Кофе готов, милорд - Александра Логинова

никак?

Я застыла на ступеньке с поднятой ногой и медленно обернулась до того, как на меня налетел вихрь. Дряблые руки подергали за волосы, прошлись по щекам, задрали подол платья и недовольно тыкнули в грудь.

– Не пойму я чота, как умудрилась похорошеть, а? Куда нос девала?

– Мисс Микардия, – взвыл городовой, оттаскивая пожилую женщину от остолбеневшей меня. – Думайте с кем говорите! Перед вами Её светлость госпожа Маргарет Амори́.

– Да ну, – скептически выдала заноза в заднице города. – Не похожа. Ты что, чурбан в тулупе, совсем головы лишился? Это ж Ритка наша и платье ейное. Просто съела видать чего, вот у нее личико и поплыло. Живот крутит, сердешная? Лечиться поехала?

Я только хмыкнула и выпустила из рук маленький фонтан холодных искр. Толпа изумленно ахнула, а посеревшая мисс схватилась за сердце.

– Что это с ней? – не на шутку испугалась я, наблюдая как подскочивший помощник подставляет руки под рухнувшую баб-Мику.

– Кажись, инфаркт всей бабки, – озадачено ответил он. – Откачивать будем или сжалимся над городом?

– Я те дам! – рявкнула вдруг бабка, подскочив на добрые полметра. – Езжайте уже, кляты, без вас спокойнее будет!

Глава 36

– Тысяча.

– Полторы.

– Три.

– Три и замок.

– Пять тысяч, замок, воздушный шар с корзиной и шахту.

– Сойдёт. А за поцелуй?

– А за поцелуй мы ему ноги повыдергиваем. Ишь что захотел, приличную леди целовать.

– Согласен. Дед, дробовик с солью далеко не убирай, пригодится ещё.

Я отчаянно выискивала смысл жизни в мокром ковровом покрытии, устилавшем дно кареты, и старалась не краснеть. Разгоряченные слуги составляли список требований за мою благосклонность к лорду-советнику и намеревались выкатить его сразу по прибытии. Улыбки, шутки, смех – всё это разом исчезло из моего настроения, когда суровая повариха пообещала огреть по темечку любого, кто попытается ко мне прикоснуться «сверх меры», особенно одного конкретного графа.

– Ежели вдруг он рассчитывает, что за геройство своё вы ему по гроб жизни обязаны будете, то мы ему эту обязанность чугуном поперек физиономии пропишем.

– Берта, он же благородный лорд и взрослый человек, – ужаснулась я. – И ваша госпожа уже не девочка, сама сможет решить, какое внимание ей принимать.

– Как не девочка? – выронил трубку старик. – Когда успела?

– Да не в этом смысле! Я просто сама прекрасно знаю, что стоит позволять противоположному полу, а с чем погодить.

– Эх, молодёжь, всё-то вы лучше всех знаете. Ладно, кончайте гуторить, прибыли уже.

На пороге своей столичной резиденции нашу маленькую каретную кавалькаду встречал сам хозяин.

– Как добрались? – тепло улыбнулся Виктор, принимая у меня пальто.

По дому во всю шныряла прислуга, отвешивая мне торопливые поклоны и одаривая любопытными взглядами из-под фирменных головных уборов. Дернувшийся Феликс хотел поухаживать за мной сам, но был мягко остановлен коллегой в идентичной ливрее.

– Без неприятностей. А что с вашим лицом, сударь? На вас напала дикая кошка или побила обманутая любовница?

Лицо советника украшали мелкие царапины, а на скуле багровел кровоподтек. Но руки-ноги были целы, поэтому я позволила себе легкую иронию, продолжая осматривать лорда на предмет травм и повреждений.

– Ерунда, – поморщился он. – Пять минут работы целителя и вам снова будет не стыдно выйти со мной в свет.

– Да мне и так не стыдно, – не преминула заметить я. В свет мы вместе не выходили.

– К вам сегодня вереница гостей, леди. Желаете оповестить их о своем прибытии немедленно или отложите приёмы на вечер?

– Разумеется, на вечер. Сейчас я желаю чашку малинового чая, шоколад и подробный рассказ.

– Как и все мы, – поддержал Ясень, усаживая утомившуюся с дороги жену в гнездо из подушек, сооруженное на гостевом диванчике. – Только сначала воду с мятой, ванночку для ног с целебными травами и вообще…

– Успокоительное для одного излишне нервного мужчины, – закончила Мира, дернув его за руку. – Я всё ещё не больна.

– Служанки позаботятся о вас, мисс… пардон, миссис Мира. Давайте пойдём на компромисс и соберемся в гостиной через полчаса, а пока что каждого проводят в отведенную ему комнату для отдыха и освоения, – предложил хозяин.

Мы, конечно, согласились. А чего бы не согласиться, если я все равно никуда не пошла, продолжая сверлить взглядом безмятежного лорда, улыбающегося мне, будто солнышко увидел. До чего же у него красивая улыбка, черт возьми. Вошедшие горничные растерянно потоптались рядом со мной и ушли ни с чем, так как отступать от расспросов не в моих правилах.

– Леди не успокоится, пока не узнает обо всем из первых уст? – осведомился советник едва дверь закрылась за последним слугой.

– Не-а. Извольте рассказать хотя бы основное, опустив детали. Кто вас так разукрасил, как прошла операция и что сейчас творится среди знати?

– Ох-ох-ох, – покачал головой Виктор и присел рядом со мной, самолично расстегивая теплые зимние ботинки, оставшиеся у меня от жизни Риты-кассирши. – А вам оно надо, госпожа графиня? Всё закончилось, вы в безопасности, как и близкие вам люди, так надо ли сейчас переживать до конца эту действительно мерзкую историю?

– У меня не хватает смелости лично бить морду врагу, но послушать человека, который оказал мне неоценимую услугу – это я с радостью, – улыбнулась я, по-простецки поджимая под себя ноги. Пусть привыкает, что в обычной жизни я далека от графских манер.

– Не знал, что у графини проблемы с самооценкой. Зря вы себя недооцениваете. Вы действительно очень храбрая юная леди, которая не побоялась бросить вызов военному магу земли, так зачем же принижать свои заслуги?

– Бросьте. Не нужно восхвалять то, чего нет.

– Да ну, – развеселился Виктор. – А хотите я докажу, что вы одна из самых храбрых женщин, которых я когда-либо встречал?

– Попробуйте, – насторожилась я.

Оперевшись на протянутую руку советника, я с неохотой встала и пошла за ним. Путь лежал на второй этаж в его рабочий кабинет, где меня усадили на высокое хозяйское кресло, стоящее лицом к двери.

– И что дальше? – склонила голову я, когда советник неслышно отошел в смежный с дверью угол, предварительно хлопнув дверью. – Чем вам дверь не понравилась?

– Тс-с-с-с, – прижал он палец к губам, замерев безжизненной статуей.

Ничего не понимаю.