Герои русского парусного флота - Владимир Шигин

Однако севастопольцы думали иначе! Главная власть в городе после смерти Корнилова как-то сама собой перешла к Нахимову. Он создаёт новые бастионы, занимается снабжением и организацией огня, формирует морские батальоны, вникая всегда в каждую мелочь.

Тем временем Меншиков проиграл союзникам ещё одно сражение, на этот раз при Инкермане. А Севастополь продолжает держаться.

2 марта 1855 года Нахимов, бывший до сих пор официально лишь помощником начальника гарнизона, наконец-то стал командиром Севастопольского порта и военным губернатором города. Меж тем каждый день обстрелов уносил всё новые и новые жизни.

7 марта защитников города постиг тяжёлый удар — погиб от попадания ядра в голову бессменный комендант Малахова кургана контр-адмирал Владимир Иванович Истомин. Нахимов тяжело переживает смерть ещё одного своего верного соратника. В письме к его брату Константину он пишет: «Общий наш друг Владимир Истомин убит неприятельским ядром; Вы знали наши дружеские с ним отношения, и потому я не стану говорить о своих чувствах, о своей глубокой скорби при вести о его смерти. Спешу Вам только передать об общем участии, которое возбудила во всех потеря товарища и начальника, всеми любимого. Оборона Севастополя потеряла в нём одного из своих главных деятелей, воодушевлённого постоянно благородною энергиею и геройской решимостью… Даже враги наши удивляются грозным корниловским бастионам. Посылаю Вам кусок георгиевской ленты, бывшей на шее у покойного в день его смерти, сам же крест разбит вдребезги.

По единодушному желанию всех нас, бывших его сослуживцев, мы погребли тело его в почётной и священной могиле для черноморских моряков — в том склепе, где лежит прах незабвенного адмирала Михаила Петровича и первая, вместе высокая жертва защиты Севастополя — покойный Владимир Алексеевич. Я берёг это место для себя, но решил уступить ему…»

Теперь из трёх наваринцев, стоявших у истоков Севастопольской обороны, Нахимов остался один. Ежедневно он направляется на самый страшный Четвёртый бастион, и обречённые почти на неизбежную гибель тамошние матросы и солдаты сияли, когда видели своего любимца.

27 марта 1855 года Нахимов был произведён в полные адмиралы. В своём приказе по Севастопольскому порту он пишет: «Матросы! Мне ли говорить вам о ваших подвигах на защиту родного нам Севастополя и флота? Я с юных лет был постоянным свидетелем ваших трудов и готовности умереть по первому приказанию. Мы сдружились давно, я горжусь вами с детства…»

Из рассказов капитана Асланбекова: «Как сейчас вижу Нахимова, его незабвенный тип, верхом на казацкой лошади, в адмиральских эполетах, в фуражке, надетой на затылок, в панталонах, сбившихся от верховой езды чуть ли не до колен, так что было видно далее исподнее бельё. „Здравия желаю, Павел Степанович!“ — „Не надобно нам поклонов, нагайку лучше подайте, милостивый государь, у нас здесь порядок должен быть иного рода!“ — „Вы ранены?“ — „Неправда-с, — отвечал Нахимов, но, заметив на своём лице кровь, прибавил: — Чепуха, слишком мало-с“. „Поцелуй и поклон Вам от императора“, — выкрикнул тогда флигель-адъютант. „Благодарю Вас покорно, но я и от первого поклона был целый день болен-с“. Затем он сделал себе папироску и стал её курить буквально под пулями, чтобы придать своим матросам куражу и доказать им, что противник плохо стреляет. А потом и вовсе вышел из завала и прошёл мимо всех неприятельских траншей с левого на правый фланг».

Из воспоминаний пехотного офицера: «На пятом бастионе мы нашли Павла Степановича Нахимова, который распоряжался на батареях, как на корабле, и ядра свистели около, обдавая нас землёй и кровью убитых».

Из записей адмирала Нахимова: «В последние дни, после заката солнца, когда в Севастополе наступает совершенная тишина в воздухе, неприятель бросает к нам конгревовы ракеты; вчера выпустили шестьдесят. Ракеты, бросаемые неприятелем, разрывные и с сильным зажигательным составом».

Из воспоминаний артиллерийского офицера: «Каждый из защитников после жаркого дела осведомлялся прежде всего: жив ли Нахимов, и многие из нижних чинов не забывали своего отца-начальника даже и в предсмертных муках. Так, во время одного из штурмов рядовой полка графа Дибича-Забалканского лежал на земле близ Малахова кургана. „Ваше благородие! А ваше благородие!“ — кричал он офицеру, скакавшему в город. Офицер не остановился. „Постойте, ваше благородие! — кричал тот же раненый в предсмертных муках. — Я не помощи хочу просить, а важное дело есть!“ Тогда офицер возвратился к раненому. „Скажите, ваше благородие, адмирал Нахимов не убит?“ „Нет“, — отвечал офицер. „Ну, слава Богу! Я могу теперь умереть спокойно“. Это были последние слова умирающего».

