Время одуванчиков - Александр Афанасьев

него раньше не видел, на Волге. Презрительно огляделся по сторонам.

– Обязательно было ехать в такую дыру?

Я показал на закрытое кафе.

– Для вас это дыра. Для меня – молодость.

– Ну, да, ну да.

Я хотел еще одно – чтобы Семидворов посмотрел. Москвичи они как то… они не понимают, что есть в стране и другая жизнь, они как-то в облаках парят. Хотя я не согласен, что есть МКАД и есть Замкадье – в пределах Москвы есть как минимум пара миллионов нищих выходцев из провинции, которые половину московской зарплаты отдают за ипотеку (а то и больше) а на вторую половину пытаются выжить всей семьей. И получается – не всегда. Вот об этом я бы подумал – а не о том, как навербовать мордоворотов, чтобы в случае чего разогнать протесты. Если найдется отморозок, который пообещает обнулить их кредиты, и они ему поверят – эти люди снесут все на своем пути. И никакие футбольные фанаты, никакие «Наши» – отбитая версия комсомола – не помогут.

– Что нового?

– Ларин.

Генерал достал планшет, протянул мне.

– Читайте.

Я наскоро пробежался. Верилось с трудом.

– То есть, ему подписали помиловку?

– Именно. Формально – он болен раком.

– Верится с трудом.

– В том то и дело. Фуфло все это. Фуфло даже дважды – справка эта медицинская, и то, что ему позволили выскочить. Руку приложили.

Генерал протянул руку за планшетом.

– Сколько стоит такая услуга?

– Вы можете, конечно, не верить, но тут дело не в деньгах. Помилование бывшего смертника – и за деньги не купишь.

Я не поверил. Как думаете, почему?

– На дату посмотрите.

Я пожал плечами.

– Ничего не припоминаете?

– Нет.

– А я думал, вы следите за событиями в блатном бомонде. Не читаете ПраймКрайм?

Ай, как нехорошо. На что это вы намекаете, товарищ генерал государственной безопасности? Предлагаете мне, честному человеку, читать воровские постановы в прямом эфире? Блатную романтику познавать?

А мне мама говорила – коготок увяз, всей птичке пропасть.

– Ровно через десять дней после того как соскочил Ларин – в Стамбуле исполнили Анвара.

– Это связано?

– Там никогда не скажешь точно, да и вам это знать лучше. Но Анвар – был злейшим врагом Дато, и по сути именно он стоял между Дато и возвращением в Россию.

– Насколько мне помнится, Дато тут ждут несколько уголовных дел.

– Их можно закрыть. Возьмут деньги и закроют. Из всех – не готов был взять только Анвар. У него с Дато было личное. После того как Анвара не стало – Дато может проплатить и вернуться.

Я сохранил непроницаемое выражение лица. Но при этом подумал про себя – да, здорово же мы разложились, если генерал ФСБ так рассуждает, пусть даже отставной. Государственный вроде как человек.

Вроде. Уроде…

Мы разложились до такой степени, что для таких, как я, это уже опасно. Все же государство – должно быть в виде некоего арбитра… высшей силы. А не в виде проститутки на панели…

– Проехали.

– Что?

Я понял, что сказал это вслух.

– Ничего. Очень интересно.

– Но Дато, чтобы вернуться, должен вернуться с чем-то. Он не может просто вернуться, все поделено. Начнется война.

– Погодите… то есть на Белогорье претендует Дато?!

– Вы сказали.

Да… вот такого еще не было.

В американской литературе есть описание некоего высшего координирующего органа нашей мафии – типа итальянского Копполо. Как-то я читал – оно называется «Семеро сильных». Хорошо, если бы это было, – было бы больше порядка. Но этого нет. Есть кланы, грызущие друг друга. Но самые сильные из кланов – это не просто криминальные банды. Настоящий, сильный воровской криминалитет – опирается на целые роды, кланы, даже народы. Дед Хасан не стал бы тем, кем он стал, не будь за ним сразу несколько сильных и обособленных кланов – езидов (он был езид) и курдов.

Так вот, за Дато тоже стоят. И я знаю, кто. Дато – выходец из странного места, армянской Грузии, национального региона в Грузии, где большинство составляют этнические армяне. Как-то так получилось, что он неофициально представляет интересы всех меньшинств Грузии. Кроме того – ему доверяют армяне. Против него – причем категорически – только азербайджанцы.

Но Дато – не может вернуться в Москву, не вызвав бойню. И ему нечего делать в Грузии – в Грузии приняли закон, согласно которому тот, кто признает себя вором в законе, получает срок уже за это – а по их понятиям, отказываться от звания нельзя.

Значит, он сюда нацелился, с..а.

И проблема-то, как раз в том, что за Дато стоят слишком многие и они слишком далеко. Всех убрать не выйдет. А уйти в оборону – значит почти гарантированно проиграть.

– А что думают по этому поводу органы? – спросил я

Этот вопрос поставил Семидворова в тупик, это было видно. Ну не мыслил он такими категориями.

– Это не наша подведомственность.

– А чья?

Генерал протянул руку

– Планшет верните.

Ручку верните. 17

Я вернул. Мне не жалко.

– Это не наша подведомственность, повторяю. Но мы отслеживаем ситуацию.

– Вы что, хотите, что бы я убрал Дато?

Семидворов промолчал.

– Я не буду этого делать. По той простой причине, что сейчас не девяностые, в конце концов.

Семидворов посмотрел на меня с вселенской тоской в глазах. Я читал его мысли… о, как он хотел, чтобы вернулись благословенные времена большой страны и большого террора, когда само слово КГБ, а то и НКВД, внушало благоговейный ужас, и когда рукастые наркомвнудельцы сапогами месили тех, кто осмеливался не то чтобы сделать что-то, но даже подумать вопреки генеральной линии партии. Вот тогда были времена! Чекистские пайки, чекистский дом отдыха, чекистская безнаказанность. А сейчас что? Бегаешь как собачонка, трешь базары с мутными не то бизнерами, не то ворами, которые знают что у тебя включенный диктофон в кармане, и над тобой в лицо смеются. Начальство требует результатов – а как их давать, если тебя не боятся и не уважают?

Да… не времена. А то бы – ух!

Вот примерно так думает Семидворов. А я смотрю на него и думаю – а откуда берутся такие, как он, лягавые? У него ведь в крови – служить и вопросов не задавать лишних. Но это даже не главное. Главное то, что им немного надо для счастья. Думаете, ему Крузак так нужен? Да он на Волгу пересядет – он не гордый. Если в обмен вернутся те времена, со спецпайками, спецсанаториями, спецпривилегиями. Ему не нужны бабки. Мне – нужны.