Драконьи грезы разужного цвета - Татьяна Патрикова

— Да, что на тебя нашло?! — не поддался Шельм, дергая его обратно к себе.

Ставрас отвернулся, вздохнул и, повернувшись снова, шагнул к нему вплотную. Шельму пришлось поднять голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Я ревную, — с горькой усмешкой проинформировал Драконий Лекарь. — Знаю, что не должен, но ревную.

— Ставрас… — потрясенно прошептал Шельм, не ожидавший от него такого признания.

— Я просто хочу прикасаться к тебе, — неожиданно зашептал лекарь, склоняясь к его губам, почти задевая их своими и не отрывая пронизывающего взгляда желтых глаз от его голубых. — Чувствовать тебя рядом с собой. Ты… позволишь?

— Да, — прошептал Шельм и поднял голову совсем чуть-чуть, но губы лишь вскользь мазнули губы, потому что лекарь сжал его пальцы сильнее и снова повел за собой. На этот раз Шельм и не думал сопротивляться.

Они заперлись в комнате, не просто на защелку, магически. Оба понимали, что так надо. Хотелось тишины и друг друга. Шельм замер напротив кровати, той же самой, на которой они спали, кажется, целую вечность назад и закусил губу. В первый раз всегда страшно, ведь так? Не потому что боишься боли или еще чего-то. Смущает неизвестность, нечто неизведанное. К тому же, он до конца так и не понял, что имел в виду Ставрас под "я просто хочу касаться тебя". Но лекарь шагнул к нему и уже привычно положил раскрытую ладонь на живот, но на этот раз еще и сжал, сминая нагретый телом шелк туники. Шельм поднял на него глаза и нервно сглотнул.

— И что теперь?

— Не бойся. Я не стану делать ничего того, что могло бы причинить боль, — мягко произнес лекарь, которому тоже было очень не по себе от всего происходящего. Но от собственного решения он отказаться уже не мог, точнее, не хотел.

— А что станешь?

— Только то, что будет тебе приятно.

— Правда?

— Да, — отозвался лекарь, натянуто улыбнулся и впервые сам прижался губами к его губам.

Шельм вздрогнул, но не отшатнулся. Ставрас никогда не целовал его, раньше ему все приходилось делать самому, а тут лекарь не просто касался губами его губ, но и не закрывая глаз, ласкал их, а потом, положив другую руку ему на затылок, раздвинул губы языком. Было приятно, даже мысль о том, что его целует другой мужчина, не отвлекала, пока её не спугнула другая.

Он резко отстранился.

— Кто тебя научил? — почти с обидой в голосе вопросил он.

— Ну, знаешь ли, большого ума не нужно, чтобы научиться, — хмыкнул Ставрас в ответ, и его ладонь легко проскользнула под шелк туники.

Шельм напрягся и смотрел все еще возмущенно, а потом неожиданно спросил:

— Почему ты меня запечатлил?

— Что?

— Просто ответь, почему?

— Чего это ты решил сейчас об этом спрашивать?

— С того, что хочу прояснить все здесь и сейчас, и не ждать потом три года, когда тебе снова захочется ко мне прикоснуться. Так почему? Или, думаешь, я не понимаю, что ты прекрасно мог меня исцелить тогда и без запечатления?

— Потому что хотел сделать своим, — сдался лекарь, признаваясь с неохотой. Пальцы его ожили, обводя по кругу пупочную впадинку, но Шельм стоически сделал вид, что не заметил этого.

— Хорошо. Так вот, я тоже хочу быть твоим, и чтобы ты был моим, понимаешь?

— Я и так твой, а ты мой.

— В драконьем смысле да, но в человеческом…

— О чем ты?

— О том, что ты опять все меряешь драконьими мерками. Но я же не дракон. И у нас, людей, принадлежность выражается по-другому.

— Я понимаю это, — не выдержал Ставрас, тоже начиная злиться. — Но и ты пойми, мне нравится к тебе прикасаться и руками, и, кажется, губами, но…

— Нравится? — скептически фыркнул Шельм. — То-то ты меня к себе так долго не подпускал, пока совсем не припекло.

