След крови - Стивен Эриксон

во всяком случае, таково было его вполне обоснованное мнение. Факталло не обзавелся женой и детьми и не принадлежал к числу тех, за кем гонялись женщины (если только он что-то у них не украл). Так что Имид хорошо познал одиночество, ставшее для него чем-то вроде старого друга. Хотя, пожалуй, того, у кого есть друг, уже нельзя назвать одиноким. Поразмыслив, он вынужден был признать, что одиночество вовсе не заменит старой дружбы. Собственно, будь у него друг, он мог бы обсудить с ним свои мысли – а для чего еще нужны друзья? – и разговор у них наверняка состоялся бы весьма увлекательный.

Факталло сидел на крыльце своего скромного, лишенного друзей жилища, глядя на суетящуюся у подножия дерева белку, которая вот уже несколько недель кряду делала запасы на зиму. Что интересно, похоже, эти грызуны терпеть не могли любого общества. Больше всего на свете они желали одиночества. Вот что бывает, мрачно подумал он, когда питаешься орехами и семенами.

Замешательство белки не имело каких-либо очевидных причин, и Имид предположил, что источник проблем находится где-то внутри ее крошечного мозга. Возможно, зверек переживал некий этический кризис, вынуждавший его прыгать вокруг и яростно верещать.

А все из-за того проклятого слуги, подумал Имид. Подогретое вино, ржаволист, дурханг – настоящий рог изобилия запретных веществ. У Имида аж дыхание перехватывало при виде того, с какой самоуверенностью слуга их потребляет. Он был жесток, как белка. Довел святого достославного труда до помрачения рассудка и, хуже того, до мыслей о насилии.

Имид услышал какой-то шум дальше по улице, в том ее конце, где находился Великий храм Госпожи. Толпа. Далекие крики.

И увидел, как белка вдруг застыла, пригнув голову, а затем убежала.

Шум становился все громче.

Святой слегка наклонился, вглядываясь в даль.

Снова крики, треск бьющейся посуды, грохот чего-то тяжелого. Толпа приближалась, заполняя все пространство между зданиями.

Встревоженный, Имид Факталло поднялся с крыльца.

Горожан было больше сотни, и все с искаженными ужасом и паникой лицами. В их числе были святые достославного труда, достойные, монахини… Что все это значит?

Они пронеслись мимо Имида, цепляясь друг за друга и карабкаясь через тела упавших. Возле крыльца упал орущий младенец, и Имид успел подхватить его за миг до того, как на это место опустился сапог какого-то достойного. Отступив к двери, он в ужасе смотрел на бегущую толпу.

А за ней следовал паладин Чистоты Инветт Отврат. Он размахивал над головой сверкающей сталью меча, будто возглавлял парад. Или же гнал перед собой отару овец.

– Слабаки! – ревел паладин. – Бегите, сборище отбросов! Вы все подлежите осуждению! Я видел ваши лица! Обонял ваше смрадное дыхание! Вы все нечистые! Никто из вас не избежит моего суда!

Заметив стоявшего с замолкшим ребенком на руках Имида, Инветт Отврат нацелил на него меч:

– Ты свидетель!

Имид уставился на рыцаря. Как и младенец. Как и белка с крыши у него над головой.

В другой руке Инветт держал платок, которым до этого утирал с лица засохшую кровь. Глаза его излучали какой-то жуткий блеск.

– Объявитесь, свидетели! Или вас ждет судьба нечистых!

– Мы свидетели! – пискнул Имид; младенец что-то рассудительно булькнул.

Паладин Чистоты торжествующе двинулся дальше, продолжая гнать свое стадо.

Возле Великого храма что-то горело, к небу поднимались темные, почти черные, клубы дыма.

Следом за Инветтом Отвратом появилась женская фигура. К своему удивлению, Имид увидел Элас Силь, украдкой направлявшуюся к нему.

– Эй, Элас Силь!

– Тихо, дурак! Видел его? Он свихнулся! – Женщина помедлила. – Это не твой ребенок!

– Я этого и не говорил.

– Тогда почему ты его держишь? Ты что, не знаешь, насколько это опасно? Дитя может обмочиться, расплакаться или, что хуже всего, начать вырываться!

– Кто-то его уронил.

– На голову? – Она подошла ближе, вглядываясь в младенца. – Это что, синяк?

– Может быть…

– Во имя Госпожи, уж не святой ли это? Имид, ты нашел самого юного святого достославного труда!

– Что? Это всего лишь ребенок…

– Это святой достославного труда!

– Какого еще труда?! Младенцы, да будет тебе известно, не трудятся! Элас Силь, ты совсем ума лишилась!

– Взгляни на его личико, дурак: он сейчас как раз трудится!

Что-то теплое плюхнулось на колени Имиду, а затем ему в нос ударила вонь.

Тем временем толпа осужденных выросла. По аллее Зеленого Языка неслись уже четыреста двадцать шесть человек, вливаясь в переулки и боковые улочки по обе стороны от нее, как будто поток из переполненной сточной канавы.

Погонщик, который вел тридцать быков на продажу, не сумел удержать перепуганных животных, и мгновение спустя они с грохотом врезались в тяжело нагруженные повозки, стоявшие прямо у монумента Ожога – древнего кирпичного сооружения высотой в двадцать этажей, сомнительного происхождения и неизвестного назначения.

Повозки были нагружены бочонками со сгущенной нефтью, которая весь день просачивалась наружу, образуя блестящую пленку на влажном дереве. В это время мимо проходил Арто, знаменитый глотатель огня, былая слава которого в последнее время превратилась в жалкие головешки. Он еще успел обернуться и увидеть, как к нему несутся быки с остекленевшими глазами, а затем удар массивной рогатой головы отбросил Арто назад, и висевший у него на плече горшок с углями полетел в сторону, разбрасывая искры.

Взрыв, который за этим последовал, услышали и ощутили все жители Дива, а рыбаки в заливе, которые как раз выбрасывали из сетей рыб с четырьмя плавниками, успели, подняв голову, увидеть взмывающий в небо огненный шар и по крайней мере трех кувыркающихся над городом быков, прежде чем монумент Ожога исчез из виду и оранжевое пламя осветило поднявшиеся ввысь облака пыли.

Бошелен медленно вытер кровь с ножа куском выцветшей ткани. Бросив взгляд на Инеба Кашля, он посмотрел на запад, где солнце медленно опускалось в свою ночную пещеру, и замер в этой позе, будто героическая фигура на каком-то гобелене.

Демон лежал ничком: костюм марионетки не позволял ему двигаться.

– Ладно, – проворчал Инеб, – режь. Только осторожнее!

– Насчет этого можешь не беспокоиться, демон, – заверил его Бошелен, приседая над ним и протягивая руку с кинжалом. – Но если ты и дальше будешь дергаться…

– Вообще не пошевелюсь, обещаю!

Отрывистое хлопанье крыльев возвестило о возвращении ворона. На Инеба пахнуло едким запахом плесени, а затем рядом с Бошеленом возникла еще одна фигура – рослый мужчина, лысый, с бледной, будто очищенное крутое яйцо, и, похоже, столь же липкой на ощупь кожей. Маленькие глазки с холодным любопытством разглядывали демона.

Инеб попытался оскалить зубы.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал он. – Но нет – я не гомункулус