Том 5. Рассказы и пьесы 1914-1915 - Леонид Андреев

Манчини. Какие девочки? Что это: глупости или шантаж? Смотри, любезный, будь осторожнее: комиссар здесь недалеко.

Тот. Ты слишком суров, Манчини! Я полагал, что с глазу на глаз…

Манчини. Но послушай: какое же может быть с глазу на глаз между клоуном и мною? (Смеется.) Ты глуп, Тот: ты должен был предложить, а не спрашивать!

Брике. Три тысячи франков, граф.

Манчини. Так мало? За Консуэллу? Хорошо, я скажу барону.

3инида. Вы еще брали…

Брике. Не надо, мама, оставь!

3инида. Вы еще взяли вперед, граф, у меня записано: восемьдесят франков и двадцать сантимов. Эти деньги также позволите?

Манчини. Конечно, конечно, какой вопрос! Вы получите три тысячи… сто. (Смеется.) Двадцать сантимов! Я никогда не думал, что могу быть так точен: двадцать сантимов! (Серьезно.) Ах, вот еще что, друзья мои! Консуэлла, графиня, моя дочь, и барон выразили желание проститься с труппой…

Тот. Барон также?

Манчини. Да. Огюст также. Они хотят это сделать в антракте. И вот я прошу вас собрать сюда… наиболее приличных — но без толкотни, без толкотни! Тот, милейший, будь так добр, сбегай в буфет и скажи, чтобы сюда немедленно подали корзину шампанского и бокалы… Понимаешь?

Тот. Слушаю, граф…

Манчини. Постой… Не так быстро. Что это, новый костюм? Ты весь горишь, как черт в аду!

Тот. Слишком много чести, граф: какой я черт? Я только бедный грешник, которого поджаривают черти. (Уходит, шутовски кланяясь.)

Манчини. Талантливый малый, но пройдоха, о!

Брике. Это цвета танго, в честь вашей дочери, граф. Ему нужно для новой шутки, которую он не хочет открывать. Не угодно ли присесть, граф?

Манчини. Меня ждет Огюст, но, впрочем… (Садится.) А все-таки мне жаль расставаться с вами, друзья! Да, высший свет, конечно, прерогативы звания, дворцы вельмож, — но где я найду такую свободу и… простоту? Наконец, эти афиши, эти жгучие плакаты, от которых по утрам захватывало дух, — в них было что-то зовущее, бодрящее… Там я постарею, друзья!

Брике. Но высшие удовольствия, граф… Что же ты молчишь, Зинида?

Зинида. Я слушаю.

Манчини. Кстати, моя дорогая: как вам нравится мой костюм? У вас чудесный вкус. (Расправляет кружевной галстук и кружевные манжеты.)

3инида. Мне нравится. Вы похожи на вельможу прежних дней, граф.

Манчини. Да, но не слишком ли вольно это? Кто носит теперь кружева и атлас? Эта грязная демократия скоро всех нас нарядит в рогожу… и как там? (Со вздохом.) Огюст говорит, что это жабо не совсем уместно.

3инида. Барон слишком строг.

Манчини. Ну да! Но мне кажется, что он все-таки прав: я здесь немного заразился вашей фантастикой.

Входит Тот. За ним два лакея тащат корзину с шампанским, бокалы. Приготовляют на столе.

Ага. Мерси, Тот. Но только, пожалуйста, без мещанского хлопанья пробками, тише и скромнее. Счет — барону Реньяру. Так мы явимся сюда, Брике, я иду.

3инида (смотря на часики). Да, сейчас кончается отделение.

Манчини. Боже мой! (Поспешно выходит.)

Брике. Черт его возьми совсем!

3инида (показывая на лакеев). Тише, Луи.

Брике. Нет, черт его возьми совсем! И ты не могла поддержать меня, мама, оставила с ним говорить… Высший свет, высшие удовольствия… мошенник!

Тот и Зинида смеются, улыбаются лакеи.

(Лакеям.) Нечего смеяться, ступайте, мы здесь сами управимся… Сода-виски, Жан! (Ворчит.) Шампанское!

Входит Джексон в костюме.

Джексон. И мне сода-виски! Хоть у вас слышу смех — эти идиоты положительно разучились смеяться. Мое солнце сегодня всходило и заходило, ползало по всей арене — хоть бы улыбка! Смотрят на мой зад, как в зеркало… извини, Зинида! А ты недурен, Тот, — ну, береги сегодня щеки — я ненавижу красавцев.

Брике. Бенефисная публика!

