Предел - Елена Лобанова

Все переживавшие отправились, куда послали: кто радостный, кто грустный, кто — исполнять приказ, кто — просто «вон».

— Прекраснейшая, как Вас благодарить за картины? Очень непредусмотрительно было с моей стороны их не снять. Очень. Надо же, даже барельеф осыпался… немного. Даже еще пострашнел. Не думал, что это возможно. Вы, пейте. Нас отвлекли как раз на теме брата. Я не забыл. Для меня это очень, очень волнующая тема. Брат у меня — заговорщик. Понимаете? Сейчас он на выработках, как и последние без малого пять сотен лет. Он туда отправился сразу после празднования своего четырехсотого дня рождения. Решил совместить один праздник с другим — занять кресло в Зале Совета. Тарлы видели? Я предпочитаю исключительно белые лунные. За моим любимым братом, чье имя я решил вычеркнуть из истории Правящего Дома, наблюдают специально приставленные стражи. Все тарлы, а он трудится именно на выработке белых, поступают только ко мне. С одной стороны, никто из поданных не сможет похвастать, что ему достались камни лично из шаловливых ручонок моего братца. Это все-таки — несколько неприлично. С другой — мне особенно приятно видеть результат его плодотворной работы.

— Это жестоко. — Элермэ с трудом приходила в себя. — Это чудовищно! Через столько лет не суметь простить!

— Ну, Вы просто как моя Драгоценная Мать. Те же слова! Она, как и Вы, полагает, что её маленького сына следует простить и вернуть домой. Его переписку со сторонниками и видеть не хочет. Говорит, что на ребенка наговаривают. Мол, не может он столько лет… Уверяю — может. Это у нас — наследственное. Мы очень много лет можем. Дней через двадцать, когда новые работники прибудут к нижним уровням, мой маленький брат сможет лично поприветствовать некоторых своих друзей. Пусть отчитает их за недальновидность. А оставшиеся на свободе будут регулярно получать его послания. Только после меня, конечно. Я не пропускаю ни одного известия снизу. Так что у меня здесь все время зреет и плодоносит качественный заговор. Вот, Вы в растениях разбираетесь, насколько я знаю… Могу Вам как существу Светлейшему и добрейшему показать такой рецепт яда — пальчики оближите. Вы себе даже не представляете, что можно сочинить из шестидесяти невинных цветочков и травок.

— Но почему же Вы их всех не отправите на выработки? Сразу. Это Темное развлечение? Да?

— Нет, разумнейшая. Посадишь одних, он мне других попортит. И опять всю цепочку наблюдателей менять? Нерезонно!

— Чем же он так для них хорош?

— О! Все очень просто! Он предложил такую систему правления… Вы ни за что не догадаетесь! Он обещает своим «друзьям», что будет править на благо нашего народа…только первые сто пятьдесят лет!

— А потом? — Элермэ устала соблюдать этикет, завернулась в покрывало и потягивала настойку, забрав с собой на кровать оплетенный глиняный бочонок. — Если ему надо так мало, зачем он вообще стремится к власти? Это же, обычно, неистребимая страсть. Властолюбцы не отдают «венцов», «корон», «кресел» и «тронов»… Ну, а его сторонникам-то, что надо?

— Вот! Это Вы правильно понимаете. Позвольте и мне себе плеснуть. Не хочу спотыкаться через Знающих, они там уже до половины текста доползли… А своим «друзьям» он обещал, что потом каждый Дом будет занимать кресло в Зале Совета по очереди. Очередность будет… по жребию. Смех, да и только! Ар Птиэля видели вчера? Ну, да, Вы его не знали. Исключительного качества болван. Кстати, имел виды на Исильмэ. Даже с сыном. Я уж не буду учитывать то, что в таком случае Даэрос непременно погиб бы под каким-нибудь «случайным» обвалом на добыче тарлов. Этот поданный, займи он кресло Повелителя, обвалил бы жизнь всего народа лет за двадцать. Но, это так — фантазии. Полагаю, что до исполнения обещаний мой брат не дошел бы. Ни в коем случае! Тут Вы абсолютно правы. Его «друзья» отправились бы вместо него за тарлами. Полагаю, мой маленький брат, как натура немелочная, вполне мог обойтись одним затопленным проходом для них для всех.

— Но! Это просто… Не могу поверить. А почему, кстати, его «друзья» на такое развитие событий не рассчитывают?

— Он поклялся им именем Единого Создателя.

— Но тогда…

— Никаких «но», будущая Посланница. Эти мои непослушные подданные сами клялись мне тем же и так же. Но они, наверное, считают, что мы так глубоко, что Создатель не дотянется. Или не заметит. Маленький секрет: лжецы и клятвопреступники сами обманываются чаще других. И еще: жизнь у них такая нервная! Ну, чем не Проклятие? Кстати, я — его воплощение. По совместительству — ночной кошмар и злобный выползень.

