Маска Владигора - Сергей Карпущенко

Вот нашла четырехугольник крышки. С трудом сдвинула ее, а там уж ноги сами побежали вниз по ступенькам, а дальше — вперед по коридору, где ни зги не видно было. Шла Карима долго, то и дело холодных стен рукой касаясь, но наконец споткнулась о ступеньки, наверх ведущие. Головой ударилась о камень. Дальше не подняться. Догадалась, что чем-то сверху закрыли лаз. Плечами, спиной уперлась она в преграду, надавила вверх что было сил — заскрипела, сдвинулась плита! Воздух морозный в подземелье ворвался через образовавшуюся щель. Теперь уже руками двигала плиту Карима, и вот выбралась она на волю.

Тут же чутьем своим изощренным уловила запах человеческого жилья. Пошла туда, где пахло лошадьми, очагами, едой. Увидела землянки. Вход в каждую завален лапами еловыми. Поняла: здесь и остановился Владигор, пославший Бадягу во дворец ладорский.

Не знала, в какой землянке князь ночует, поэтому сучья от входа самой крайней отвалила, храп услышала, громко позвала:

— Владигор, князь синегорский, здесь ли?

Поначалу никто не отвечал. Потом голос, хриплый спросонья, недовольный, из темноты послышался:

— Да кто там спать нам не дает? Какого лешего тут бродишь?

Карима еще настойчивей сказала:

— Поторопись, дружище, скажи, где Владигор! Медлить будем, не вернем себе Ладора! К нему ведите! Владигору и поведаю, кто я и какого дела ради по ночам его тревожу!

— В третьей от нас землянке он ночует! — слышался все тот же недовольный голос. — Ишь, приспичило! Бродют тут…

Карима бросилась туда, где горбился нужный ей сугроб — землянка Владигора. Смело сучья разбросала, крикнула в черное отверстие:

— Князь Владигор, вставай скорее! Случай представился тебе занять дворец! Не мешкай!

Чирканье кремня о кресало услышала Карима. Вскоре с лучиною горящею в руке появился перед нею высокий, широкоплечий витязь в чешуйчатом доспехе — так и спал в нем Владигор. Но не урода увидела Карима, ставшего таким по ее вине, когда, послушав Краса, подменила она личину. Свет лучины освещал его прекрасное, чистое лицо. С восхищением смотрела на Владигора Карима, на миг даже потеряв дар речи. Но, совладав с собою, заговорила:

— Что, Владигор, не узнаешь бабу, которая тебя с дружинниками оставить у себя в лесу хотела? После в Пустене с кукушкой на спине стреляла в цель, тебя желая победить. Ненавидела Кудруну, которую ты так любил. Крас-колдун личину приказал мне подменить твою. Помнишь, обменялись? Вот и стал ты уродом, колдовскую надев личину. Перед тобой винюсь я и исправить зло хочу. Иди в Ладор, прямо во дворец. О ходе подземном не проведали борейцы, спят они сейчас. Я все тетивы на самострелах… порвала, не будет тебе вреда от оружия твоего. — И, чуть помолчав, спросила глухо: — Кудруна-то с тобой?

— Умерла Кудруна, — тихо ответил Владигор. — Чтобы лицо мне возвратить, жизнь отдала.

Рядом неожиданно Путислава очутилась. Владигору протянула ту самую личину, что была на нем в последний день состязаний, молвила:

— Возьми. Учитель твой, Белун, ее рассматривал. Краса письмена узнал.

Владигор на личину с улыбкой посмотрел, в трубку свернув, сунул в кожаный мешочек, что на поясе висел. Велигору, вышедшему из землянки в полном боевом облачении и при оружии, сказал:

— Светает. Поднимай людей. Скажи: идем в Ладор, пусть снаряжаются; копья, топоры, мечи и луки — все сгодится. И пусть спокойны будут: о подземном ходе враги не знают, самострелов, к бою годных, нет у них. Нападем врасплох…

Велигор, уже собравшись исполнить приказание, повернулся к Владигору:

— Перуну бы перед боем жертву не худо принести. Такое дело!

