Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Дильдина Светлана

— Я сказал — должным образом. Пусть будет ему подмогой.

— Ты что, подумываешь сложить бремя власти?

— Не в ближайшие… весен двадцать, — засмеялся Лачи. — Да и Атали неизвестно станет ли преемницей Лайа, мало ли что. Но всегда полезно усилить свою Ветвь.

— Пока это звучит как бахвальство тростника перед лесорубом, — отрезала Белая Цапля. — Сперва тебе не помешает лишить их главного оружия. Он вырос… и ему нет указа. Или не будет вскорости. Судя по тому, что пишут наши осведомители, от него надо избавляться чем раньше, тем лучше.

Лачи кивнул:

— Это мы сделаем — даже вместе с Лайа. Тут у нас полное согласие.

— Я давно вам, болванам, твержу — пока вы строите планы, он растет. Можно было бы послать людей на Юг…

— Мать, успокойся, — сказал Лачи. — К нему так просто не подобраться, а в случае неудачи мы получим такую войну, что предки позавидуют. Дай уж лучше нам еще построить планы, тем паче, подвернулся этот полукровка со своими рассказами. Мы бы в жизни через разведчиков не узнали про Дитя Огня столько…

— А что скажет отец этих двоих? — вступила Саати, откладывая куклу. — Я говорю о заложниках. Он ведь еще не знает? Тойле любит близнецов… разумней было бы отдать кого-то одного, если так.

— Не разумней. Уцелевший… оставшийся, — поправился он, — будет весьма неприятной помехой. Юность — время непомерного гонора и неумения рассчитывать собственные ходы. К тому же вместе детям будет куда веселей.

— С южанами — обхохочешься! — сказала, как сплюнула, Белая Цапля.

— Как-то мне неуютно от того, что ты задумал, — задумчиво сказала Саати, когда та ушла. — Ты ведь не просто о Солнечном камне думаешь. Почему ты меня не посвящаешь?

— Я тебе полностью доверяю. Но своей матери — нет. Вдруг она захочет выудить то, что ты знаешь?

— Но все выглядит так безобидно, взять нужного мальчика в нашу Ветвь… Признайся, ты не хочешь, чтобы все прошло гладко с заложниками? Но какая нам выгода? Если речь только о замене, все можно было бы сделать на месте. И ты уж точно нашел бы способ забрать кого хочешь. Любой несчастный случай с этой парой, и вот уже ты пострадавший!

— Есть у меня одна мысль, — признался Лачи, обнимая жену. — Не к спеху, пока все написано палкой на воде, но вдруг… если я хоть как-то понимаю людей.

Даже Саати не знала толком, насколько плачевное положение у Севера ныне. И можно было только молиться, чтоб не прознал Юг. “Перья” повадились гулять в окрестностях деревень, и все чаше долетали почти до уступов Тейит. Чтобы отогнать опасных гостей, золота и Солнечного камня еле хватало. Сила эсса выпивала их до дна, оставляя оболочку, лишь с виду похожую на прежние камень и золото.

А когда проснулся вулкан, охранявший один из проходов к морю, совсем туго пришлось. Весело переливаясь оранжевым и алым, лава текла в долину. Как удалось остановить, Лачи вспоминать не любил — слишком велика оказалась цена.

Если южане узнают, насколько ослабели соседи…

И манила драгоценным светом камня Долина Сиван.

Опасную игру он затеял. Хотя пока это еще не игра — так, разведка.

**

Шестнадцать весен назад, Тейит, чуть позже визита посольства

К золотистой коже девушки шли бледно-голубые камни. Зачесанные высоко волосы подчеркивали надменную неправильность черт. Лайа совсем не была красива, но это лишь придавало ей своеобразия.

Целительница склонила голову перед девушкой, и хотела проследовать дальше, к высокородной больной, но Лайа остановила ее.

— Моя сестра будет здорова?

— Надеюсь, Белый Луч.

Тень колебания скользнула по лицу девушки.

— Она не станет уродливой? Лоши оставляет страшные пятна…

— Нет, элья. Болезнь вовремя распознали.

“Не станет. Или излечится полностью, или умрет”. Скоро Лиа-целительница это узнает, увидит свою пациентку.

Она испытывала глубокую грусть. Бедняков, заболевших лоши, убивали, словно крыс, и выжигали болезнь из домов. А Элати окружена заботой, и не должны проникнуть в город вести о подлинной сути болезни.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Тем более не должны они достичь слуха шпионов Юга.

Лиа все понимала. Лайа пока не произносила слова избраннику, но целительница знала — та бесплодна. А лоши не только на лице оставляет следы: если вторая сестра тоже потеряет способность носить детей, придется принимать дитя из Серебряных — но самое страшное для Лайа то, что она никогда не займет места правительницы. Кесса все силы отдаст воспитанию принятой девочки, и добьется, что ее провозгласят преемницей Кессы.

Каково той, кого с детства готовили быть первой, сознавать, что судьба ее сейчас в руках случая и целительницы? Ответ каменных знаков был недвусмысленным — если не сможет она, не сможет никто.

Лиа сделала было несколько шагов по коридору, но вновь ее остановил голос — прохладный и горьковатый, словно полынь:

— Если Элати не излечится, если хоть один след болезни останется, я сочту, что ты не слишком старалась.

— Это нелепо, Сильнейшая, — спокойно сказала Лиа, — Ты знаешь — я делаю, что могу, и для тебя, и для любого бедняка. Если до меня дойдет весть, что ему нужна помощь.

— В это я верю. А еще верю в то, что ты лечишь сильнее, когда сердце твое болит за попавших в беду. За Элати оно болеть не станет.

— Почему ты так считаешь, Белый Луч? — негромко спросила женщина, вновь подходя к высокой девушке с голубыми камнями в ожерелье. — Ни одному человеку в голову не придет упрекнуть меня в том, что я не все сделала для больного.

— Надеюсь, — девушка в упор взглянула на целительницу холодными прозрачными глазами, и прибавила: — Ты можешь идти.

И пристально смотрела в спину Лиа, пока та не скрылась за поворотом.

Высокая каменная галерея создавала иллюзию прохлады. Светло-серые колонны, украшенные старинными письменами-барельефами, казались хрупкими, с трудом держащими массивный потолок. Лайа шла, привычно разглядывая письмена, половину которых она не могла прочитать — что-то попортило время, но большая часть была ей попросту незнакома. Особенно письмена-рисунки, изображающие людей и зверей в странных позах. Рыбаки, ловящие морских тварей, огромные орлы, несущие на себе вождей в причудливых головных уборах, даже татхе и кейли, которых не видели уже много десятков лет.

Одна галерея сменялась другой — громадины Тейит строили многие поколения, пока бедняки ютились в лачугах. Наконец, откинув тяжелую занавесь, богато затканную и расшитую перьями, Лайа шагнула в полутемное помещение. Две курильницы по углам испускали слабый аромат хвои, сидящая в углу девчушка монотонно наигрывала на длинноствольной флейте, отгоняя болезнь. Лежащая на застеленной циновками и льняной простынею постели бледная девушка с трудом повернула голову, взглянула на вошедшую.

— Ты… сестра.

— Я, — голос Лайа стал хриплым — в нем чувствовался испуг. Придти сюда было безумием. Но так хотелось удостовериться, что целительница не солгала, что болезнь отступила и уже не опасна.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, — прошептала Элати, — Я, наверное, скоро встану. Если не умру.

— Ты будешь здорова, — девушка стояла на порге комнаты младшей сестры, не решаясь подойти ближе. Ей очень хотелось выказать участие, но она не могла себя заставить сделать еще хоть шаг. Элати поняла эту неуверенность, губы с трудом шевельнулись:

— Тебе не надо тут быть. Заболеешь еще… сама…

— При мне листья лиоке, — поспешила ответить сестра, быстро притрагиваясь к скрытому на груди растению. Детски-растерянным стало лицо Элати:

— Я рада, что ты пришла, — прошептала она, и закрыла глаза. Лайа ощутила некоторое облегчение. Не надо больше слов утешения, ободрения. Все ясно и так — целители позаботятся о сестре, особенно Лиа… она обещала, что Элати не потеряет способности к деторождению. Если будет угодно судьбе, конечно. А лицо сестры останется чистым, это уже видно. Вот и все.