Чудо в перьях - Юрий Черняков

Похоже, подобные конфликты были у них не в новинку. Неужели наш неистовый Марат, добродетельный друг народа начал по-тихому спиваться?

— Паша и виноват! — сказал он и захохотал. — Мог бы проследить, чтобы в буфетах во время его концертов не продавали спиртное. Или его музыка лучше воспринимается под градусом?

Я не ответил, включил зажигание.

— Знает дорогу, знает… — сопел он сзади. — Прямо до гнездышка нас довезет. Ну, вы интригуйте себе, а я еще посплю. Плохо стал спать в последние дни. Все тебя, Паша, ждал.

До самой дачи мы молчали. Ирина только показывала, где повернуть. Когда подъезжали, я обратил внимание на соседнее строительство. Котлован на месте, но никакой техники нет и в помине.

— Вы как хотите, а я пойду завалюсь, — заявил Цаплин, вылезая из машины. — Все разговоры до утра и на свежую голову. Иринушка, «развлекай дорогого гостя, покорми, покажи, где что…

Глаза его неудержимо слипались, он махнул мне рукой и направился в спальню. Она последовала за ним, потом вышла, неся его сырые туфли и носки.

15

Только сейчас я сумел внимательно разглядеть ее. Она переоделась в расписной, с павлинами и бамбуками, халат с достаточно большим декольте и в мягкие пурпурные шлепанцы на босу ногу. Я сидел возле камина и смотрел, как она носилась, не зная, за что хвататься, и явно теряясь от моего присутствия. Пару раз, пробегая мимо, уронила какие-то тряпки, которые не успела убрать.

— Извините… Мы вас пригласили, а у нас видите, какой беспорядок. Он страшно боялся опоздать на ваш концерт, все скорей, скорей, и запонки ему найди, и галстук подбери…

— Паша! — вдруг донесся возглас Романа Романовича из спальни. — Зайди сюда… Я не сплю, но не потому, что подслушиваю, а просто хочу спросить…

Я поднялся из кресла, оглянулся на хозяйку. Она одновременно подняла глаза к потолку и пожала плечами.

Я вошел к Цаплину. Он лежал голый на широченной кровати, одеяло было сброшено на пол. Он слушал, приложив к уху, миниатюрный радиоприемник. И мотнул головой, указывая на стул, заваленный его одеждой.

Я остался стоять.

— Вот, сейчас будет прогноз погоды! — сказал он. — Ты извини, что оторвал… Сейчас сделаю громче… Так слышно?

Я пожал плечами, подошел ближе. В комнату вошла Ирина.

— Сейчас, вот! — Он оторвал ухо. — Слышно?

— А что я должен услышать? — спросил я и запнулся, увидев его поднятый указательный палец. И успел только разобрать, что в Крае второй день идут проливные дожди.

— Слышал? — торжествующе спросил он. — Вот о чем я хотел спросить, но вы меня все время отвлекали.

— Не понимаю… Ну и что? — спросила Ирина.

— Ты не понимаешь, зато он понимает! — указал на меня Цаплин. — А тебе знать это необязательно. Я же не тебя звал?

Вздохнув, она вышла. Он поманил меня пальцем.

— Так что это значит, Паша? Радимов на месте, на боевом посту, так погода по всему Краю — лучше не надо. Народная примета. Старожилы не припомнят! А стоит Андрею Андреевичу отбыть с визитом, и опять старожилы не припомнят таких дождей. Мистика! Или умение управлять погодой, чтобы внушить рядовому обывателю сакральный имидж вождя и учителя?

— Это не ко мне вопрос, — сказал я.

— Ладно, тогда к тебе… — Он подался ко мне, добравшись до края кровати. — Выходит, Андрейка где-то здесь? Может, даже с тобой прибыл в столицу нашей Родины? А наши органы знать об этом ничего не знают? Там-то они побоялись его взять! Не захотели волновать народ, и без того обескураженный сложившейся ситуацией. Да и я им сказал: «Кто? Андрейка? Да если знал, давно все забыл! У него ж совсем другое в голове. Нужны ему ваши коды да тайны мадридского двора! Как только вы его сняли, так сразу все забыл. Я ж его столько лет знаю!»

Я стоял перед ним, переминаясь с ноги на ногу.

— Ну иди, иди… Неинтересно тебе со мной, правда? С Ириной интересней, я понимаю… Сам себе, веришь, удивляюсь. Это за что такая краса мне, старому пню, досталась? У тебя, правда, бывали не хуже. Ох и завидовал я тебе! М-да… Значит, он где-то здесь сидит. А виду не показывает. Сейчас, что ли, позвонить или утром, когда голова прояснеет? Вот как скажешь, так и сделаю! — хитро улыбнулся он.

— Утром, конечно, — сказал я, переминаясь все нетерпеливее. — Оно вечера мудренее.

