Из морга в дурдом и обратно - Андрей Шляхов

Никто из больных не останавливался возле них — глазеть здесь было не принято. Тебя не касается — иди по своим делам, а то как бы чего не вышло.

— Вот, пожалуйста! — Вернувшаяся медсестра подала Ирине Юрьевне раскрытую тетрадку.

Старшая сестра заглянула в нее и тут же перевела взгляд на Данилова.

— Ваши таблетки, — сказала она, — все совпадает.

— Хорошо, пусть будут мои, — согласился Данилов.

— Что у вас здесь за демонстрация?! — спросила подошедшая Безменцева.

— Полюбуйтесь, Тамара Александровна, как ваши больные таблетки пьют! — поддела ее старшая сестра.

Санитар, так и продолжающий придерживать Данилова, протянул к Безменцевой ладонь с таблетками.

— В первую очередь, Ирина Юрьевна, я вижу, как ваши сестры раздают таблетки! — ответила ударом на укол Безменцева. — Будьте уверены — я донесу этот вопрос до главного врача! Мне совсем не улыбается отвечать за чужую халатность.

«Знаю я, как ты будешь доносить, — подумала старшая сестра, поджимая губы. — Завалишься на стол и под „это дело“ поделишься свежими новостями».

Вдалеке вышла из палаты медсестра, раздававшая таблетки.

— Галя! — что есть мочи гаркнула старшая сестра. — А ну иди сюда!

— Что случилось, Ирина Юрьевна?! — заволновалась Галя.

— Ты подойди сначала, а то не увидишь!

— Кричать вы можете, Ирина Юрьевна, отчитывать — тоже, но этого мало. Старшая сестра должна уметь организовать работу так, чтобы не было чрезвычайных происшествий.

Безменцева жила по принципу: «Если кто-то ударил тебя по щеке — забей его насмерть».

— Я в старших сестрах не первый год! — огрызнулась Ирина Юрьевна.

— Тем хуже! — парировала Безменцева.

Подошедшая Галя увидела таблетки и, поняв в чем дело, начала оправдываться:

— Ирина Юрьевна, вы же меня знаете! Я никогда… Он при мне всегда пил…

— При тебе?! А откуда же тогда таблетки?!

— Не знаю.

— И я не знаю. Ты вообще больным в рот заглядываешь? Или только в штаны?

— Ирина Юрьевна… — Покрасневшее лицо Гали стало пунцовым. — Если всем заглядывать, так это столько времени… Я только подозрительным…

— А он у тебя был в доверии?! — Старшая сестра кивнула на Данилова.

— Послушайте, — вмешался Данилов. — Мне весь ваш этот цирк с разборками неинтересен. Я хочу вернуться в палату!

— Возвращайтесь, — разрешила Безменцева, и санитар тут же отпустил Данилова. — Я сейчас к вам приду. С заведующим.

Данилов пошел в палату, слыша, как за его спиной свирепствует старшая сестра.

— Вот тебе премия! Вот тебе отпуск летом! — Нетрудно было догадаться, что слова сопровождаются демонстрацией кукишей. — И попробуй еще раз своего алкаша к нам в отделение положить! Все, Галя, доигралась!

Поняв, что оправдываться бесполезно, Галя громко зарыдала.

— Заканчивайте концерт! — потребовала Безменцева. — Скажите лучше — Геннадий Анатольевич уже вернулся с «пятиминутки»?

В палате было пусто — соседи завтракали. Данилов лег на койку, взял с тумбочки наполовину прочитанный детектив и попытался углубиться в сюжет.

Не успел вчитаться, как в палате появились Безменцева и Лычкин. Сдержанно-негодующие, так и пышущие праведным гневом.

— Владимир Александрович, — начал заведующий отделением, — саботаж лечения идет вразрез с нашими правилами. Вы как врач должны понимать, что нельзя игнорировать назначения…

— Если, конечно, вы заинтересованы в своем здоровье, — добавила Безменцева.

— Да, я заинтересован в своем здоровье! — Данилов встал, чтобы разговор велся на равных. — Я очень заинтересован в своем здоровье и потому не собираюсь глотать ваши таблетки!

— Чем же они вам не угодили? — с издевкой спросил заведующий отделением.

— Всем, — ответил Данилов. — Хотя бы тем, что я не собираюсь превращаться в идиота!

— Не забывайтесь! — Лычкина аж передернуло. — Вы же врач!

— Да, я врач! — подтвердил Данилов. — И не надо ежеминутно напоминать мне об этом! У меня нормальная память! Хотя бы потому, что я не принимаю нейролептики!

— И давно вы их не принимаете? — спросила Безменцева.

— С первого дня!

Безменцева и Лычкин переглянулись.

— Ваше поведение противоречит…

— Ничему оно не противоречит! — Данилов окончательно вышел из себя и уже не мог сдерживаться. — Я имею полное право отказаться от лечения! Я имею полное право знать, почему мне вдруг выставили диагноз «шизофрения»! Я имею полное право послать вас всех к черту и немедленно уйти отсюда! Но для начала я хотел бы услышать обоснование моего диагноза!

