Короли рая - Нелл Ричард

В ее слезах и глазах он обнаружил не только печаль. В поджатой и напряженной линии ее рта, которая сформировалась как броня, как будто скрывая нечто большее, но безуспешно, он обнаружил замешательство и боль. Он задумался, нет, предположил, что наверняка вообразил это – наверняка втайне надеялся и мечтал об этом всю свою жизнь. И теперь он сдержал всхлип от горького, расточительного безумия жизни, и смерти, и всего остального.

В том печальном, беспомощном взгляде – несмотря на то, что Бирмун уже дважды разрушил ее жизнь, – он увидел материнскую гордость.

23

Сезон дождей. 1577 год П. П.

Он открыл глаза, но темнота никуда не исчезла. Затем Кейл почувствовал кляп во рту, грубую ткань на лице и ощущение оцепенелой зажатости в ноющих конечностях. Каждые несколько мгновений он слышал стук колес по камням, и весь мир съежился, когда напомнил о себе мочевой пузырь.

Постепенно он вспомнил ручищи Эки на своем горле – которое вроде бы не болело, – а затем и небрежное равнодушие отца. Вскоре он уже изо всех сил дергал путы на руках, прежде чем его ум успел заработать в полную силу. Похоже на веревку, решил Кейл, но завязанную так туго, что нельзя было определить ее вид и какой на ней узел. Он даже пальцами не мог пошевелить.

Мучительность его положения настигла Кейла, и он снова лег неподвижно, чувствуя холод. Если ему не удастся сбежать, что казалось маловероятным, его оставят в монастыре на месяцы; Лани проведет свою свечную церемонию, а затем уедет, и Кейл никогда больше ее не увидит. А если даже он каким-то образом сбежит или пройдет испытания и встретится с ней, намерения его отца были совершенно ясны. Единственными вариантами будет ослушаться – убедить Лани сбежать с ним – или принять желания отца.

Тихий голосок сказал ему, что он все еще принц Алаку, и все, что он узнал о себе и своем в целом блестящем будущем, остается правдой. Он все еще может делать что-то хорошее в своей жизни и послужить какой-то цели. Он любит своего брата не меньше, и он все еще может возместить ущерб, нанесенный отцу, если захочет. Все это он знал, но ему было наплевать. Больше всего на свете он любил Лани, и рядом с этим знанием все остальное казалось бессмысленным. Принять любую другую жизнь означало отказ от самого смысла жизни. Трусость. Фактически самоубийство.

Подвода, или что бы это ни было, в конце концов остановилась. Кейл учуял запах моря и услышал, как сверху сняли покрытие, а затем две пары рук попытались взять «пассажира». Он метался, лягался, мычал – в общем, поднял шум, а в порыве ребячества и вовсе подумал, не обоссаться ли ему, – но вскоре его уже несли, а затем осторожно погрузили в то, что явно было лодкой. Теперь он почувствовал тепло солнца, и это наглое похищение, средь бела дня и без опаски вмешательства, взбесило Кейла – как и то, что запихнули ему в рот, дабы не орал благим матом.

Он услышал, как парус поймал ветер и лодка отчалила от берега. По ощущению ее на волнах Кейл определил, что это небольшой аутригер – военная разведывательная шлюпка, прикинул он, и это знание доставило ему самодовольную радость. Незнакомый голос со странным акцентом произнес: «Мне развязать его? Не убежит же он теперь». Немедленно и твердо отозвался голос Эки: «Еще нет. Я так понимаю, он очень хороший пловец».

Кейл взбрыкнул и сказал: «Иди трахни свою мать», зная, что слова прозвучат неразборчиво, но надеясь, что смысл будет ясен. Он почувствовал успокаивающее похлопывание по бедру, отчего заметался еще настойчивей.

Затем вернулся мир, оскорбительно яркий и голубой.

– Хотя бы это больше не нужно, – сказал улыбающийся Эка с мешком из черной ткани в руке. Вынимать кляп он благоразумно не стал.

Сильный попутный ветер нес их на Запад, к монастырю на маленьком острове. Морское судоходство в Шри-Кон и обратно большей частью осуществлялось на Север или Юг, так что в поле зрения попалось лишь несколько других лодок, да и те небольшие. Мысли Кейла вскоре утонули в ощущении, что его мочевой пузырь вот-вот лопнет, но спустя очень долгий час наконец-то появился остров.