Оборона Севастополя продолжается: бомбардировки сменяются атаками, а атаки новыми бомбардировками. Огромна убыль в людях, в тылу процветает воровство и спекуляция, но бастионы по-прежнему держатся. Достаётся и союзникам. Болезни, холод и русские ядра наносят и им немалый урон.

Кровопролитные бои идут постоянно за передовой Камчатский люнет. В один из дней, когда люнет был почти захвачен внезапной атакой французов, туда прибыл Нахимов. Присутствие любимого начальника удесятеряло силы. Всюду кипела рукопашная. Нахимов каким-то чудом оставался ещё жив. Французы тем временем обошли люнет с тыла. Теперь адмирал с горсткой матросов оказался в полном окружении. В этот критический момент на выручку Нахимову устремляется генерал Хрулёв. С криком: «За мной, благодетели!» он увлекает случайно оказавшихся рядом солдат. Камчатский люнет переходит несколько раз из рук в руки. Наконец французам удаётся его окончательно захватить. Но адмирал в окружении верных матросов всё же пробивается на Малахов курган, где немедленно организует обстрел захваченного люнета. В бою за Камчатский люнет Нахимов был сильно контужен, но зная, какое гнетущее впечатление произведёт это известие на подчинённых, старательно скрывает свою контузию.

А 6 июня началась генеральная бомбардировка города. Главный удар союзники на этот раз решили нанести по Селенгинскому, Волынскому редутам и Камчатскому люнету, прикрывавшим Малахов курган. По этим маленьким укреплениям била почти вся артиллерия союзников. А затем начался штурм. В атаку на бастионы бросилось более сорока тысяч человек. На редутах и люнете после жестокой бомбардировки оставалось не более шестисот защитников. Бой был отчаянный. Матросы дрались штыками и банниками. Французский командующий генерал Пелисье ещё пять раз поднимает войска на приступ, но каждый раз они отбрасываются с огромными потерями. Союзников громят пушки с бастионов, их накрывают бомбические орудия с маневрирующих по бухте кораблей и пароходов. Штурм буквально захлёбывается кровью. Первыми, не выдерживая, откатываются англичане, за ними французы. Севастополь одержал ещё одну победу!

Буквально через несколько дней из Петербурга следует указ о новом награждении адмирала Нахимова награждают… денежной арендой. Узнав об этом, адмирал был искренне раздосадован:

— Да на что мне аренда? — бросил он в сердцах. — Лучше бы они мне бомб прислали!

Жить Нахимову оставалось совсем немного. Смерть, которой он каждодневно бросал вызов за вызовом, уже стояла за его спиной.

И вот он наступил, роковой день 28 июня 1855 года. Утром Нахимов с адъютантами верхом отправился осматривать бастионы. Давая указания, он доехал до Малахова кургана. Поговорив с матросами, взял подзорную трубу и поднялся на банкет. Его высокая фигура в адмиральских эполетах была прекрасной мишенью для стрелков неприятеля. Бывшие рядом офицеры попросили его поберечься. Нахимов им не ответил, продолжая молча рассматривать в трубу позиции неприятеля. Рядом с ним просвистела пуля.

— Они сегодня довольно метко стреляют! — заметил Нахимов.

В этот момент грянул новый выстрел, и адмирал без единого стона упал на землю.

Из воспоминаний казачьего офицера: «28 июня 1855 года, на Малаховом кургане Нахимов отдал приказания начальнику батареи и пошёл прямо на вершину бастиона. Его догнали офицеры и стали всячески удерживать, зная, как он в последнее время ведёт себя под огнём. Но Нахимов отстранил их и взял подзорную трубу. Его высокая сутулая фигура в золотых эполетах была бросающейся в глаза мишенью прямо перед французской батареей. Офицеры и адъютант сделали ещё последнюю попытку предупредить несчастье и стали убеждать Нахимова хотя бы пониже нагнуться или зайти за мешки, чтобы смотреть оттуда. Нахимов не отвечал, и всё смотрел в трубу в сторону французов. Просвистела пуля, уже явно прицельная, и ударилась около самого локтя Нахимова в мешок с землёй. „Они сегодня довольно метко стреляют“, — сказал Нахимов. И в этот момент грянул новый выстрел. Адмирал упал на землю как подкошенный и без единого стона. Штуцерная пуля ударила прямо в голову, пробила череп и вышла у затылка».