— Кто вам сказал про диагноз? — спросила Безменцева.

— Я видел его на истории болезни, лежащей на посту! Скажете, что мне померещилось? Я не страдаю галлюцинациями!

— Никто не признается в том, что он галлюцинирует, — усмехнулся Лычкин. — Но это ничего не меняет…

— Конечно, не меняет! — кивнул Данилов. — Разве вам интересно мнение ваших пациентов? Главное для вас, что бы костюмчик сидел, то есть чтобы диагноз был выставлен! А там хоть трава не расти!

— Времена карательной психиатрии давно прошли! — Заведующий отделением повысил голос.

— Времена прошли, — согласился Данилов, — а привычки остались! Так что там с моим диагнозом?

— Ничего, — нахмурился Лычкин. — Давайте сменим тон и вообще будем… благоразумны. Иначе ничего у нас не получится…

— У нас уже не получилось, если вы не в курсе. Я требую представить мне развернутое обоснование моего диагноза или снять его!

— Диагноз выставлен на основании объективных данных, — сказал Лычкин, — он согласован с кафедрой и в пересмотре не нуждается. Что же касается развернутого обоснования, то вам оно не нужно. Все равно ничего не поймете!

— Это я-то не пойму?

— Вы. Вы хоть и врач, но не психиатр.

— Это ваше окончательное слово?

— Самое последнее, — подтвердил Лычкин. — Другого и быть не может!

— Я поддерживаю Геннадия Анатольевича. — Во взгляде Безменцевой сквозило торжество.

«За что она меня так ненавидит?» — удивился Данилов.

— Тогда я требую немедленно выписать меня! Дайте бумагу и ручку — я напишу заявление!

— Это невозможно, Владимир Александрович! — покачал головой заведующий отделением. — В подобном состоянии вас нельзя отпускать. Вы же можете натворить таких дел… Ложитесь и начинайте лечиться. Раньше образумитесь — раньше выпишетесь.

— Я выпишусь сегодня! — заорал Данилов. — Прямо сейчас!

— Все в порядке, Геннадий Анатольевич? — Дверь открылась, и в нее просунулась голова санитара.

— Пока свободен, — не оборачиваясь, сказал Лычкин.

Данилов присел около своей тумбочки, рванул на себя дверцу и сгреб все свое нехитрое имущество в пакет.

Поднялся, посмотрел на врачей и молча пошел к двери.

— Вернитесь на свое место! — потребовал заведующий отделением.

— Да пошел ты… — отозвался Данилов. — Лучше распорядись, чтобы мне вещи выдали.

— Я вам говорю — вернитесь на свое место!

Не желая больше тратить времени на бесполезные разговоры, Данилов вышел в коридор и неторопливо пошел к двери, ведущей на свободу.

Он не дошел двух или трех шагов — налетели сзади, сильным толчком в спину свалили на пол, насели сверху, стали выкручивать руки, а еще схватили за волосы и несколько раз с силой ударили лицом о пол. Потекла кровь из разбитого носа. Затем потянули пижамные штаны вместе с трусами, оголяя плацдарм для укола, и послышалась команда:

— Коли давай! Чего встала?

Данилов узнал голос заведующего отделением. Лиц не было видно — только обувь.

— Сукин сын! — с чувством выругался Данилов.

В ягодицу кольнуло. Совсем не больно. Рука у медсестры определенно была легкой.

— В надзорную его! — распорядился заведующий.

— Вяжем? — спросил мужской голос, который не мог принадлежать никому, кроме санитара.

— Естественно!

Спине стало легче. Почти сразу же две пары рук подняли Данилова и поволокли по коридору. Где-то на полдороге у Данилова начала сильно кружиться голова, а спустя несколько секунд он провалился в бездонную темную пропасть.

Как укладывали на кровать и как привязывали к ней, Данилов не почувствовал. Он спал крепко-крепко, так, как давно уже не спал.

— Вот как чувствовал, что с Даниловым этим придется повозиться! — сказал в ординаторской заведующий отделением. — Как в воду глядел.

— Все-то вы знаете, Геннадий Анатольевич, — проворковала Безменцева.

— Кроме дня собственной смерти, — уточнил Геннадий Анатольевич.

Глава четырнадцатая

Елена, или тайны мадридского двора

Суета сует и всяческая суета — вот что такое рабочий день заведующего подстанцией. Особенно когда нет старшего врача, внезапно выбитого из строя обострением остеохондроза.

Все приходится делать самой — разбирать вчерашний день на утренней «пятиминутке», в тысячный раз объяснять, что карты вызова следует писать аккуратно и с умом, что проведенное лечение и вообще все действия бригады должны соответствовать выставленному диагнозу, а диагноз должен «логически вытекать из жалоб и данных осмотра».