История евреев в России и Польше: с древнейших времен до наших дней.Том I-III - Семен Маркович Дубнов

Тех, кто отказывался есть свинину или обычные щи, приготовленные на сале, избивали и оставляли голодать.

Других кормили соленой рыбой, а потом запрещали пить, пока малыши, мучимые жаждой, не согласились принять христианство.

Большинство этих детей, не выдержав причиняемых им мук, спасались крещением. Но многие кантонисты, особенно в более зрелом возрасте (от пятнадцати до восемнадцати лет), переносили свою мученическую смерть с героическим терпением. Избитые почти до беспамятства, с исполосованными плетями телами, измученные до изнеможения голодом, жаждой и бессонницей, отроки снова и снова заявляли, что не изменят вере своих отцов. Большинство этих строптивых юношей были вывезены из казарм в военные госпитали, чтобы их освободила добрая смерть. Лишь немногие остались живы.

Наряду с этим пассивным героизмом были случаи показательного мученичества. Один такой случай сохранился в народной памяти. Рассказывают, что во время военного парада в городе Казани начальник батальона выстроил всех еврейских кантонистов на берегу реки, где стояли греко-православные священники в своих облачениях, и все было готово к бою. обряд крещения. На команду прыгнуть в воду мальчишки отвечали по-военному: «Есть, есть!» После чего они нырнули и исчезли. Когда их вытащили, они были мертвы. Однако в большинстве случаев эти маленькие мученики страдали и умирали бесшумно, во мраке гауптвахт, казарм и военных госпиталей. Они усыпали своими крохотными телами дороги, ведущие в окраины Империи, а те, кому удалось туда добраться, медленно угасали в казармах, превращенных в инквизиционные подземелья. Это мученичество детей, происходящее в военной среде, представляет собой уникальное явление даже в обширных анналах еврейского мартирологии.

Таков был удел малолетних кантонистов. Что же касается взрослых рекрутов, призванных в армию в обычном призывном возрасте (18-25 лет), то их обращение в христианство не проводилось такими же прямыми методами, но судьба их была ничуть не менее трагичной с момента призыва. их пленение до конца их тяжкой двадцатипятилетней службы. Юношей, не знавших русского языка, отрывали от хедер или ешибы, часто от жены и детей.

Из-за модных тогда ранних браков большинство молодых людей в возрасте восемнадцати лет женились. Грядущая разлука на четверть века, к которой добавлялась опасность солдатского отступничества или гибели в дальних краях, часто нарушали родственные связи. Многие рекруты, прежде чем начать военную карьеру, разводились с женами, чтобы не обрекать их на вечное вдовство.

В конце 1834 г. среди еврейских масс стали распространяться слухи о готовящемся к изданию законе, запрещающем ранние браки, но освобождающем от воинской повинности тех, кто вступил в брак до обнародования закона. Возникла паника. Повсюду проявлялась лихорадочная поспешность при женитьбе мальчиков от десяти до пятнадцати лет на девочках столь же нежного возраста. В течение нескольких месяцев в каждом городе появились сотни и тысячи таких пар, брачные отношения которых часто сводились к игре с орехами или костями. Недоразумение, вызвавшее эту бессмысленную матримониальную панику или бехолох[84], как ее потом называли в народе, было устранено изданием 13 апреля 1835 г. нового «Положения о евреях». Правда, в новом законе содержался пункт, запрещавший браки до восемнадцатилетнего возраста, но он не давал никаких привилегий тем, кто уже вступал в брак, так что единственным результатом «бехолох» было увеличение числа семей, ограбленных путем призыва на военную службу. Их головы и сторонники.

Годы военной службы прошли среди необыкновенных лишений взрослых солдат-евреев. Их били и высмеивали за неумение изъясняться по-русски, за отказ есть трефу, за общую неприспособленность к чужой среде и к военному быту. И даже когда этот процесс адаптации был, наконец, завершен, еврейский солдат никогда не продвигался дальше должности унтер-офицера, поскольку крещение было неизбежным шагом к более высокому званию. Правда, Положение о военной службе обещало солдатам-евреям, отслужившим свой срок в армии, с отличием поступить на гражданскую службу, но это обещание оставалось на бумаге до тех пор, пока кандидаты были верны иудаизму. Напротив, евреям, отслужившим военную службу и ставшим в большинстве случаев ограниченными в правах, не разрешалось даже провести остаток жизни в местностях вне черты оседлости, в которых они находились в качестве солдат. Лишь в более поздний период, при Александре II, это право было предоставлено «николаевским солдатам» и их потомкам.

Вся тяжесть призыва легла на беднейшие классы еврейского населения, так называемое бюргерское сословие, состоявшее из мелких ремесленников и тех обедневших торговцев, которые не могли позволить себе записаться в торговые гильдии, хотя известны случаи где бедные евреи просили от двери к двери собрать достаточную сумму денег для цехового аттестата, чтобы спасти своих детей от военной службы.

Более или менее обеспеченные люди освобождались от призыва либо в силу их торгового статуса, либо из-за их связей с лидерами кагалов, которые имели право выбирать жертв.

4. ПОЛИТИКА ВЫСЫЛКИ

Во всех странах Западной Европы введение личной воинской повинности для евреев либо сопровождалось, либо предшествовало их эмансипации. Во всяком случае, за этим последовало некоторое смягчение их ограничений в правах, послужившее, так сказать, залогом предоставления равноправия. Даже в клерикальной Австрии возложению на евреев воинской повинности предшествовал «Патент толерантности», этот предполагаемый Акт об освобождении.[85]

В России произошло как раз обратное. За введением воинской повинности самого отягчающего рода и невыразимыми жестокостями, сопровождавшими ее практическое исполнение, в случае с евреями последовало беспрецедентное обострение законодательной дискриминации и чудовищный рост их ограничений в правах. Евреев стегали двойным кнутом, военным и гражданским. В тот самый злосчастный год, когда был издан закон о воинской повинности, всего через три месяца после того, как он получил императорскую санкцию, когда еще раздавались стоны евреев, постящихся и молящих Бога избавить их от бедствия. в синагогах были изданы два новых указа, оба подписанные 2 декабря 1827 г.: один предписывал перевод евреев из всех деревень и деревенских постоялых дворов Гродненской губернии в города и местечки, другой предписывал изгнание все еврейские жители города Киева.

Изгнание из гродненских деревень было продолжением политики сельской ликвидации еврейства, начатой в 1823 г. в Белой России. Гродненская губерния должна была служить лишь отправной точкой. Великому князю Константину, поднявшему этот вопрос, было приказано «сначала произвести изгнание в одном гродненском правительстве» и отложить на потом применение той же меры к другим «правительствам». доверено его командованию».

В то же время была проявлена большая предусмотрительность, поручившая великому князю подождать с изгнанием евреев «до окончания действующей в настоящее время воинской повинности». Видимо, был некоторый страх перед расстройствами и осложнениями. Было сочтено более разумным сначала забрать детей для армии, а затем выгнать родителей, завладеть молодыми птицами, а затем разорить гнездо.

Изгнание из Киева было