это называется плановостью? Энтузиастическая истерика…»

Сама атмосфера в романе какая-то липкая и тошная: Леонов это умел сделать, почти не обозначая собственных чувств и не называя вещи прямым текстом. Коваленко вполне резонно заметит, что многомудрый Леонов незаметными мазками показал советскую действительность прямо-таки убогой!

Но вместе с тем, в атмосфере романа разлито другое важное ощущение от реальности, которое Леонов определяет так: «жутко и весело».

Жутко и весело! – это очень точно, и это ощущение самого Леонова просто завораживало; и вот он выворачивал реальность наизнанку, пробовал на прочность, требовал от этой реальности многого, спрашивал по самой высокой шкале – а своим критикам ответил в самом романе устами брата главного героя – художника Скутаревского. Тот, в частности, говорит, что если ему нужно изобразить пустое поле – он его изобразит, а не станет размещать там, скажем, комбайн, иначе: «… я обману тебя же, мой зритель. Моя картина состарится прежде, чем высохнут ее краски. Тогда ты будешь глядеть на свой вчерашний день и вопить об отсталости искусства. Я даю тебе золотую монету, эталон, человеческое ощущение, а ты хочешь иметь купон от облигации внутреннего займа!.. Прости, я не умею иначе».

Этого, конечно, никто не слышал. Да и кого это могло волновать: умеешь – не умеешь. Делай.

Происходящее в России вокруг Леонова достаточно верно оценил из своего далёка упомянутый выше Георгий Адамович: «Насколько можно судить по советским отчетам о диспутах и дискуссиях, многие литераторы пользуются тем, что положение Леонова “пошатнулось”, и сводят с ним старые счеты. Иначе трудно объяснить ту настойчивость и даже явную радость, с которой они говорят о “неудаче”, о “срыве” или “необходимости четкой перестройки”».

Вслед за первым прошел еще один диспут, такой же злобный и хамоватый по отношению к Леонову.

Но в итоге «Литературная газета», первой выступившая в этом многоголосье, вынуждена была опубликовать 5 февраля 1933 года статью «Об одной дискуссии», где писала: «…слишком явно несоответствие между резкостью тона и неразборчивостью в выражениях у многих критиков, нападавших на “Скутаревского”, и благополучным, елейно-клейким тоном критических статей о других писателях».

Как мы понимаем, автор статьи в «Литературке», редактор газеты А.Селивановский, использовал имя Леонова, чтобы ответить «лефовцам» и «формалистам», обрушившимся на роман.

Скорее всего, это была спланированная свыше акция. Быть может, кто-то вспомнил, что письмо с соболезнованием вождю по поводу утраты жены инициировал все-таки Леонов? И его решили немного прикрыть от ударов?

«Как симптоматично, – писал Селивановский о критике “Скутаревского”, – что совпали критические голоса Катаняна и Виктора Шкловского!»

Партийный аппарат, уничтожив РАПП, уже начинал давить на любых крайне ретивых ревнителей «левого» искусства. У власти имелись некоторые основания самых резвых критиков от Леонова отогнать, чтоб не попортили шкуру тому зверю, который еще может пригодиться самим.

Спланированность акции подтверждает и тот факт, что позицию Селивановского спустя пару недель частично поддержал критик Владимир Ермилов в «Правде»: в этой газете точно публиковались материалы, выверенное до буквы т а м.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 ... 84 85 86 87 88 89 90 91 92 ... 193
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Подельник эпохи: Леонид Леонов - Захар Прилепин бесплатно.
Похожие на Подельник эпохи: Леонид Леонов - Захар Прилепин книги

Оставить комментарий