Бато. Скалистый Остров. Суши на нем было мало, что стало ясно уже издалека, когда небольшие горы замерцали над водой. Кейл не разглядел и намека на пляж, когда они подплыли ближе. За исключением крошечного участка песка, все представляло собой отвесный каменистый утес, обрывающийся в море, как стены замка. Лодка выскользнула на берег, и Эка вытащил изо рта Кейла кляп, затем наклонился, чтобы развязать ему ноги.

– Пошел ты, – сказал Кейл, уже без злобы, но из принципа, – теперь помоги мне, пока я в штаны не напрудил. – Он вытянул челюсть и облизнул губы, и Эка с улыбкой подчинился. Руки принца он развязывать не стал, зато помог ему выбраться из брюк, чтобы тот мог благовоспитанно справить нужду. На это ушло время. И вероятно, было неумно так говорить, но раз уж они оба стояли и смотрели на гениталии Кейла, он все равно сказал, даже с толикой гордости: – Я все еще мог бы уплыть, Эка. Я могу плавать весь день. Здесь меня не удержат.

«Слуга» не выглядел обеспокоенным. Заправив причиндал Кейла обратно в штаны и похлопав его по плечу, он молча повел его по тропинке от пляжа к скалам. Оказалась та еще прогулочка, но приятно было размять ноги после сидения в тесной лодке, так что Кейл вел себя прилично.

Как раз в то время, когда он задался вопросом, что именно скажет Эка священникам о связанном принце, они поднялись на вершину скалистого входа, и открылся вид на остальную часть острова. Это было озеро. Единый, непрерывный водоем, со всех сторон окруженный маленькими участками песка и вулканами.

Солнце выглянуло из-за облаков, и тихая вода заискрилась, как зеркало, обрамленное алмазами. Вершины вздымались огромным, непрерывным кругом, соединенные полосками холмов, напоминая держащихся за руки великанов; их дыхание поднималось над ними белыми клубами. Все казалось голубым, зеленым и золотым, а прохладный морской бриз, налетавший сзади, смягчал тепло солнца. Сам того не ожидая, Кейл глубоко вдохнул; дышать чистым соленым воздухом было приятно.

Эка, улыбаясь, наблюдал за ним.

– Озеро Ланкона, – сказал он. – Иные говорят, здешний ветер уносит зло. – С этими словами он посмотрел в сторону озера. – Юношей, которые умирают за красоту, иногда называют любовниками скалы.

Принц лишь кивнул, не в силах говорить. Это было самое прекрасное место, которое он когда-либо видел, хотя он слегка протрезвел, заметив монастырь, встроенный в каменистый пляж у воды. Он видел причалы и людей, ловящих рыбу на берегу или в лодочках, плавающих по озеру. Само здание выглядело полностью каменным, с широкими изогнутыми арками и угловатыми крышами, напоминая плавностью линий серую змею, ползущую вдоль берега. Цвета были приглушенными, невыразительными, но подходили этому месту. Что мог сотворить человек, чтобы соперничать с такой красотой? Даже пытаться стало бы дерзостью.

К тому времени, как они спустились по вырубленным в камне ступеням и проследовали по тропинке ко входу в монастырь, Кейл забыл, что он здесь против своей воли и что его руки все еще связаны за спиной. Он глазел на огромные древние пальмы, на ветвях которых щебетали разноцветные птицы, что-то поклевывая, а по близлежащему саду бродили лысые мужчины и мальчики в серых одеждах, собирая фрукты.

Они наблюдали за приближением Кейла и его тюремщиков, но не пялились, не выглядели озабоченными или даже заинтересованными. Все выглядело безукоризненным и чистым: от идеально подстриженных кустов и чистейшей дорожки до свободных от пыли стен. Изнутри доносилось какое-то пение, и Кейл мысленно застонал.

Не сказав никому ни слова, Эка повел его вверх по лестнице, затем по коридору со множеством дверей и остановился у одной, неотличимой от всех остальных. Он отпер ее ключом и, сняв с Кейла путы, учтивым жестом пригласил зайти внутрь.

На одну безумную, опрометчивую секунду он подумал, а не попробовать ли дать отпор. Он вообразил, как одолевает Эку, мчится вниз по лестнице, выбегает из монастыря, ныряет в воду и плывет через все море обратно к Лани. Но полная непринужденность, с которой держал себя Эка, была вызвана не доверием или незнанием – это была абсолютная уверенность в том, что такой вариант был рассмотрен и попросту невозможен. Кейл вошел. Он оглядел маленькую комнату с еще более маленькой кроватью, зарешеченным окном, ночным горшком и голыми каменными стенами, и Эка официально поклонился: