Пересмешник - Алексей Пехов

– Чего мы ждем? – окликнул нас Талер, подкидывая на ладони камешек.

Я вопросительно посмотрел на Фэркаджамрею.

– Мряуих дррузей, – произнесла она. – Они скорро будут.

– Что за жетон вы показали в трамвае?

Она с неохотой вытащила из кармана круглую железяку с гравировкой и повернула ее ко мне:

– Мы следим за поррядкомряу срреди своего наррода. Глас Иных и мэрр наделили нас соответствующими полномочиями.

Я знал, о чем она говорит. Народные отряды правопорядка из этнических меньшинств, обличенные властью и приравненные в правах к жандармам, являлись рукой правительства в своих районах. Создание таких отрядов было вполне разумно – местные всегда лучше знали, что происходит у них под боком, чем пришлые чужаки.

– Жандармам ввели льготу на бесплатный проезд?

– Уже очень давно, – ответила она мне.

Я чувствовал во всем ее поведении, в каждом слове некоторую холодность, отчуждение, скрытое за стеной вежливости. Я не стал интересоваться, в чем дело. Мне не было даже любопытно. Возможно, одна из мышурров не считала правильным быть на побегушках у лучэра.

Длинная лодка с сильно чадящей закопченной трубой забрала нас через пять минут. Капитаном оказалась бледная женщина из народа кохеттов. Кроме нее здесь находились лишь двое мяурров в тусклых и неброских одеждах, как и у Фэркаджамреи. Оба были такими же короткошерстными и дымчатыми, как она, но гораздо выше и мощнее. Они не представились и никак не показали, что замечают нас, лишь перебросились несколькими фразами с нашей провожатой.

Лодка отошла от берега и поплыла, нацелив нос между южным берегом Соленых садов и Хвостом. Мяурра подошла к нам и сказала:

– Мы напрравляемся в конец Складской бухты. Его зовут Димитррос, он урроженец Кирруса, но давно живет здесь. Рраньше мряурры не замечали, чтобы он прродавал лунный поррошок, но, как оказалось, этот бизнес у него уже больше шести лет. До последнего врремрряуни человек был очень осторрожен. Никто не знал о нем.

– Он вооружен? Есть охрана? – поинтересовался Талер.

– Уже нет.

Тон ее говорил за себя.

– Вы зададите ему свои вопрросы, чэрр, а затем уйдете. Хорошо?

– А что будет с торговцем?

Она недовольно прижала уши к голове:

– Мы отвезем его к старрейшинам. Они ррешат его судьбу.

Кошка ушла на корму, к своим соотечественникам, а Талер чихнул и сказал:

– Значит, стрелять сегодня мне не придется.

Я поморщился и закрыл нос платком. Мы вплывали в Тухлую бухту, куда постоянно залетала фабричная вонь из индустриальных районов, до которых было рукой подать. Лодка причалила чуть ниже складов – бесконечных унылых сооружений, тянущихся вдоль всего берега. В них сгружали привезенные с барж уголь и металл, а оттуда – забирали продукцию заводов.

Черные трубы, выбрасывающие в воздух желто-коричневую гарь, казались так же близко, как Талер, шедший справа от меня.

– Как можно жить в этой помойке? – простонал мой друг, кашляя и чихая.

Я вяло пожал плечами, стараясь дышать как можно реже и не глубоко. Складской берег – это еще рай. Представляю, что творится в Дымке или Пепелке. Говорят, там продолжительность жизни гораздо меньше, чем в других районах Рапгара. А у тех, кто работает на заводах, и того меньше. Нужно иметь железные легкие, чтобы дышать угольной пылью и прочими «радостями» цивилизации, носящимися в воздухе.

– Мы живем в дикую и смешную эпоху, – с горечью сказал Стэфан.

– Почему? – спросил я у него, шагая по грязи на узкой улице.

– Потому что мы доживаем последние лучшие дни в первозданном мире Всеединого, который слишком сильно изменяем под себя, мой мальчик, – тут же ответил он. – Запомни его хотя бы таким, какой он есть сейчас.

– Не ты ли говорил мне когда-то, что изменения необходимы?

– Разумные изменения, Тиль! Разумные! И контролируемые! Согласись, управляемый трамвай и трамвай, мчащийся с горы без тормозов, это разные вещи. Так вот, сейчас мы летим из первозданной эпохи в мир, о котором даже мне, амнису, страшно подумать. Я помню эту вселенную девственной, а теперь она больше напоминает потасканную шлюху. Жить тогда было гораздо проще, чем сейчас.

– Я уже слышал твои стариковские стенания и раньше, – улыбнулся я.

– Ну, так послушай еще немного. Право, ты ничего не потеряешь. Я хочу лишь сказать, что, оказываясь в подобных местах, начинаю соглашаться с волшебниками и всеми теми, кто выступает за принятие закона о разумном ограничении технического прогресса.

– Тогда тебе надо быть вместе с чэрой эр’Бархен. Бич Амнисов с радостью услышит твои соображения.

– По твоему мнению, я не прав? – с вызовом спросил Стэфан.

– Прав. Но теперь все то, о чем ты говоришь, вряд ли возможно, даже если Князь самолично отправится на заводы, закрутит все вентили в печах, погасит топки и заложит под цеха порох. Это не остановить. Если что-то и следовало делать, то много раньше. Лет сто назад. Теперь, чтобы взять чудовищного кракена по имени прогресс под свой контроль, придется связать ему щупальца, а их слишком много. Монстра не только нельзя подчинить, но невозможно и победить.

– Дракона следует и всегда можно уничтожить. Потому что фантазия, лишенная разума, производит чудовищ, а последним нет места среди нас.

– Революционные идеи излагаешь, Стэфан, – я обошел лужу, в которой плавала целая гора мусора. – Если уничтожить технологический процесс, мир ввергнется в хаос, а от величия Рапгара останутся одни лишь воспоминания. К тому же среди нас достаточно реальных чудовищ, вспомни хотя бы Ночного Мясника.

– Мои слова, к сожалению лишь пустое сотрясание грязного воздуха. Чтобы свалить с ног великана, нужен другой великан. Тот, кто без жалости уничтожит тех же пикли, тропаелл, изобретателей, ученых, не говоря уже о финансовом рынке и хорошо отлаженном индустриальном механизме.

– Ну, вот. Теоретик уже есть. Осталось найти исполнителей, – пошутил я.

– Не трудись. Я не хочу быть таким жалким, как этот тип.

Я понял, что он говорит о высоком изможденном мужчине с рыжеватой бородкой, облаченном в черную рясу с красным жестким воротничком. Человек надтреснутым голосом проповедовал любовь к огненному богу, спящему на дне моря. Люди и нелюди, грязные, обозленные, уставшие, занятые, не обращали на проповедника ровным счетом никакого внимания. Таких господ по городу пруд пруди. И у каждого своя вера. Если слушать всех, то никакой жизни не хватит.

– Мы с тобой уже видели его, – сказал я амнису. – Когда ехали на Арену. У него смешная запоминающаяся бороденка.

Мы свернули в узкий, воняющий всем, чем только можно, переулок. Здесь, в помойке, в поисках пищи рылись с десяток скангеров. Ящероподобные создания размером с крупную собаку чирикали, словно воробьи, отбрасывая передними розоватыми лапами мусор.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});