Черта прикрытия - Иэн Бэнкс

Они уже минуты три, если не больше, знали, куда он направляется: именно тогда его флайер стартовал с крыши Министерства юстиции и взял курс на посольство. У посланницы было вдоволь времени, чтобы обдумать, как себя с ним вести.

— Ки-чауу! Ки-чауу! — раздалось с одного из просторных диванов, стоявших в комнате. Вепперс посмотрел туда и увидел, как из-за спинки дивана высунулась и тут же исчезла светловолосая головка.

— Это еще что? — спросил он.

— Это ребенок, Вепперс, — ответила Хюэн, потянув на себя кресло, вплотную придвинутое к столу. — А что бы это еще могло быть?

Она показала за окно.

— Небо. Облака. Ой, птичка пролетела… Но вы же не об этом?

Посланница села за стол, взвесила в руке нейросеть. Ромбовидный чемоданчик — дрон — подлетел к ней. Хюэн нахмурилась.

— Откуда вы его взяли?

— Она обгорела, — пробормотал дрон. Эта машина, как знал Вепперс, была слугой (а может, господином?) Хюэн все три года пребывания посланницы в нынешней должности. Маленького робота как-то звали, и он даже называл свое имя, представился, но Вепперс отказался его запоминать.

— Ки-чауу!

Светловолосый мальчишка прятался за спинкой дивана. Виднелись только его голова и согнутая в форме воображаемого ружья рука. Он повел рукой, нацелив «ружье» на Джаскена. Тот вдруг опустил Окулинзы, скорчил зверскую рожу, как рассерженный мультяшный злодей, и сам наставил на мальчика согнутый палец, а потом резко отвел здоровую руку назад, изображая отдачу.

— Кх-х! Бж-ж-ж! — завизжал мальчишка и с глухим стуком повалился на диван. Голова и рука исчезли.

Вепперс знал, что у Хюэн есть ребенок, но он никак не ожидал увидеть это чертово отродье в посольстве.

— Его нашли в пепле, оставшемся от одного из моих подчиненных, — сказал Вепперс.

Он положил сжатые кулаки на столешницу и перегнулся через стол. Ему хотелось выцарапать посланнице глаза.

— Мои высококвалифицированные технические специалисты пришли к выводу, что это ваше изделие. Мой следующий вопрос будет таким: какого, блядь, хера шпионское устройство Культуры делало в башке моего человека? И сколько их еще там? Вы обязались не шпионить за нами, помните?

— Не имею ни малейшего представления, что оно там делало, — ответила Хюэн, передав кружево дрону, услужливо вытянувшему манипулятор-поле до максимальной длины. Остатки нейросети выглядели грубым подобием мозга. Вепперсу отчего-то пришло в голову, что это тревожный знак.

Он хлопнул ладонью по столешнице.

— Какого хера вы вообразили, будто вам кто-то дал право вытворять подобное?

Он махнул в сторону нейросетевого кружева, зажатого невидимой хваткой дрона.

— Я пойду в суд. Это нарушение наших суверенных прав и Временного Соглашения о Контакте и сотрудничестве, которое наши делегаты подписывали с наилучшими намерениями, когда вы, гребаные коммунистические выблядки, в первый раз к нам заявились…

— Чья это была голова? — оборвала его Хюэн.

Она уселась поудобнее, обхватила руками голову, закинула босую ногу на колено и откинулась в кресле.

— Что произошло с носителем кружева?

— Не заговаривайте мне зубы! — заревел Вепперс. Он со всего размаху хватил кулаком по столу. Хюэн пожала плечами.

— Как хотите. Никто не давал нам права так поступать. Кем бы мы в данном случае ни были.

Она хмуро поглядела на него.

— Чья это была голова?

Дрон издал шум, похожий на звук, с каким обычно прочищают горло.

— Кем бы ни был обладатель нейросети, он либо погиб в огне, либо был кремирован, — сообщил он. — Более вероятно последнее предположение. Я бы рискнул утверждать, что длительное воздействие высокой температуры и вероятное присутствие загрязнений оставляют нам очень малые шансы на корректный анализ, особенно после того, как в этом устройстве уже кто-то ковырялся: сперва очень грубо, а затем лишь неуклюже.

Машина сделала пируэт в воздухе, как бы обернувшись к Вепперсу.

— Я полагаю, что в первом случае это были сотрудники господина Вепперса, а во втором — наши джлюпианские друзья.

Смутно видимый туман, окружавший машину, налился розовым. Вепперс не обращал на дрона внимания.

— Не пытайтесь уйти от ответа, — сказал он, потрясая пальцем, нацеленным на Хюэн. (Ки-чауу! — раздалось из противоположного угла комнаты.) — Да кого волнует, кто такие мы? Мы — это вы. Мы — это Культура. Эта штука сделана у вас, значит, вы несете за нее ответственность. И не пытайтесь от нее увильнуть.

