Алая Завеса. Наследие Меркольта - Роман Александрович Покровский

которого был убит Густав Забитцер, тоже не является уликой?

– Его револьвер не стреляет.

– Откуда вам знать наверняка? Вы осматривали его? Проводили экспертизу?

– Увы, герр Циммерман не позволил мне.

Хлоя Гёсснер откинулась на спинку стула и снова улыбнулась. Уэствуд только с третьего раза понял, что при таком выражении лица девушка напоминает змею.

– Федеральному агенту разрешил бы, – сказала она. – Именно поэтому я и нужна вам, мистер Глесон. Вы можете испытывать ко мне столько презрения, сколько вашей душе угодно, но не станете отрицать очевидного. Моя протянутая рука значительно ускорит расследование.

Юлиан Мерлин вызывал куда больше доверия, нежели Хлоя Гёсснер. Если для первого во главе угла стояли честность и мотивация, вторая преследовала лишь личные мотивы. Истина мало волновала её. Куда больше Хлою интересовала возможность хоть как-то раскрыть дело, занеся при этом галочку в своё личное дело, которая впоследствии могла бы благотворно сказаться на её продвижении по карьерной лестнице.

Всё это было знакомо Уэствуду как никому другому.

– Вы можете принести мне фактическую пользу здесь и сейчас? – спросил он.

– Я только что приступила к делу и рассчитывала, что вы мне поможете.

– Никогда бы не подумал, что федералам требуется помощь полиции. Когда дело доходит до лавров, вы полностью присваиваете их себе, игнорируя нас. Чем этот случай отличается от других?

– Вы имеете плохое представление о работе нашей службы. Меня интересует не личное признание, а безопасность Союза Шмельтцера – моей родины.

Уэствуду редко приходилось видеть, когда настолько нестарательно врали. В глазах Агнуса Иллиция и Феликса Зальцмана было куда больше искренности, нежели в этой самоуверенной девице.

– В этом случае рекомендую вам отправиться обратно к Маннингеру, изучить все материалы, после чего произвести собственное расследование. Посмотрим, кто справится быстрее.

– Напрасно вы думаете, что я приехала сюда соревноваться. Я слышала, что Циммерман и Ковальски предоставили для вас алиби? Им вы руководствуетесь, когда сомневаетесь в их виновности?

– Я руководствуюсь глупыми ошибками, которые они допустили.

– Вы проверяли это алиби?

– Как раз собирался.

На самом деле, Уэствуд собирался заварить чай, но ударить в грязь лицом перед девчонкой не мог.

– Я считала, что алиби проверяются прежде всего. Мне ли объяснять вам, инспектор Глесон, что все лгут?

Уэствуд опустил брови.

– Я вижу ложь насквозь, фрау Гёсснер, – он постарался смутить её жёстким взглядом, но та лишь непроизвольно улыбнулась. – И подозреваемые верили в то, что говорили.

– Думаю, самое время проверить. Кто знает, инспектор? Вдруг вам пригодится моя помощь?

– Я поеду один.

– Я помогаю следствию.

– Помогайте другим способом.

– Я боюсь, что герр Маннингер настаивает. Если хотите – убедитесь лично, но тогда вы только потеряете время. А его у вас давно не в избытке, инспектор.

Уэствуду хватило несколько минут знакомства для того, чтобы возненавидеть Хлою Гёсснер. Какое из последних знакомств было для него приятным? Все вызывали у него подозрение и недоверие и, будь Уэствуд чуть свежее, чем сейчас, понял бы, что дело в нём самом.

Хлоя Гёсснер подошла к окну и посмотрела на город. Наверняка, прямо сейчас она думала, что попала в забытое Богом захолустье и испытывала из-за этого дискомфорт. Свайзлаутерн не шёл ни в какое сравнение с Лондоном, Берлином или Парижем – городами, в которых такие девушки, как Хлоя Гёсснер чувствуют себя в своей тарелке.

Несмотря на змеиную улыбку и холодный взгляд, девушка всё ещё была очень нежна. Её хрупкие руки вряд ли поднимали что-то тяжелее трубки телефона, длинные чёрные ногти на них позволяли совершать разве что элементарные действия, а каблуки и узкая юбка до колен были крайне неудобными для погони или побега. Всё это в совокупности давало Уэствуду понять, что работать девочка научилась разве что языком.

У Глесона не было выбора. Перед ним стояла сложновыполнимая задача потерпеть общество Хлои Гёсснер ещё пару часов, и он надеялся, что после этого больше не увидит её никогда.

Уэствуд раскрыл пассажирскую дверь своего автомобиля и пригласил федерального агента внутрь. Она брезгливо окинула взглядом неприметный чёрный кузов и, сделав страдальческое лицо, присела туда.

Уэствуд понимал, что Хлоя привыкла сидеть в автомобилях уровня «Porsche Panamera», а не «Ауди» семейного класса из девяностых, но подобное отношение к ставшей родной машине переносил плохо. Кроме того, в последний раз он мыл её пару недель назад, и пятна от грязных капель бросались в глаза – гостья обратила внимание и на это.

Всю дорогу она молчала и смотрела в глаза, что пришлось по душе Уэствуду. Он прямо-таки читал её мысли, связанные с тем, насколько непригляден Свайзлаутерн. Однотонные красные крыши, скудный подбор достопримечательностей и шедевров архитектуры вкупе с отсутствием фантазии в планировке прямо-таки провоцировали её сделать несколько колких замечаний. Но Хлоя Гёсснер держалась.

Ресторан «L’Assiette» находился в центре города, и за этот район было менее всего стыдно. Казалось, здесь взгляд фрау Гёсснер наконец оживился и ей стало хоть сколько-то интересно. К счастью, Уэствуда мало волновало её мнение касательно этого места.

Сам внешний вид ресторана указывал на то, какое это место элитное и дорогое. Золотистый фасад, мраморная кровля, полностью застеклённая стена и ярчайшая вывеска говорили сами за себя. В подобных заведениях наливают редчайшее вино, подают самые изысканные деликатесы и не пускают внутрь тех, чьё состояние насчитывает меньше семи нулей.

Однако, взгляд Хлои говорил о том, что она бывала в местах и лучше этого.

– «L’Assiette», французский ресторан, самый дорогой в нашем городе, – сообщил Уэствуд.

– Довольно мило, – улыбнулась в ответ фрау Гёсснер.

Нисколько не поверив в её искренность, Уэствуд отправился к входу.

Внутри ресторана было столько золота, что позавидовал бы Собор Святого Петра. Украшено было всё – мебель, потолки и стойки. Уэствуду показалось, что будь тут немного светлее, он мог бы ослепнуть от блеска.

– Мне нужен владелец или директор, – сообщил Глесон первому попавшемуся официанту.

Увидев значок инспектора, работник подорвался и, кивнув, отправился в одно из внутренних помещений.

– Любите вы роскошь, – сделала замечание Хлоя.

– Я не посещаю подобные места, – сказал Уэствуд.

Фрау Гёсснер окинула его с ног до головы и еле заметно кивнула. В её глазах прямо-таки читалась фраза «Другого я и не ожидала».

Уэствуда это никак не задело. Он никогда не завидовал богатым и не мечтал о роскоши.

Директором ресторана оказался полный мужчина в просторном чёрном фраке, над верхней губой которого блестели тонкие чёрные усики, будто начерченные по линейке. От него пахло смесью дорогих духов и восточных пряностей, а чёрные туфли блестели так, что Уэствуд почти увидел в них своё отражение.

– Добро пожаловать в