— Не подпускал, — легко согласился Ставрас, уже начиная опасаться, что разговор перерастет в их обычный спор и так ничем и не закончится. — Просто у меня никогда не возникало потребности делать нечто подобное в человеческом обличии.

— Хочешь сказать, что ни один бронзовый дракон, никогда не спал с человеком? Что-то по Дирлин такого не скажешь.

— Не скажу. Потому что среди бронзовых такое не редкость и не только с человеком, кстати. Но лично я, да, никогда раньше не спал и даже попробовать не горел желанием. Даже с Августом, — упреждая вопрос, добавил он.

— А теперь? — требовательно вопросил шут.

Его руки все еще безвольно висели вдоль тела, в то время как одна ладонь Ставраса уже давно изучала его живот и грудь под туникой, а вторая до невероятности приятными движениями массировала затылок.

— Возможно, — подумав, отозвался Ригулти, и улыбнулся. — Но знаешь, я все равно боюсь.

— Чего? — складка между бровей шута разгладилась, а глаза изумленно распахнулись.

— Всего, — честно признал лекарь, не считая возможным не быть предельно откровенным с ним сейчас. — Мне все время кажется, что я сделаю что-нибудь не так, и даже больше, — прошептал он, скользя губами по его скуле. Шельм почти инстинктивно изогнул шею, и губы лекаря скользнули ниже, легко и естественно, словно были созданы именно для этого, для того, чтобы ласкать его. — Того, что причиню боль, я боюсь вызвать у тебя отвращение.

— Не вызовешь, — хрипло выдохнул Шельм в потолок и вскинул руки, хватаясь за его плечи.

— Откуда ты знаешь? — все еще прижимаясь губами к его шее, лекарь убрал ладонь с его затылка и скользнул ею вдоль позвоночника к пояснице, и резко притянул Шельма к себе еще ближе. Тот не вскрикнул, но тихо, сдавленно выдохнул, зарываясь пальцами в его жесткие волосы и прижимая его голову к себе еще сильней. Проведя языком под скулой, лекарь тихо продолжил: — Ты ведь никогда не был даже с человеческим мужчиной, а я — дракон.

— Не знаю. Просто, чувствую… наверное. И я тоже боюсь. Но я бы никогда тебе не признался, если бы ты сам не сказал.

— Догадываюсь, — откликнулся лекарь и в этот момент с легкостью, не успевшей удивить Шельма, расстегнул три крючка, на которые были застегнуты его широкие, струящиеся брюки и те легко соскользнули на пол.

— И… — тем временем попытался отреагировать на его слова Шельм, но не успел. — Ставрас… ох!

— Тсс. Тише. Тебе же не больно, нет?

— Нет, но… — дрожа в его руках, сдавленно выдохнул Шельм, повиснув на нем почти полностью, колени подгибались. — Пойдем лучше в кровать, — зашептал он ему на ухо. — Я не могу стоя.

— Да, идем, — отозвался Ставрас, и крепко обхватив руками его талию, легко перенес прямо так, стоя.

А потом и опрокинул на свежие простыни, одновременно с этим стягивая с него тунику. Шельм только и успел, что руки вверх поднять, но потом спохватился и быстро стянул рубаху и с самого лекаря. Тот навалился на него, и стало почти страшно. Шельм замер, ожидая продолжения, но лекарь прижался губами к его подбородку и тут же соскользнул вниз, вжимаясь лицом в живот, как в памятный обоим момент запечатления. Шельм почувствовал, как намокли ресницы, и весь выгнулся, пронзенный ранее неизведанным чувством. Потому что в этот момент грозный, сильный, взрослый Драконий Лекарь заурчал ему в живот, как котенок, и эти звуки породили в душе такой всплеск, что тело, изголодавшееся по ласке именно этих рук и губ, выгнулось на простынях дугой. По вискам на подушку заскользили слезы, с губ сорвался полустон, полувсхлип и Шельм обмяк, не в силах пошевелиться.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});