— Господин Вепперс не так уж и неправ, — заметил дрон. — Это наше устройство, и притом весьма высокотехнологичное, если вы понимаете, о чем я. И мне кажется, что это кружево — или, точнее говоря, его семя, зародыш, который впоследствии развился в полноценную сеть, — был внедрен в голову погибшего субъекта кем-то или чем-то, определенно имеющим отношение к Культуре…

Вепперс покосился на него.

— Завали хлебало, — сказал он дрону. Дрона это, казалось, не задело.

— … так что я склонен согласиться с предположениями господина Вепперса, — закончил он.

— Мне одобрение этой железяки без надобности, — обратился Вепперс к посланнице. — Меня больше интересует, каковы будут ваши дальнейшие действия в связи с нарушением условий Соглашения, по которому вы здесь присутствуете. Хюэн усмехнулась.

— Предоставьте это мне. Я что-нибудь придумаю.

— Этого тоже недостаточно, и я забираю это приспособление с собой, — сказал он, ткнув пальцем в нейросетевое кружево, — чтобы оно никуда не пропало…

Он запнулся, потом решительно вырвал кружево у дрона. Ощущение было не из приятных: будто он окунул руку в теплую, липнущую к коже пену.

— Я спросила вполне серьезно, — напомнила посланница. — Чья это была голова? Кто носил эту нейросеть? Это поможет нам в дальнейшем расследовании данного происшествия.

Вепперс помахал в воздухе кулаком, отделываясь от неприятного ощущения, потом скрестил руки и посмотрел на посланницу Культуры.

— Ее звали Л. Юбрек, — сообщил он. — Она принадлежала мне по решению суда, будучи субъектом Общих Коммерческих Репараций в согласии с Актом о Глубокой Татуировке.

Хюэн поморщилась и вдруг подалась вперед. В ее лице что-то переменилось.

— Ах, эта, Отмеченная?.. Ледедже? Я помню ее. Я с ней говорила пару раз.

— Уверен в этом, — сказал Вепперс.

— Она была такая… хорошая. Все время чем-то встревожена, но… держалась так, будто все в порядке. Она мне была симпатична.

Она посмотрела на Вепперса с деланным, как он решил, выражением глубокой искренности и участия.

— Она умерла?

— Вы совершенно правы.

— Мне очень печально это слышать. Пожалуйста, передайте мои искренние соболезнования ее семье и любимым.

Вепперс ухмыльнулся.

— То есть мне.

— Тем не менее. Как она умерла?

— Она покончила жизнь самоубийством.

— О…

На лице Хюэн отразилась боль. Она отвела взгляд и уставилась в пол.

Вепперс испытал острое желание вмазать ей по зубам чем-то тяжелым.

Посланница глубоко вздохнула и снова посмотрела на столешницу, туда, где лежало кружево.

— Это…

Вепперс счел нужным вмешаться и упредить ненужные сантименты.

— Я жду какого-то отчета или рапорта. Чего угодно. Я отбываю в деловую поездку на следующие несколько дней…

— О да, — сказал дрон, переместившись к той точке в поле его зрения, где маячила блестящая громада корабля, повисшего над башней Правления корпорации «Веприн» (от этого большую часть столицы накрыла прямоугольная темно-серая тень), — вашу лошадку уже запрягли.

Вепперс промолчал и вновь наставил палец на Хюэн. (Ки-чауу! — сказал детский голосок с дивана.)

— К тому времени, как я вернусь из этой поездки, вы должны представить мне какое-то объяснение случившегося. А если я его не дождусь, тогда дело это возымеет последствия. Юридические и дипломатические.

— Она оставила записку? — вдруг спросила Хюэн.

— Что? — не понял Вепперс.

— Она оставила записку? — терпеливо повторила Хюэн. — Люди, покончившие жизнь самоубийством, обычно оставляют записку. Дают в ней какое-то объяснение своего поступка. А Ледедже оставила?

Вепперс позволил себе слегка приоткрыть рот, чтобы продемонстрировать во всей полноте гротескную бесцеремонность и наглость вопроса.

Он покачал головой.

— У вас шесть дней, — сказал он, повернулся и зашагал к дверям.

Проходя мимо Джаскена, он уронил:

— Ответь на любые дополнительные вопросы, какие она пожелает задать. Я буду во флайере. Не задерживайся.

Он вышел.

— У этого дяди такой смешной нос, — сообщил детский голосок с дивана.

— Джаскен, — сказала Хюэн, — она оставила записку? Джаскен качнул рукой в лангетке.

— Никак нет, госпожа, — ответил он. Она некоторое время смотрела на него.