— Это как сказать… — зевнул и потянулся он. — Мало ли что до утра может приключиться. Ну ладно, иди, вижу, надоел. Иди, а утром разберемся. Вот теперь я засну. А то все думал: «Неспроста там у вас погода испортилась!»

Я вышел в гостиную. Ирина разливала кофе. При моем появлении прикрыла полой халата колено. «Черт возьми! — думал я, присаживаясь напротив. — На что меня все время подталкивают? И кто именно?»

Не она же… Я откровенно, ничуть не скрываясь, любовался ее светло-русыми волнистыми волосами. Похоже, никогда их не красила. И практически никакой косметики. Чуть-чуть подведены глаза, и только.

— Наверно, находите во всем этом некую двусмысленность, если не провокацию? — улыбнулась она мне. — Куда-то завезли, пристают с расспросами… Как вы согласились только, до сих пор удивляюсь!

— Преступника тянет на место преступления, — сказал я. — Это во-первых.

— А во-вторых? — сощурила она свои огромные темно-серые глаза, которые только сейчас удалось разглядеть при сильном свете большущей люстры.

— Не мог вам отказать, — сознался я.

— Но вы были не один, — продолжала она игру, говоря вполголоса и немного волнуясь. — Конечно, вас окружают красивые женщины. Роман Романович рассказывал мне о вашей жене. Какая-то необычная история с ней связана.

— Да уж, куда необычней… — Я чувствовал, что мой взгляд становится все более откровенным. Меня влекло к ней все сильнее. Даже голос охрип. Но я пока сдерживал себя, прислушиваясь к тому, что доносилось из спальни. Она поняла это, усмехнулась, показала глазами на дверь, ведущую наверх. Потом встала и пошла туда, не оглядываясь.

Я поднялся за ней следом. Это была большая библиотека, где вокруг только книги и старое, хорошо пахнущее и немного скрипучее дерево.

— На самом деле это мой дом, — сказала она.

Я присвистнул. Ай да Цаплин.

— Я знаю, о чем вы только что подумали, — сказала она, садясь в кресло и приглашая сесть напротив.

Здесь она чувствовала себя в большей безопасности. Пара старых кресел, стремянка, небольшой столик, потертый ковер. И море книг.

— Интересно, о чем? — спросил я.

— Ну, что я польстилась на его популярность, положение… И даже на эту дачу. Вы ведь решили, что это его дом, не так ли?

— Как-то не задумывался, — признался я. — А вот то, что у него жена, дети, — думал, да. Особенно когда вас увидел в окно.

— Я тогда страшно испугалась, — призналась она. — Это было так неожиданно. Вот только что он уехал, просил, чтобы как следует закрылась. Он как раз собирался после редакции и концерта домой…

— Я это слышал, — сказал я. — К жене и детям.

Она усмехнулась, покачала головой.

— Вот даже сейчас вспомнила и будто снова пережила тот страх.

— А может, я до сих пор вам его внушаю? — спросил я.

— В какой-то мере… — сказала она, не отводя глаз. — Странно, он говорил, что вы всего лишь простой шофер, грубый, невежественный, не знающий нот.

— Так и есть, — сказал я. — Это сущая правда.

— Я думала, что он меня разыгрывает… Он это любит. После аварии он стал много пить, стал неестественно веселым. Но пусть это вас не обманывает… Еще он говорил, что вы трое, включая Андрея Андреевича, какие-то особенные, не как все.

— Перевоплощенные, — подтвердил я. — И сознающие это. А вы меня не боитесь? Раз я грубый, злоупотребляю силой…

— Он рассказывал, что вы силой отвозили его по ночам к Радимову, чуть не пытали его там…

— Ну уж это Роман Романович загнул. Какие еще пытки. Разве что морально-нравственные.

Она с минуту смотрела на меня широко открытыми глазами, потом засмеялась и махнула рукой.

— Да ну вас. Вы смеетесь… А вас я ничуть не боюсь. Вот здесь, в дедушкиной библиотеке, я никого не боюсь. Я была маленькой и любила сюда забираться, когда мне рассказывали там, в гостиной, что-нибудь страшное, а дедушка здесь трудился. Он всегда говорил: «Опять от чертей прячешься!» А когда училась в старших классах, приходила сюда реветь от несчастной любви. Вот такая я была романтически настроенная внучка у дедушки-академика… А теперь коллекционирую интересных людей. Составляю из них что-то вроде таблицы Менделеева.

— Понятно, — сказал я. — И в какую графу или клетку вы меня занесли?

— А все клетки уже заняты! — громко сказал сзади Цаплин, так что я вздрогнул. И замер, будто меня застали врасплох.

Ирина, по-моему, ничуть не испугалась, только немного покраснела. Тишина показалась оглушительной, как взрыв на ромашковом лугу, оказавшемся минным полем.