Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов - Эдуард Буйновский

К концу года постановление все же вышло, но пока наша чиновничья машина раскручивалась, уже и пару революций мы пережили, и Горбачев сошел со сцены, и, что самое главное, Союз распался, и наша гордость — космодром Байконур отошел к другой стране. Как говорится, танцевали — веселились, подсчитали — прослезились… Прошло уже много лет после тех событий, но я до сих пор с болью в сердце воспринимаю все то, что происходило тогда вокруг Байконура, да и нашей космонавтики в целом.

Исторический визит Горбачева позади. Впереди — первый пуск сверхмощного носителя «Энергия». Учитывая, что орбитальный корабль еще не прошел весь объем полигонных испытаний, было принято решение произвести запуск ракеты-носителя «Энергия» с экспериментальным космическим аппаратом на борту в качестве полезной нагрузки. Пуск состоялся 15 мая 1987 года. Я наблюдал его вместе с госкомиссией из укрытия площадки № 2. Если на всех предыдущих многочисленных пусках, где мне пришлось участвовать, старт ракеты на слух — это как раскаты грома, то работа двигателей «Энергии» — это сплошной, низкой тональности гул, который давит на тебя откуда-то сверху, а ты ничего не видишь (вечер, и видимость не очень). Старт прошел нормально. Конечно, «ура!», объятия, поздравления и, еще по инерции, традиционные поцелуи. При в общем-то удачном первом пуске (носитель ушел со старта) элемент неудачи все же был: полезная нагрузка не отделилась от носителя и вместе с ним затонула где-то в районе Огненной Земли. Но все равно это была большая победа создателей отечественной космонавтики.

Теперь все силы были брошены на подготовку к пуску уже самого корабля «Буран». Работы были сконцентрированы в основном на полигоне, где постоянно находились не только непосредственные участники предстартовых работ, но и главные конструкторы и большое начальство. Я мотался между Москвой и полигоном, здесь — беготня по кабинетам с постановлением, там — участие в подготовке к пуску и обеспечение работы госкомиссии. Правда, в этот период мне удалось пару раз с комиссией Генштаба поучаствовать в нескольких интересных командировках (вообще мне на командировки всегда везло). В случае аварийных ситуаций наш «Буран» должен был при определенных условиях самостоятельно спланировать и приземлиться на одном из двух запасных аэродромов: в Крыму, под Симферополем, и на Дальнем Востоке, в районе местечка Хороль. Вот готовность этих двух объектов и оценивала солидная комиссия под руководством симпатичного мне генерала Кочемасова. Очень запоминающимися, с познавательной точки зрения, были эти командировки! Комиссия человек 10–15, в нашем распоряжении или тихоходный Ил-18, или мощный Ил-62, по всей трассе у нас «зеленая улица». Летим во Владивосток, Кочемасов решает сделать остановку в Омске, где он до недавнего времени был командармом. Садимся, нас встречает его преемник — Юрий Иванович Плотников, мой однокашник. Купаемся в Иртыше, пару часов паримся в сауне, обедаем и летим дальше. Вот уж где я собственными глазами, с высоты, как говорится, птичьего полета смог убедиться, как прекрасна и необъятна наша страна. Понравился Владивосток — город, широко разбросанный по холмам вокруг бухты. В одну из таких командировок осуществилась «хрустальная» мечта моего детства: мы побывали на настоящем большом военном корабле — крейсере «Владивосток», где нам дали возможность вволю побродить по кубрикам, боевым частям и салонам этого огромного скопища металла. До сих пор храню тельняшку, подаренную мне капитаном.

И вот конец октября 1988 года. Пуск многоразового космического комплекса «Энергия — Буран» в штатной конфигурации. Напряжение на полигоне достигает максимального предела. И — осечка! В ходе предстартового набора «Готовности» от носителя не отделился один технологический блок (размером, кстати, с «Жигули»). Пуск отложили. Стали разбираться в причине. Конечно, нашли, устранили и стали готовиться к повторному пуску. Помнится, все мы очень расстроились, тем более что пуск традиционно должен быть посвящен очередной годовщине Октября. Такой энтузиазм, так все хорошо началось, такая жажда победы. И на тебе! Масло в огонь подлила и еще одна деталь: пуск «Бурана» впервые широко освещался в нашей отечественной прессе. Демократия! Вот и пришлось Максимову и другим руководителям пуска давать пространные объяснения в прессе — что да как, да почему, да кто виноват и что будем делать дальше.

И наконец 15 ноября 1988 года! Пусть это звучит может быть и помпезно, но этот день — блистательный апофеоз советской космонавтики! Треволнения запуска позади, все в напряженном ожидании возврата «Бурана» домой, на готовую для его встречи посадочную полосу здесь же, на Байконуре. И вот сообщение: истребители сопровождения видят корабль! Ждем посадки. И вдруг новое сообщение: корабль стал совершать какие-то непонятные маневры. В пультовой небольшая паника, почетных членов госкомиссии пока держат в неведении. Новый доклад летчиков самолетов сопровождения: все нормально, корабль приближается к полосе, но… не с расчетного ее конца!

Вначале никто ничего не понял (главное, «Буран» здесь и идет на посадку, и неважно, с какой стороны полосы), но потом разобрались. Уму непостижимо! «Буран» — планер, без двигателя, без человека (!) на борту. И вот этот умница с помощью своих бортовых вычислительных комплексов определил силу и скорость ветра, понял, что с таким встречным ветром садиться опасно и моментально просчитал (без помощи с земли!) новую траекторию, развернувшись при этом на 180 градусов, что и испугало, и озадачило самолеты сопровождения. Конечно же умница не сам корабль, а те люди, которые его создали! Это надо видеть только своими глазами, как эта огромная махина плавно приближается к земле и почти нежно касается своими шасси бетона посадочной полосы. Все это я наблюдал сквозь слезы, которые, я так и не понял, откуда взялись: то ли от перенапряжения, то ли от избытка чувств, то ли от гордости за нас всех и в первую очередь — за создателей этого чуда. Я не стыдился этих слез. У рядом стоящего со мной Олега Николаевича Шишкина на глазах тоже были слезы. Уверен, что он их тоже не стыдился.

Это все эмоции участников пуска — наблюдателей со стороны за посадкой «Бурана». А вот слова профессионала. Летчик-испытатель Магомет Толбаев на своем МиГ-25 сопровождал орбитальный корабль по трассе его полета и вот то, что он видел: «Когда «Буран» выбрал сложную траекторию снижения, у меня возникло такое чувство, что им управляет человек… Ровно за 8 секунд до посадочной полосы шасси у корабля вышли. Порывы ветра доходили до 20 метров в секунду. Корабль это учел и боролся с боковым ветром, «сознательно» сделав отворот от посадочного курса градусов на 15–20. Я не мог не восхищаться его полетом. Ветер был не встречный, а боковой, под 40 градусов слева, вот мы и летели боком (а «мы» — это беспилотный «Буран» и МиГ-25, управляемый летчиком-профессионалом!). «Буран» сел, как и положено в таких условиях, на одну ногу. Вначале левой коснулся, поправил нос, через 30 метров опустил на полосу правую ногу. Уклонение от оси полосы было три метра. Это и для первоклассного летчика на оценку «отлично». А «Буран» и на пробеге «искал» осевую линию. К моменту остановки он был правее центра полосы менее 50 сантиметров». Действительно, есть чем восхищаться! В голове не укладывается — автоматика «думает» на равных с человеком.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});