Лес великого страха - Мария Гинзбург

Ринке закрыл глаза.

– Ваши боги очень любят вас, раз живут с вами, – сказала Карина.

– А боги мандречен не спускаются на землю? – спросил эльф.

Воздух справа от столика задрожал, потемнел и сгустился в улыбающуюся Сташи.

– Ваш заказ, – сообщила официантка.

Сташи принялась расставлять на столе приборы, салатницу, тарелочку с сыром.

Ринке встал, взял у вампирки вино и штопор. Ловко выдернув пробку, эльф пристроил бутылку на тумбочке под зеркалом и поставил туда же бокалы, чтобы разлить вино. Ринке запустил руку в карман брюк. Между ним и Кариной была официантка, и ведьма не могла видеть, что делает эльф. Сначала Ринке показалось, что бутылочки в кармане нет. Что он ее потерял, что она вывалилась где-нибудь в зале. Эльф ощутил горькую радость, и ту его пальцы наткнулись на теплый, гладкий бок бутылочки.

Просто она была очень маленькой, а карман шаровар – очень большим, и Ринке не нащупал ее сразу.

– Приятного аппетита! – сказала Сташи.

Эльф понял, что ее силуэт сейчас истает. Ринке поспешно вытащил бутылочку из кармана и повернулся спиной к мандреченке, чтобы Карине было не видно его рук.

– Только одна богиня, Нава, иногда спускается с небес, – вернулась к разговору мандреченка. – Она приходит, когда становится совсем уж тяжело, и помогает нам. Дважды она уже приходила, в облике княгини Старгородской и Разрушительницы Пчелы. Эти ее воплощения называют Девой Плача и Девой Боли. Сейчас многие надеются, что она спустится к нам в третий раз. Как Дева Смеха.

Эльф аккуратно вытащил крохотную пробку и сказал:

– Про княгиню я слышу впервые и не знаю, что она сделала. Но зачем приходила Пчела, я знаю.

– Да, – отвечала ведьма. – Нава спустилась, чтобы освободить нас от сидхов.

– И что, сейчас жизнь в Мандре хуже, чем под властью наших братьев? – спросил Ринке.

Эльф посмотрел на свои часы, лежавшие между бокалами. Времени оставалось совсем мало, да его попросту больше не было. Он поднес бутылочку к краю бокала, наклонил, ожидая момента, когда по сверкающему хрусталю потечет темно-коричневая струйка. Ничего не произошло. Видимо, бутылочка была наполнена меньше, чем наполовину.

– Знаешь, – сказала Карина угрюмо. – Жизнь всегда сложная. Как говорят, на богов надейся, а сам не плошай. А так – да, войну-то мы выиграли, но очень…

В зеркале Ринке увидел, как ведьма повела рукой в воздухе, подыскивая слова.

– Люди очень устали, – сказала Карина наконец. – Эта война нас доконала. Мы перестали смеяться. Я была весной на празднике возвращения Ярилы в родной деревне. Волхв спел гимн, а потом обычно поют, кто что хочет. Но никто не пел. Ты понимаешь, многие ушли на войну совсем детьми и не успели выучить наших мирных песен. А старики, кто помнил все песни, первыми погибли во время войны – от голода, от болезней. И эта тишина… Это было ужасно…

– Ну, ты про рябину песню знаешь, – сказал эльф. – Или такую грустную песню нельзя петь во время Беллентэйна?

Он почти перевернул бутылочку вверх дном, но из нее так не появилось еще ни капли. «Может, жидкость слишком густая?», думал Ринке. – «Или сначала надо было встряхнуть?».

– Так я и другие песни знаю, – ответила мандреченка и продолжала мрачно: – Я одна и пела. Люди сначала слушали, потом начали смеяться потихоньку. Развеселились…

Ринке вздрогнул. Темная капля появилась из горлышка, но упала не в бокал, куда должна была, а на крышку тумбочки, и расползлась на ней уродливой кляксой. Эльфа пробил холодный пот. Он глянул в зеркало, чтобы проверить, не заметила ли Карина этих его манипуляций.

Из зеркала на него смотрели Мать Рябина и Морана.

«Для тебя, Ринке, все только начинается», услышал эльф мягкий голос хозяйки Железного Леса. – «Время в наших мирах течет по-разному; для того, чтобы оковы потеряли силу, мало открыть замок на них куском мифрила. Обрету я свободу или нет, зависит от вас. От тебя и от нашей гостьи. Что ты выберешь – жизнь или смерть, лес или предательство, то и будет. Есть что выбрать, смотри, не прогадай.

Пока она в моем лесу, проклятие не будет действовать. Наслаждайся! Но запомни – там, где сила любви и жизни уступает силам расчета и смерти, мои чары не властны!»

Спокойный, вежливый голос Мораны вторил ей:

«Сегодня тебе придется принять решение. И тебе, когда ты будешь его принимать, надо быть столь же холодным, как зима, в которую ты родился».

– Волхв потом так меня благодарил, так благодарил… – продолжала Карина рассеянно. – А Квалмэхтар – молодец. Уважаю. Я как-то к некромантам раньше не очень хорошо относилась. Падальщики – они и есть падальщики. Но так отдаться своей богине может только очень смелый человек. Ну, то есть сидх. Он знал, что на пути его служения будет много боли, но все равно выбрал именно эту дорогу…

«Я понял», подумал Ринке, глядя на Мать Рябину. – «Я надеюсь, что я понял правильно…»,

Богиня улыбнулась и кивнула. Эльф перевел взгляд на ее сестру.

«Я прошу тебя об одном», произнес он мысленно. – «Я не неженка, но я и некромант. Я не хочу страдать. Пусть будет, что будет, но пусть это будет быстро. И не очень больно».

Морана усмехнулась и отрицательно мотнула головой – таким сильным жестом, что закачались ее причудливо закрученные локоны. Ничего другого от нее Ринке и не ожидал. Беспристрастность богини Зимы вошла в поговорку.

Но хотя ответ богинь был разным, улыбки на их лицах были совершенно одинаковыми. Впрочем, в этом не было ничего удивительного – Морана и Мать Рябина были родными сестрами.

Богини исчезли, и эльф увидел отражение Карины.

– Мы пить-то будем? – сказала ведьма недовольно. – Сколько можно пробки нюхать?

Ринке заткнул бутылочку крышкой и засунул ее за зеркало. Пальцы его дрожали. Ринке вспомнился Квалмэхтар, который никак раскурить свою трубку, промахиваясь мимо нее направленным пучком своей Чи. В какой-то миг эльф даже подумал, что выронит эту треклятую бутылочку. Но этого не случилось.

Ринке разлил вино по бокалам и отнес их к столу. Они с ведьмой чокнулись и молча выпили. Эльфа порадовало, что мандреченка не потребовала никакого тоста; сейчас он не смог бы ничего предложить, в голове плыла звенящая пустота. Он сел на кровать и взял нож, решив нарезать сыра.

– А как ваши боги поступают с теми, кто служит богам врагов? – спросил Ринке.

Сидх отделил ножом первый кусочек от дырчатого, с крохотными слезинками во впадинах сыра.

– Предателей никто не любит, Ринке, – пожала плечами ведьма. – Ни новые хозяева, ни старые. Даже те, к кому они переметнулись, чувствуют по отношению к предателям гадливость … Ну, это обычно так.

– А как же Балеорн? – спросил Ринке и подал Карине кусочек.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});