Джексон (рассматривая лицо в маленькое зеркальце). В партере все какие-то бароны и египетские мумии, у меня живот заболел от страха. Я честный клоун, я не могу, чтобы на меня так смотрели, как будто я украл носовой платок. Надавай им пощечин, Тот.

Тот. Будь спокоен, Джим, я отомщу. (Выходит.)

Зинида. А Безано?

Джексон (ворчит). Безано! Сумасшедший успех, конечно. Но он сам сошел с ума, он завтра же сломает себе шею. Зачем он так рискует? Или у него крылья, как у бога?.. Черт его возьми, на него гнусно смотреть, это уже не работа.

Брике. Ты прав, Джим, это уже не работа! Твое здоровье, старый товарищ!

Джексон. Твое здоровье, Луи!

Брике. Это уже не работа, когда сюда являются всякие бароны! Вот они смеются, а я негодую, я негодую, Джим. Что им здесь надо, этим баронам? Пусть воруют кур в другом курятнике, а нас оставят в покое. Ах, будь я министром, я бы сделал железную решетку между нами и этими господами.

Джексон. Мне тоже очень жаль Консуэллочку… и противно. И почему-то мне кажется, что все мы сегодня больше похожи на мошенников, нежели на честных артистов… Тебе не кажется, Зинида?

Зинида. Всякий делает что хочет. Это дело Консуэллы и ее отца.

Брике. Оставь, мама, это неправда! Вовсе всякий не делает что хочет, а выходит так… черт его знает, почему!

Входят Анжелика и Томас, гимнаст. В костюмах.

Анжелика. Здесь будет шампанское?

Брике. А ты уж и обрадовалась?

Томас. Вот оно. Ого, сколько!

Анжелика. Мне граф сказал, чтобы я шла, я его встретила…

Брике (сердито). Сказал, ну и иди, а радоваться тут нечего! Смотри, Анжелика, ты плохо кончишь, я тебя насквозь вижу… Как она работает, Томас?

Томас. Хорошо.

Анжелика (тихо). У, какой сегодня сердитый папа Брике!

Входят Тот, Тили и Поли, за ними еще какой-то артист. Все в костюмах.

Тили. Поли, ты очень хочешь шампанского?

Поли. Нет, совсем не хочу. А ты, Тили?

Тили. И я очень не хочу. Тот, ты видал, как ходит граф? (Ходит, передразнивая Манчини. Смех.)

Поли. А я буду барон, возьми меня под ручку. Тише, осел, ты наступил мне на любимое родословное дерево,

Анжелика. Сейчас кончится, теперь скачет Консуэлла, это ее вальс. Какой у нее успех!

Все слушают вальс на арене. Тили и Поли подпевают.

Но она так красива! Это ее цветы?

Слушают. Внезапно точно опять рушится стена: гром аплодисментов, крики, рев. Здесь движение. Артисты наливают шампанское. Входят новые, смеясь и болтая. Становятся скромны при виде директора и шампанского.

Голоса. Сейчас идут!

— Какой успех!

— Еще бы, когда весь партер…

— А что будет с танго?

— Не завидуй, Альфонсинка!

Брике. Тише. Без толкотни. Зинида, ты не молчи же… Высший свет!

Входит под руку с твердо шагающим бароном Консуэлла. Она сияет. Манчини важен и счастлив. Позади них берейторы, артисты и артистки. В петлице у барона огненно-красная роза.

Все аплодируют: «Браво, браво!»

Консуэлла. Господа… мои милые… Папа, я не могу. (Бросается к Манчини и прячет лицо у него на плече)

Манчини с улыбкой смотрит через ее голову на барона. Барон также слегка улыбается. Но в общем он суров и неподвижен. Новый взрыв аплодисментов.

Брике. Довольно, довольно, дети!

Манчини. Ну, успокойся, успокойся, дитя мое… Как тебя все любят. (Выступая несколько.) Господа! Барон Реньяр оказал мне честь и вчера просил руки моей дочери, графини Вероники, которую вы знали под именем Консуэллы. Прошу вас взять бокалы…

Консуэлла. Нет, я и сегодня Консуэлла и всегда буду Консуэлла. Зинида, милая! (Бросается на шею к Зиниде)

Новые аплодисменты.

Брике. Да перестаньте же. Тише! Берите бокалы и… да берите же! Пришли, так берите!

Тили (дрожа). Они очень испугались. Возьми раньше сам, папа, а мы за тобою.

Берут бокалы. Консуэлла возле барона, левой рукой держится за рукав его фрака, в правой бокал, из которого разливается вино.

Барон. У вас разливается вино, Консуэлла.

Консуэлла. Ах! — ну, ничего. Я тоже боюсь. Тебе страшно, папа?