Крупская - Леонид Млечин

«Положение было отчаянное, — рассказывала Надежда Константиновна. — Об этом первом периоде Владимир Ильич старался впоследствии не вспоминать — не ходил в ту комнату, где он лежал, не ходил на тот балкон, куда его выносили первые месяцы, старался не встречаться с сестрами и теми врачами, которые за ним тогда ухаживали. В этот период вопрос шел главным образом о спасении жизни».

В мае 1923 года наступило слабое улучшение. А во второй половине июня — новое обострение, которое сопровождалось сильнейшим возбуждением и бессонницей. Он совершенно перестал спать. Тем временем в руководстве партии затеялась новая интрига, которую закрутили, пользуясь отсутствием вождя.

Советская Россия фактически жила в условиях сухого закона. Принятое 19 декабря 1919 года постановление Совнаркома запрещало производство и продажу спиртных напитков крепче двенадцати градусов. Вино и пиво разрешалось.

Летом 1923 года решили разрешить свободную продажу крепкого алкоголя ради наполнения бюджета. Находившийся в отпуске Троцкий 2 июля обратился к членам ЦК: «Наш бюджет может держаться только на успехах сельского хозяйства и промышленности и внешней торговли. Попытка перенести бюджет на алкогольную основу есть попытка обмануть историю, освободив государственный бюджет от зависимости от наших собственных успехов в области хозяйственного строительства».

У отстраненного от реальной политической жизни Троцкого осталась фактически только одна возможность высказывать свое мнение — писать письма руководителям партии. Троцкого возмутила сама идея спаивания рабочих ради извлечения денег из населения. Но к нему не прислушались.

Тогда он обратился ко всей стране. 12 июля «Правда» поместила его статью с протестом против широкой продажи водки: «В отличие от капиталистических стран, которые пускают в ход такие вещи, как водку и прочий дурман, мы этого не допустим, потому что, как бы они ни были выгодны для торговли, но они поведут нас назад к капитализму, а не вперед к коммунизму».

Но наполнение бюджета оказалось важнее идеалов. Сталин от имени политбюро (из семи членов политбюро наличествовали только двое — Сталин и Каменев, а также кандидат в члены политбюро Ян Эрнестович Рудзутак) потребовал от «Правды» «воздержаться от помещения дискуссионных статей по вопросу о продаже водки».

Во время отпуска ответственного редактора газеты Бухарина его обязанности исполнял Евгений Преображенский, в недавнем прошлом сам секретарь ЦК и член оргбюро. Преображенский возмутился: «Никакое новое решение в направлении возврата к продаже водки не может быть проведено без всестороннего и публичного обсуждения вопроса и без твердого большинства в партии за эту меру. Поэтому, не касаясь вопроса по существу (я лично против продажи водки), я нахожу совершенно ошибочным решение Политбюро от 12 июля и прошу об его отмене».

Сталин рад был поводу убрать из «Правды» Преображенского. Генсек 25 июля написал Зиновьеву, отдыхавшему в Кисловодске: «Вы, должно быть, знаете, что в связи с известным фельетоном Наркомвоена (в “Правде”) против водки политбюро предложило “Правде” воздержаться от дискуссии по вопросу о водке. В ответ на это Преображенский прислал заявление в политбюро об ошибочности этого решения, “принятого частью ЦК” (то есть — политбюро), с просьбой отозвать его из “Правды”».

Евгений Преображенский поехал в Горки. Видимо, не без задней мысли найти поддержку у вождя. Рассчитывал на понимание. Тем более что с Крупской они еще недавно вместе трудились в Наркомате просвещения.

Впечатления от поездки в Горки Преображенский 29 июля описал Бухарину:

«Дорогой Ника!

Во время первого посещения Старик находился в состоянии большого раздражения, продолжал гнать даже Фёрстера и других, глотая только покорно хинин и йод, особенно раздражался при появлении Надежды Константиновны, которая от этого была в отчаянии. И всё-таки к нему ходила.

Второй раз, четыре дня назад… Я не знал точно, как себя держать и кого я, в сущности, увижу. Он крепко мне жал руку, я инстинктивно поцеловал его в голову. Но лицо! Мне стоило огромных усилий, чтоб не заплакать, как ребенку. На его лице как бы сфотографировались и застыли все перенесенные им страдания за последнее время…

Через пять минут меня позвали за стол пить вместе с ним чай. Он угощал меня жестами малиной и сам пил из стакана вприкуску, орудуя левой рукой. Он всё понимает, к чему прислушивается. Но я не всё понимал, что он хотел выразить.

У него последние полторы недели очень значительное улучшение во всех отношениях, кроме речи. Я говорил с Фёрстером. Он думает, что это не случайное и скоропроходяшее улучшение, а что улучшение может быть длительным».

Но поговорить о важном Преображенскому не удалось.

К возражениям Троцкого против спаивания народа дешевой водкой не прислушались. Доходы от продажи алкоголя пополняли бюджет страны до самой перестройки.

А в «Правде» Преображенского заменила коллегия из шести человек во главе с Бубновым. Бухарин возмущенно писал Каменеву, что Сталин «даже меня вывел из терпения, передав “Правду” Бубешке, даже не запросив меня. В результате М. И. Ульянова вызывает меня в Москву, все бунтуют. Не написали даже толком, почему выставили Преображенского. Так швыряться людьми нельзя, даже если они неправы».

Но смертельно больной Ленин не мог промолвить ни слова. И Сталин не обратил внимания на протесты ни сестры вождя, ни его соратников. Преображенский отошел от политической деятельности, работал в Наркомате финансов, Госплане, Наркомате совхозов. В 1937 году его расстреляли…

В конце июля 1923 года опять наступило улучшение. Крупская считала: муж выздоравливает. Вера в то, что Владимир Ильич поправится, помогала ей. Стала лучше работать левая рука. Ленин начал ходить. Сначала ему помогал санитар, потом было достаточно палочки. И настроение сразу улучшилось. В комнате поставили кресло — напротив окна, откуда видно было село Горки.

За ним ухаживали три санитара: Николай Семенович Попов, Владимир Александрович Рукавишников и Зиновий-Казимир Ильич Зорька-Римша (эстонский коммунист) — студенты-медики Московского университета.

Но 1 августа 1923 года Ленин обреченно сказал жене:

— Дело иметь с врачами бесполезно, так как всё равно вылечить они не в состоянии — ходить не могу, руки не действуют, речи нет.

«К тому времени у меня явилась надежда на выздоровление, — вспоминала Крупская. — Я рассказала Владимиру Ильичу, как умела, почему я думаю, что он выздоровеет. И говорили мы еще о том, что надо запастись терпением, что надо смотреть на эту болезнь всё равно как на тюремное заключение».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});