Самый большой дурак под солнцем. 4646 километров пешком домой - Кристоф Рехаге

Мы бредем по шоссе через пустыню. Шоссе на холмике примерно в полтора метра высотой, его бока скошены, через равные расстояния под ним проходят трубы.

Буря шипит и трещит.

Когда наступает вечер и небо окрашивается в темно-синий цвет, мы спускаем огурец и кабутце вниз по откосу и ищем место, где можно разбить палатки. Ветер бушует. Мы выковыриваем из кабутце палатку Рубена. Его коврик тотчас улетает. Только что держали его в руках, и вот уже буря его вырвала и унесла.

Мы укрепляем в гальке первые колышки. Я стою на коленях, повернувшись спиной к ветру, Рубен сидит напротив меня с искаженным лицом. Мы прижимаем палатку к земле. Ее шатает из стороны в сторону, и нам требуется немало времени и сил, чтобы закрепить ее. Наконец она закреплена, но крайне ненадежно. Каждую секунду ветер может повалить ее, даже все ее швы натянуты до предела. Такое впечатление, что она готова в любой момент разорваться.

Потеряв терпение, сворачиваем ее и запихиваем обратно в кабутце.

Достаем мою. Хотя моя палатка рассчитана только на одного человека, все-таки она достаточно крепкая, чтобы выдержать бурю. Она, как кошка, прогибается под ветром, но стоит хорошо, и я впервые радуюсь тому, что не пожалел заплатить за нее так много денег.

Рубен трет себе глаза.

Я говорю:

– Она маленькая, но пойдет.

Он кивает головой. Кабутце и огурец я ставлю колесами на колышки палатки, чтобы получше укрепить ее.

– У меня глаза болят, – жалуется Рубен.

Я раскладываю коврик внутри палатки и говорю брату, чтобы он ложился туда, а я пока позабочусь о багаже и об ужине. В качестве ответа он лишь стонет.

Наступает ночь. Я сижу в передней части палатки, Рубен лежит на спине передо мной. Буря бушует, палатка дрожит, мой налобный фонарик выхватывает маленький кружок посреди мрака. В руке я держу бутылку с водой.

Глаза Рубена покраснели и отекли. Он смотрит на меня, но я не вижу тревоги в его взгляде. Я осторожно промываю его глаза водой, и пока он спокойно это терпит, до меня доходит, что он смотрит на ситуацию совсем другим взглядом. В самом деле, он не беспокоится ни о чем. Он же путешествует со своим братом. Он же твердо знает, что, пока я с ним рядом, все будет хорошо.

– Все будет хорошо, – уверенно говорю я, глядя, как вода стекает по его вискам.

Нет, у меня на душе совсем неспокойно. Свет от лампочки кажется мне маленьким и слабым, вокруг нас в темноте бушует буря, и в радиусе тридцати километров нет ни одной живой души.

Я идиот, но об этом я не стану говорить своему брату.

Ночь проходит как в лихорадке. Мы лежим, стиснутые, в палатке и потеем, между нами поместились вещи, воздух теплый и душный. Стенки палатки льнут к моему лицу. Рубену тоже не спится.

– Если бы мама увидела нас такими, она бы точно рассмеялась, – говорит он, а я задумываюсь и отвечаю ему:

– Она сейчас это и делает.

Вопреки ожиданиям, наутро буря не закончилась. Рубен выходит из палатки и не может разлепить глаза. Они заплыли и слезятся, брат похож на раненого тюленя.

«Черт!» – думаю я, но вслух говорю вполне уверенно:

– Все будет хорошо!

Я даю ему свою маску для сна и его солнечные очки, надо надеть и то и другое, только так можно защитить глаза. Я собираю палатку, упаковываю наши вещи, а потом сообщаю ему, что пришел момент исполнить наш уговор.

– Да, я знаю, – вздыхает он.

– Итак, до Дуньхуана еще как минимум восемьдесят километров. У нас есть два варианта: или мы поймаем машину и уедем, а остаток пути я пройду позже, или ты ляжешь назад в огурец, а я буду толкать.

– Это трудно, – признает он, туго завязывая свой капюшон. Из-под маски для сна и солнечных очков торчат теперь только рот и нос. Все равно видно, как он ухмыляется:

– Что, ты будешь меня толкать?

– Да.

– А я буду лежать и ничего не делать?

– Да.

– Супер! В таком случае не важно, буду ли я лежать в гостинице Дуньхуана или здесь.

В лицо нам дует ветер и хлещет дождь. Рубен лежит сзади в кузове огурца, кабутце привязана сзади. Я закрепил навигатор на руле и смотрю на экран, а сам упорно толкаю велосипед навстречу ветру.

За четыре часа мы прошли девять километров. Я чувствую себя выжатым носовым платком. Вот он, план болватепы. Рубен под своей маской смеется. У него есть идея получше.

Теперь я иду рядом с огурцом и держу руль, а Рубен сидит в седле и крутит педали. Я говорю ему, когда нужно крутить быстрее или, наоборот, тормозить, в зависимости от подъема и силы ветра. Мы быстро громыхаем вперед по пустыне.

Отваливается первый тормоз, потом второй. Потом ветер начинает дуть в другую сторону. Он атакует с тылу с такой силой, что, помимо нашей воли, заталкивает нас на несколько довольно крутых подъемов. Я снова и снова висну на руле, чтобы замедлить скорость, иногда даже прыгаю перед огурцом и упираюсь, чтобы остановить его. Мои ботинки скрежещут по земле до тех пор, пока скорость не снижается.

Потом мы подъезжаем к крутому спуску. Сначала я его не замечаю, но потом дорога обрывается в небесном пространстве. Ветер гонит нас вперед, мне приходится идти широкими шагами, чтобы успеть за скоростью огурца. Рубен сидит в седле, неподвижный и незрячий.

И тут спуск открывается передо мной, шириной в километр, по которому напрямик проходит шоссе. Пока я тщетно ищу выход, велосипед набирает скорость. Я пытаюсь тормозить, но уже слишком поздно.

Решение приходит мгновенно.

– Подвинься! – кричу я и одной ногой становлюсь на перекладину велосипеда. Рубен протестует, но мы уже едем.

Мы несемся вниз по левой стороне шоссе, Рубен крепко держится за мою куртку, ветер воет. Я смотрю на навигатор: двадцать километров в час, но мы еще разгоняемся. Двадцать пять километров, тридцать…

Огурец громыхает так, точно он вот-вот развалится, я думаю о кабутце и надеюсь, что она все еще здесь. У меня не хватает духу повернуть голову, чтобы посмотреть на нее.

Вдалеке появляется грузовик, который движется навстречу нам. Перед глазами у меня возникает картина: кровавый клубок из рук, ног и колес, несущийся вниз по склону и разбивающийся о землю пустыни.

– Когда я крикну «СЕЙЧАС», ты спрыгнешь! – кричу я. В ответ вопрос:

– Мы быстро едем?

Я смотрю на навигатор. Тридцать пять километров в час.

– Да нет! – вру я. – Это только ветер!

Грузовик резко огибает нас, мы теряем скорость, доехав до противоположной стороны спуска, и я благодарю судьбу, что мне не придется объяснять отцу, почему его младший сын летел через Гоби с повязкой на глазах.

Слава богу, мы остановились. У меня дрожат колени и весь лоб в поту.

– Что это было? – спрашивает Рубен. Мы садимся на обочину, прислонившись спиной к огурцу, и лишь теперь я пытаюсь ему объяснить, что случилось.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});