— Сам знаю, что не плохо б, да время упустить боюсь. После на алатырь[19] тучного бычка положим. Ну, собирай дружинников!

Точно медведи после зимней спячки, недоспавшие и злые, выходили воины из землянок. Еще вчера были они уверены, что Владигор откажется от безрассудного приступа твердыни ладорской, теперь же все было по-иному. Велигор, Бадяга, Прободей, узнав, что у выхода в конюшне их никто не стережет и что самострелы к бою непригодны, убеждали дружинников, что дело-де окончится удачей непременно. И мрачные, невыспавшиеся воины, облачаясь в доспехи, проверяя пальцами остроту клинков и копейных наконечников, пробуя, туго ли держатся на луках тетивы из бычачьих сухожилий, с каждым мгновением все сильней и сильней проникались верой в победу.

В ход подземный спускались осторожно, первыми пошли с факелами Владигор, Бадяга, Велигор и Карима, которой дали шлем и панцирь. Князю она была нужна затем, чтобы показать, в каких именно помещениях разместились воины Краса и Грунлафа.

Но вот издалека пахнуло запахом конюшни, показались и ступеньки лестницы. На одной из них князь приметил оставленный Бадягой кинжал. Поднял его, передал дружиннику:

— Возьми. Негоже оружием бросаться.

Бадяга, засопев, сунул кинжал за пояс.

Конюшню миновали благополучно — ни один из конюхов не ночевал здесь. Владигор приоткрыл ворота, выглянул во двор. Рассвет уже вступал в свои права, но долго спавшее зимнее солнце еще не позолотило кровли родного дворца, было тихо, слышалась лишь изредка перекличка часовых на стене.

Прикрыв ворота, Владигор сказал Бадяге, Велигору и Прободею:

— Вдоль стены дворцовой с дружинниками цепью растянитесь. Пусть каждый держит лук наготове. Шум сейчас подымем, на помосты выбегут борейцы. Опасности от них не ждите. Стреляйте беспрерывно, пусть их побольше там, наверху, ляжет. Тех, кто вниз сбежать успеет, рубите без всякой жалости! Ну, пошли!

Словно ночные тати, неслышно и неприметно выходили дружинники из конюшни. Шли направо и налево, находя укрытие за углами дворцовых зданий, за прачечными, амбарами, погребами. Притаились, держа в руках тугие луки с наложенными на них стрелами, имея по две, по три стрелы в зубах, и вот, разрывая предрассветную тишину, протрубил рог Владигора. Сам князь трубил свой княжеский сигнал, известный не одним лишь синегорцам.

Всполошились часовые, гортанно закричали, забегали по дубовым помостам, но засвистели стрелы, и, обагряя кровью доски, падали стражи. Из проходов, что в стенах были сделаны, стали выбегать борейцы, услышавшие зов караульных. Хватали самострелы, колчаны, и слышно было, как с отчаянными криками, увидев порванные тетивы, бросали они оружие, а стрелы дружинников Владигора разили их наповал.

Подворье оглашалось воплями сраженных, криками о помощи, ревом тех, кто, не надеясь на самострелы, вытаскивал мечи из ножен, но не видел, кто и откуда в них стреляет. Помосты были уже завалены телами убитых или корчившихся в предсмертных судорогах бойцов. Иные борейцы, кто посмелее, сбегали вниз, бросались на дружинников. Даже после понесенного урона их было много, очень много, однако синегорцы, памятуя, что за правое дело бьются, нещадно рубили врагов отечества. И слышали синегорцы, что нечеловеческие звуки издавали борейцы, рычали, хрюкали, визжали по-звериному, поэтому без жалости кололи и рубили этих полулюдей-полукрыс…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});