Физрук - Валерий Александрович Гуров

без запинки проспрягает глагол «lernen», можно ставить ему твердую пятерку, а вот гарантировать, что он станет хорошим человеком, никто из нас не может.

— Эх, а я-то думал, что вы, как опытный педагог, знаете секрет, как этих оболтусов превращать в людей, — вздохнул я.

— Ну, во-первых, не называйте их оболтусами, даже мысленно, — назидательно произнес Карл Фридрихович, — они, прежде всего — личности. И каждая не менее сложная и противоречивая, чем ваша или моя. Во-вторых, нужно эти личности научиться понимать. А это, пожалуй, посложнее, чем научить их спрягать немецкие глаголы или… Забивать мяч в ворота. А в-третьих, нужно самому быть личностью и примером для них.

— Куда уж мне…

— Не обижайтесь, — сказал хозяин. — Я прежде всего — о себе… Как бы я ни старался, как бы ни лез из кожи вон, я всегда для них останусь немцем, хуже того — «фашистом»… Вам проще, вы и по возрасту к ним ближе, и потом — вы спортсмен.

— А как вы относитесь к кино? — наугад спросил я.

— К кинематографу, то есть?

— Ну да!

— Очень люблю! — загорелся Рунге. — И знаете, не только — как зритель!..

— То есть?

— Пойдемте, я кое-что вам покажу!

Он вскочил, толкнул стол, едва не опрокинув графинчик с остатками коньяка. Я еле успел его подхватить. Карл Фридрихович повел меня в другую комнату. Видимо, это был его кабинет. Здесь не было столь идеального немецкого порядка. На большом письменном столе, как и другая мебель, вероятно, доставшемуся семейству Рунге от предков, лежала груда книг и бумаг, вперемешку с обрезками кинопленки. А посреди кабинета торчал на треноге проекционный аппарат.

Карл Фридрихович выволок из-за шкафа свернутый в рулон экран и принялся вешать его на стену. Движения его уже были не слишком точны, и он никак не мог зацепить тесемку, прикрепленную к рамке экрана, за вбитый в стену дюбель. Пришлось мне взять это дело на себя. А Рунге, тем временем, зарядил аппарат. Тот затрещал, луч света из объектива прорезал сумрак и упал на экран. Сначала на нем прыгали царапины и пятна, а потом появилось изображение. Какой-то пейзаж, в котором я не сразу узнал парк, где мы гуляли и беседовали с Илгой.

Не узнал не потому, что было плохо снято, скорее — наоборот. Неведомый оператор сумел показать обычный, довольно чахлый городской парк в заросли таинственного осеннего леса. И даже бредущие по дорожкам парочки, катающиеся на трехколесных великах малявки, старушки на скамейках казались участниками какого-то действа, словно это были актеры, старательно изображающие обычных людей. Хотя даже мне было понятно, что это не игровое, а документальное кино, и что снимал его мастер своего дела.

— Здорово! — оценил я.

— Нравится?

— Очень.

— Первый приз на фестивале любительского кино стран социализма, который проходил в Москве в семьдесят пятом, — гордо произнес хозяин дома. — «Этюды осени» даже показали в передаче «Объектив» по Центральному телевидению.

— Так это вы сняли⁈

— Вот именно!

— Надо же какое совпадение!

— Совпадение с чем?

— Видите ли, Карл Фридрихович, — начал я. — Мне пришла в голову довольно безумная идея снять с ребятами игровой фильм… Ну чтобы они сами написали сценарий, придумали декорации, костюмы, сами исполнили главные роли…

— А вы что-то в этом понимаете?

— Немного…

— Аппаратура у вас есть?

— Нет, — признался я.

— Тогда — это чистой воды авантюра!

— Ну вот сам бог послал мне вас, Карл Фридрихович!

— У меня, конечно, есть кое-какое оборудование, — пробурчал он. — Есть знакомства в среде кинолюбителей города, но… Вы хоть понимаете, во что ввязываетесь?..

— Понимаю, — кивнул я. — Понимаю, что эта затея поможет подключить к общему делу этих самых личностей, о которых вы так красиво говорили. Ребята станут меньше болтаться на улице, получат возможность проявить свои таланты, у них появится интерес хоть к чему-нибудь, кроме курева, шатания по подворотням и отнимания у малышни мелочевки. Глядишь, они станут лучше учиться…

— Вы совершенно правы, — согласился Рунге и торжественно пожал мне руку. — Я с вами!

— Ну вот и замечательно!

— По этому поводу надо выпить!

— Не могу не согласиться.

Мы вернулись в гостиную и опустошили графинчик. После чего хозяин постелил мне тут же, на диване. В половине десятого утра он меня разбудил. Мы позавтракали, а потом Карл Фридрихович вызвал мне такси. Я отправился в спортивное общество «Литейщик», потому что на одиннадцать часов утра был назначен набор в обе секции. Когда я вышел из машины, мне пришлось пробираться между припаркованными в три ряда дорогими авто. Сразу стало понятно, что к стадиону съехалась элита города.

Претенденты вместе со своими родителями, а также — бабушками и дедушками, болтались в холле административного здания. Увидев меня, взрослые почтительно здоровались, хотя большинство присутствующих были мне незнакомы. Я сдержанно кивал, пробираясь к лестнице. Здесь меня встретила секретарша товарища Дольского. Она подвела меня к двери, на которой красовалась табличка «ПРОФКОМ», отперла ее и впустила внутрь.

Здесь был длинный стол, с рядом стульев, упиравшийся в небольшой письменный. Рядом с последним стоял массивный несгораемый шкаф, а в обычном деревянном, со стеклянными дверцами, стояли толстые папки. На стенах висели вымпелы, дипломы и похвальные грамоты. В общем, помещение профсоюзного комитета напоминало мою тренерскую в школе. Так что я ощутил себя во вполне знакомой обстановке. Я снял куртку, повесил ее на рогатую вешалку.

— Вам чай или кофе, Александр Сергеевич? — осведомилась секретарша.

— Если можно — кофе, — откликнулся я.

Она упорхнула. Я посмотрел на часы. Было еще без пятнадцати одиннадцать. Можно было пока расслабиться. Через пять минут девушка вернулась. Поставила рядом со мною кофейник, чашку на блюдце, сахарницу и маленький молочник. Так что я мог наслаждаться знойным напитком в любом сочетании — черным без сахара и молока, с молоком и без сахара, с молоком и сахаром.

— Спасибо! — сказал я. — Вас как зовут?

— Нина!

— Очень приятно, Нина! — искренне сказал я — девушка она и впрямь симпатичная. — Как мы построим отбор?.. Ведь вы мне поможете, верно?

— Конечно. Для этого я и пришла сегодня.

Бедняжка, ради меня ее лишили выходного!

— Спасибо! — сказал я. — С меня хорошие духи.

Она смутилась и кивнула.

— Вы будете