— Вы? Вы несчастнейшее существо. Вас, получается, тоже коснулось Проклятие! — Элермэ выпила достаточно, чтобы начинать жалеть всех без разбора.

— Нет. От «несчастнейшего» я отказываюсь. А Проклятие… Моя Благороднейшая Мать, не далее как триста тридцать два года назад прокляла меня. Торжественно и сильно. Более я не видел её. Мы не встречаемся. Но я не ощутил изменений в своей жизни ни до, ни после этого акта.

— О! Как она несчастна! — Элермэ не понимала, как можно жить с таким горем.

— Совершенно несчастна. Один сын ковыряет камни глубже некуда, второй, то есть я — бессердечный выползень! И это — прекрасно!

— Простите! Но это — извращение какое-то: Ваша последняя фраза.

— Доказать обратное? Как нечего делать, юная моя кувшинка. Первое: заговоры были, есть и будут. Если эта зараза один раз завелась, то она — хуже плесени на уровне без воздушных ходов. Второе: предположим, я сдался. Предположим — частично. Разрешаю представить: я демонстрирую горячую любовь Сына к Матери и регулярно бегаю к ней убеждать, обещать, просить прощения и занимаюсь прочими глупостями.

— Любовь к матери — глупости!? — Элермэ раздумывала, а не выплеснуть ли этому Выползню остатки настойки в лицо? После всех событий терять было точно нечего.

— Демонстрируемая, в данных обстоятельствах — да. Любовь, вообще, в таких обстоятельствах — слабое место. В это место можно бить. Моя Благородная Мать не прожила бы долго при таком моем поведении. Кстати, открытая дверь в зал… Элермэ, достаточно просто закрыть её на некоторый срок, чтобы Вы вскорости отужинали чем-нибудь отвратительно губительным. Ладно, давайте предположим, что это я съел что-нибудь… несвежее. И вот, меня нет. Нет в Верхних покоях, где я вполне могу понаблюдать за творчеством Ваших братьев, слегка пропылившись, нет и в Нижних Чертогах, где я могу слегка зажать любого подданного между двух стенок и посмотреть в его честные глаза. А есть здесь мой брат. Младший и завистливый. Завистливый, потому, что ему достались очень средние способности. Представляете, как при этом упадет общий уровень защиты? Я же тут еще и гарантией от Ваших Светлых сил работаю. Кстати, заговорщики в основном тоже — обделенные полнотой силы. — Амалирос налил себе еще багрянки. Светлая уже смотрела на него именно так, как он хотел: с испугом и любопытством одновременно. Оставалось только добавить жутких подробностей, чтобы довести Вестницу до состояния восхищения его силой и мудростью. — Вариантов развития событий всего два: или братец быстро изведёт своих «друзей»…. Или мои верные подданные его не простят и прикончат. Так что, либо Нижние Чертоги станут похожи на кровавое подгорное озеро, либо, что скорее всего, он даже свои сто пятьдесят лет правления не получит. Как не получил один мой дальний родственник. Отец передал мне правление, а этот родственник решил, что со мной он справится потом и начал с Отца. Я ограничил срок правления родственника очень сильно. Моего Отца он убил после рассвета и не дожил до полудня. И поэтому… — Амалирос нагнулся и зашептал Элермэ на ухо. — Я не исключаю, что моя Благородная Мать весьма качественно и разумно притворяетссся! Так качественно, что даже я не знаю этого точно!

— Налейте еще! И что же делать? — Элермэ чувствовала, что от таких Темных вывертов у неё в голове завелся выползень и крутит хвостом.

— Ничего, голубица почтовая! Ничего или совсем ничего! Мать вольна заблуждаться, как угодно — любовь зла. А материнская — еще и слепа. Но Мать жива и — слава Создателю. Братец работает во благо. Живой, накормленный, под присмотром. Заговорщики дрожат по ночам и плетут сети, в которые время от времени попадаются. Я иногда делаю себе и им щекотно — выползней душу. И еще… — Амалирос опять перешел на шепот. — Я через посредников делаю сам на себя несколько ставок: на скорость победы, на способ удержания, на перелом хребта, а потом в Чаше стараюсь все это проделать. Чаще всего — удается. Только — никому! Это моя государственная тайна! — Он отстранился и хитро подмигнул. — А сейчас мы с Вами сидим и тихо напиваемся под бормотание Знающих, которые разбирают каракули Вашего Высокохудожественного брата. Строгая Темная красота — ничего лишнего. Это я про жизнь в целом и стены в частности.