В небе – гвардейский Гатчинский - Николай Богданов

На КП тихо. В большой комнате сидят, развернув карты и бортжурналы, штурманы и командиры кораблей, все сосредоточенно готовятся к полету. На огромной доске, в левой ее части, синоптическая карта: прогноз погоды по маршруту, схема и вертикальный разрез погоды на всем пути полета бомбардировщиков. Справа на доске – крупномасштабная схема военно-морской базы и порта Свинемюнде. На ней четко обозначено плотное полукольцо – расположение зенитной артиллерии и прожекторов. С юга и запада на глубину до 12 километров порт прикрыт примерно двадцатью зенитными батареями. Рядом аэродром ночных истребителей. На схеме четко отмечены и места сосредоточения в порту транспортов и боевых кораблей. Их немало – гитлеровцы пытаются эвакуировать свои войска в Швецию.

Нашим самолетам придется первыми выйти на цель, принять на себя весь огонь противовоздушной обороны противника. Летчики внимательно вглядываются в схему, делают пометки на своих картах…

В 18.40 проработка задания закончена. Летчики докладывают, что к выполнению задания готовы. Проверяем их подготовку, и экипажи отправляются к самолетам.

На КП остались начальник штаба и два офицера. В полку было заведено правило: в случае необходимости офицеры связи немедленно объезжали на машинах все корабли и сообщали последние уточнения и распоряжения Наши войска наступали стремительно, наземная обстановка менялась столь же стремительно, изменялась линия фронта, и уточнения и дополнения приходилось сообщать экипажам даже перед выруливанием на старт.

…Иду вдоль стоянок самолетов и слышу, как командир эскадрильи Илья Земляной что-то горячо доказывает командиру корабля Подгородневу. Подхожу:

– В чем дело, товарищ Земляной, о чем такой горячий спор да еще перед самым вылетом?

– Да вот у меня с лейтенантом Подгородневым небольшой разговор, товарищ командир.

– А конкретнее?

Земляной посмотрел на Подгороднева и решительно заявил:

– Командир корабля гвардии лейтенант Подгороднев болен. Я считаю, что нет нужды лететь больному на задание.

– Вы что, больны и лететь на задание собираетесь? – спрашиваю лейтенанта.

– Нет, товарищ командир, не болен. Вчера немного недомогал, а сегодня нет, лететь могу.

– Может быть, действительно вам следует отдохнуть? Запасные экипажи у нас есть.

Глядя на меня умоляюще, Подгороднев, волнуясь. проговорил:

– Товарищ подполковник, прошу вас, я совсем здоров, напрасно командир эскадрильи беспокоится… И тем более, это, может быть, действительно наш последний полет, пропустить его мне нельзя. Как это – отдыхать, когда все полетят на задание? Прошу вас…

Ясные и выразительные глаза молодого командира корабля с надеждой смотрели на меня.

Я знал, как трудно остаться на земле, особенно в такое время, когда решается исход войны – войны, которой были отданы все силы, долгие четыре года.

Мы с Земляным не имели права отказать сегодня этому командиру корабля лететь, в последний раз посчитаться с врагом.

– Хорошо. Летите. Пусть врач Иванов мне доложит, что он допускает вас к полету.

Распорядившись так, я не сомневался, что Иванов допустит Подгороднева к полетам и при этом авторитет командира эскадрильи не будет ущемлен…

Наконец мы получили данные о времени удара.

В 20.00 начался взлет. Над аэродромом плывет высокая облачность, на западе ее края горят розовым огнем. Большой, пожелтевший диск солнца уже коснулся светлой полосы горизонта, а потом, вспыхнув, залил ярким ослепительным блеском далекие поля, гряды лесов я крышу высокого красного здания в дальнем поселке.

На старт один за другим выруливают тяжелые бомбардировщики, натужно взревев моторами, разбегаются и уходят в небо. Двадцать три самолета, несмотря на тяжелые условия взлета с размокшего от недавних проливных дождей аэродрома, поднялись в воздух всего за двадцать минут. Первым взлетел командир группы наведения гвардии майор Николай Готин, за ним скрылись в розовом блеске зари корабли Земляного, Гришина, Винарского, ушел в небо и самолет Подгороднева, затем стали взлетать корабли и других эскадрилий. С взлетом последнего самолета аэродром опустел и затих.

Центр боевого управления переместился на приемопередающий радиоузел полка. Здесь хозяйничает начальник связи полка гвардии капитан Маковский. Он старый, опытный радист 1-го класса, известный мастер радиосвязи ГВФ. Своим опытом и знаниями он умело и охотно делится с молодежью. Вот и теперь он ревниво следит за работой своих воспитанников – радистов Титова, Санникова и Ляховой, склонившихся над приемниками. На узле тихо, только слышны тонкие звуки «морзянки» – сигналы самолетов.

За десять – пятнадцать минут все корабли вступили в связь с радиоузлом командного пункта. Четко работают воздушные радисты, тоже воспитанники Маковского.

Радиосвязь – это наши глаза и уши, благодаря ей мы знаем все, что делается на борту, в каких условиях летит самолет, какова боевая обстановка над целью. Вот и сейчас Петр Васильевич Маковский узнает своих замечательных воздушных радистов – Григория Наконечного, Анатолия Давыдова, Семена Полонкого, Николая Меркулова, Михаила Вишнякова, Павла Рослова, Андрея Ярцева, Олега Филатова, Александра Подгорного. Он спокоен, он знает, что его мужественные парни в любой обстановке, в облаках, когда сверкает молния и от ее разряда с ключа стекает электрическая искра, и даже тогда, когда по самолету выбивают барабанную дробь осколки от рвущихся снарядов, когда огненные очереди вражеских истребителей пронзают хрупкое тело воздушного корабля, они не дрогнут и передадут на узел связи свою радиограмму. Они не раз это доказали.

Полет идет нормально. Но вот с самолета Сажина радист Олег Филатов донес: «Облачность десять баллов, идем в дожде». Через несколько минут тревожные сигналы стали поступать и с других кораблей: «Пробиваем облачность, высота три тысячи пятьсот метров, ливневые осадки».

– В чем дело? Откуда взялась облачность с ливневыми осадками?

Синоптик Свистова обзванивает своих коллег, выясняет, с чем связаны непредвиденные изменения погоды. Однако наше беспокойство было напрасным. В 22.20 Филатов сообщает: «Облачность шесть баллов, высота тысячу пятьсот метров, все в порядке».

Полет продолжается. Самолеты в воздухе уже свыше трех часов, приближаются решительные мгновения – корабли выходят на цель.

Скажу прямо, сам совершил около двухсот боевых вылетов, сотни пережил на земле, управляя боевыми вылетами части, но побороть волнение, тревогу сердца за экипажи, когда наступает время удара, так и не смог. Может это потому, что над целью пришлось наглядеться всего, и я себе ясно представлял, что ожидает близких мне боевых товарищей, из которых многие и многие остановились на крыло», росли, мужали не без моей помощи, почти каждого из них я готовил к этим полетам. Каждый из них был мне близок и дорог. Минуты кажутся длинными-длинными.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});