Мир глазами Гарпа - Джон Уинслоу Ирвинг

Гарп. И ей показалось, он в первый раз за весь этот вечер заинтересовался по-настоящему. — Интересно… Тем более что я только что все это придумал.

— Насчет того, что хозяин собаки был на войне? — спросила Хелен.

— Как тебе сказать… не только, — признался Гарп.

— Так какую же часть истории ты выдумал? — спросила она.

— Всю целиком, — ответил он.

Они лежали в постели, и Хелен, прижавшись к нему, почти не дышала, понимая, что это один из самых щекотливых для него моментов.

— Или… почти всю, — прибавил он, помолчав. Гарпу никогда не надоедало играть в эту игру, хотя Хелен от нее уже порядком устала. Теперь он, конечно, подождет, когда она снова спросит: «И что же здесь правда, а что вымысел?» И он, конечно же, скажет, что это не имеет значения, пусть она лучше скажет, во что она не поверила. Тогда он эту часть переделает. Все, чему она верила, было истинным; все, чему она не верила, требовало доработки. Если же она верила всему рассказу, то и все целиком могло стать истиной. Как рассказчик он был совершенно безжалостен, и Хелен это знала. Если истина удовлетворяла его замыслу, он твердой рукой обнажал ее, но, если она представлялась ему неподходящей, он не задумываясь ее перекраивал.

— Когда ты вдоволь наиграешься с этим сюжетом, — сказала Хелен, — я бы все-таки хотела узнать, что же произошло на самом деле.

— Ну, на самом деле, — сказал Гарп, — это был бигль, а не овчарка.

— Бигль?

— Ну, если честно, то миттельшнауцер. И он действительно целыми днями сидел на привязи в дальнем конце переулка, но привязан был совсем не к армейскому грузовику.

— А к «фольсквагену»? — догадалась Хелен.

— К саням, на которых мусор вывозили, — сказал Гарп. — На этих санях зимой вывозили на улицу мусорные баки, но этот шнауцер, разумеется, был слишком мал и слаб, чтобы тащить такие тяжеленные сани в любое время года.

— А хозяин кафе? — спросила Хелен. — Он ведь на войне не был?

— Это была хозяйка, — сказал Гарп. — Вдова.

— И ее муж погиб на войне? — догадалась Хелен.

— Нет. Она овдовела совсем молодой, — сказал Гарп. — И ее муж погиб, переходя улицу. Она была очень привязана к этому псу, которого муж подарил ей на первую годовщину свадьбы. Но новая квартирная хозяйка не разрешала ей держать собаку дома, так что вдова на ночь оставляла пса в кафе, спустив его с поводка.

Когда в кафе становилось совсем пусто и мрачно, пес начинал очень нервничать, и его всю ночь разбирал понос от страха. А люди смотрели в окно и смеялись над тем, какие кучи наложил несчастный шнауцер. От этих насмешек собака еще больше нервничала, так что куч становилось все больше. А рано утром приходила вдова — чтобы успеть проветрить помещение и убрать собачье дерьмо. Потом она, бывало, отшлепает пса газетой, вытащит его, приседающего от страха, в переулок, и он там сидит весь день, привязанный к саням с мусорными баками.

— Значит, никакого кота тоже не было? — спросила Хелен.

— О, котов там было множество! — сказал Гарп. — Они приходили покопаться в мусорных баках возле кафе. Пес-то никогда бы мусор не тронул, потому что боялся вдовы, а еще он панически боялся котов, и как только в переулке появлялся какой-нибудь котяра, желавший проверить мусорные баки, пес заползал под сани и прятался там, пока кот не убирался восвояси.

— Господи! — сказала Хелен. — Значит, никто никого и не дразнил?

— Ну, дразнят-то всегда, — мрачным тоном возразил Гарп. — Была там одна противная девчонка, которая обычно останавливалась на тротуаре возле переулка и подманивала собаку к себе, вот только цепь собачья до тротуара не доставала, и собака только клацала зубами да тявкала, а девочка стояла на тротуаре и звала: «Ну давай, иди же! На-на-на!» — пока кто-нибудь не высунется из окна и не заорет, чтобы она оставила несчастную тварь в покое.

— Ты был там? — спросила Хелен.

— Да, мы там были, — сказал Гарп. — Каждый день моя мать сидела и писала в комнате, единственное окно которой выходило прямо в этот переулок. И собачье тявканье сводило ее с ума.

— Значит, Дженни передвинула сани с мусорными баками, — сказала Хелен, — и собака все-таки укусила ту противную девчонку, а ее родители пожаловались в полицию, и полицейские заставили собаку усыпить. Ну а ты, разумеется, стал утешением для печальной вдовы, все еще оплакивавшей своего мужа. Ей ведь, наверно, было чуть-чуть за сорок.

— Ей еще не было сорока! — сказал Гарп. — И случилось все совсем не так.

— А как? — спросила Хелен.

— Однажды ночью в кафе, — начал Гарп, — у пса случился удар. И подозреваемых, которые могли так испугать собаку, хватало с избытком. Наши соседи даже вроде как соревновались — кто сильней напугает пса.

Подкрадывались к кафе и ломились в окна и двери, визжа точно бродячие коты, — и приходили от собственных «шуточек» в полный восторг, а собаку, которая металась от страха, доводили до полуобморочного состояния.

— В общем, от испуга у собаки случился удар, и она умерла, — подытожила Хелен.

— Не совсем, — возразил Гарп. — От удара у пса парализовало задние конечности, так что он мог двигать только передними лапами и поворачивать голову. Но вдова цеплялась за жизнь этого песика не меньше, чем за память о своем усопшем муже, а у нее был любовник, плотник, и он смастерил для задней половины собаки маленькую тележку на колесиках. Собака переставляла передние лапы, а задняя, парализованная часть тела ехала на тележке.

— О господи! — только и сказала Хелен.

— Ты просто представить себе не можешь, какой звук издавали колеса этой тележки! — сказал Гарп.

— Видимо, не могу, — сказала Хелен.

— Мать говорила, что ей этого не вынести, — сказал Гарп. — Звук был поистине душераздирающий! Гораздо хуже тявканья пса, когда эта глупая девчонка его дразнила. Вдобавок пес не умел как следует поворачивать за угол без заноса. Он прыгал, а тележка отлетала в сторону быстрее, чем он успевал прыгнуть снова, и он оказывался на боку. А потом, естественно, самостоятельно встать не мог. Похоже, я был единственным, кто замечал эти его мучения, — во всяком случае, я единственный выходил в переулок и ставил пса на ноги. Как только он снова обретал вертикальное положение, то сразу же пытался меня укусить, — сказал Гарп, — но удрать от него ничего не стоило.

— Итак, однажды, — сказала Хелен, — ты отвязал этого шнауцера, и он выбежал на улицу, но не посмотрел по сторонам. Нет, извини: он выкатился на улицу, не посмотрев по сторонам. И все его неприятности сразу остались позади. А